Девушка из кошмаров

Все смотрят на меня.

– Ладно, – говорю я. – Ладно, подождем.

Но не слишком долго.

Глава 5

Ночью спалось паршиво. Сижу у Томаса за кухонным столом вместе с Кармель и наблюдаю, как Томас с Морвраном готовят завтрак. Еще не до конца проснувшиеся, они слаженно занимаются привычными домашними делами, шаркая по кухне между столом и плитой. Морвран ужасно смешной в клетчатом фланелевом халате. В жизни не догадаешься, что под этим халатом один из сильнейших вудуистов Северной Америки. В этом отношении он напоминает своего внука.

Мясо скворчит на горячей сковородке. У Морврана есть привычка жарить на завтрак болонскую колбасу колечками. Странновато, но на самом деле здорово. У меня в это утро аппетита нет, но Томас плюхает передо мной тарелку с горкой колбасы с омлетом, поэтому я нарезаю ее кусочками и гоняю по тарелке, будто бы ем. Кармель через стол от меня занимается ровно тем же самым.

Наполнив собственную тарелку, Морвран кладет кусочек колбасы в Стеллину миску. Черная лабрадориха влетает в кухню с таким видом, словно сто лет не ела. Морвран похлопывает ее по толстой корме и облокачивается на кухонный стол, наблюдая за нами из-под очков.

– Рановато для сходки юных охотников за привидениями, – говорит он. – Должно быть, положение отчаянное.

– Ничего не отчаянное, – бормочет Томас.

Морвран фыркает с полным ртом омлета.

– Вы же не просто заглянули на сосиски с утра пораньше, – говорит он.

Еще одна фишка – он называет болонскую колбасу сосиской.

– Апельсиновый сок восхитителен, – улыбается Кармель.

– Я покупаю без мякоти. А теперь выкладывайте. Мне еще в магазин надо. – Говоря это, он смотрит прямо на меня.

Я заранее выстроил в голове всю линию вопросов-ответов. Но вместо этого выпаливаю:

– Нам надо выяснить, что случилось с Анной.

Я, наверное, уже в десятый раз ему это говорю, ему уже тошно слушать, как я это произношу. Но надо выдержать. Нам нужна его помощь, а он не предлагал подсобить нам с той самой ночи, когда мы сражались с обеатом. Морвран тогда накладывал контрзаклинания, чтобы я не умер после проклятия обеата, и помогал Томасу ставить защитные заклятья в Аннином доме.

– Как тебе колбаса? – спрашивает он.

– Прекрасно. Но я не голоден. И я не перестану спрашивать.

Взгляд его перемещается на мой рюкзак. Я никогда не достаю атам при Морвране. Он так на него смотрит, что я понимаю: это нежелательно.

Томас откашливается:

– Расскажи им о Мари Лапонте.

– Кто такая Мари Лапонте? – спрашиваю я, пока Морвран сердито смотрит на Томаса – тому явно потом влетит.

– Она… – Под взглядом деда Томас колеблется, но на сей раз я побеждаю. – Это вудуистка с Ямайки. Морвран разговаривал с ней о… о твоей ситуации.

– О чем именно?

– В основном об обеате. О том, что он был пожирателем плоти, что мог поглощать силу и сущность даже после смерти. В смысле поедание плоти само по себе редкость. То, чем стал мертвый обеат, сожрав твоего отца, привязав себя к атаму, кормясь с его помощью – это делает его уникальным, вроде чертова единорога.

– Томас, – рявкает Морвран, – закрой варежку! – Мотает головой и бормочет: «Нашел единорога!» – Этот призрак просто взял древнее искусство и вывернул его, превратив в нечто противоестественное.

– Я не собирался… – начинает Томас, но я перебиваю его.

– Что сказала ваша приятельница? – спрашиваю я. – Мари Лапонте? Вы спрашивали ее об Анне?

– Нет, – говорит он. – Я спрашивал ее про обеата. Меня интересовало, разорвалась ли связь между обеатом и ножом и можно ли ее разорвать.

Мы это уже обсуждали, но все равно волосы у меня на загривке встают дыбом.

– Что она сказала?

– Сказала, что можно. Что связь разорвана. Будет разорвана.

– Будет? – громко переспрашивает Кармель, ее вилка со звоном задевает тарелку. – Какого черта это значит?

Морвран пожимает плечами и скармливает Стелле кусочек колбасы со своей вилки, когда собака трогает его лапой за колено.

– А еще что-нибудь она сказала? – спрашиваю я.

– Ну да, – отзывается он. – Сказала то, что я пытаюсь донести до тебя уже несколько месяцев. Перестань совать нос куда не следует. Пока не обзавелся врагом, который тебе этот нос отрежет.

– Она угрожала мне?

– Это была не угроза. Это был совет. В мире есть такие тайны, парень, за сохранение которых люди готовы убивать.

– Какие люди?

Он отворачивается, ополаскивает пустую тарелку в раковине и сует ее в посудомойку.

– Неверный вопрос. Тебе следовало спросить, какие тайны. Какая сила.

Мы за столом делаем измученные лица, а Томас изображает вопль и движение, символизирующее, как мне кажется, вытрясание души из Морврана. Вечно его дед со своей загадочностью. Вечно у него ребусы. Нас это бесит.

– С атамом что-то творится, – говорю я в на дежде, что от частого повторения простых вещей ситуация начнет проясняться. – Я не знаю что именно. Я вижу Анну и слышу ее. Может, атам потому ее и выискивает, что я ее ищу. Или потому, что она ищет меня. Может, дело в нас обоих.

– А может, и больше того, – говорит Морвран, поворачиваясь обратно.

Он вытирает руки посудным полотенцем и таращится на меня так, что я чувствую себя всего лишь скелетом и клинком.

– Эта штука у тебя в кармане больше не отвечает на приказы обеата. Но на чьи она отвечает?

– На мои, – говорю. – Она была сделана, чтобы отвечать мне. Моему роду.

– Возможно, – говорит он. – Или твой род был создан, чтобы отвечать ей? Чем дольше я с тобой разговариваю, тем больше моя голова наполняется ветром. Здесь происходит что-то еще, и я воспринимаю это как грозу. Ты должен чувствовать то же самое. – Он указывает подбородком на внука. – Ты, ты, Томас! Я не для того растил тебя, чтоб ты ушами хлопал.

Томас выпрямляется и бросает на меня быстрый взгляд, словно я страница, на непрочтении которой его поймали.

– А вы не можете быть не такими зловещими – хотя бы с утра? – подает голос Кармель. – Мне это все не нравится. В смысле что же нам делать?

– Расплавить этот нож до капли и закопать, – говорит Морвран, хлопая ладонью по колену, чтобы черная лабрадориха пошла за ним обратно в спальню. – Но вы же этого ни за что не сделаете. – На выходе из кухни он останавливается и глубоко вздыхает. – Послушай, парень, – говорит он, глядя в пол, – этот обеат был самой извращенной голодной тварью, с какими я имел несчастье сталкиваться. Анна утащила его из этого мира. Порой мы достигаем нужного результата. Тебе надо оставить ее в покое.

– Ну что ж, тут облом, – говорит Кармель по дороге в школу. – А Гидеон утром что сказал?

– А он не ответил. Я оставил сообщение.

Кармель за рулем еще некоторое время распространяется насчет того, как ей не нравится все сказанное Морвраном и как у нее от этого мурашки, но я слушаю ее вполуха. Второй половиной я слушаю Томаса, который, по-моему, все еще пытается подключиться к вибрации, снятой Морвраном с атама. Судя по его лицу, он уже почти задохнулся, а значит, ему не особенно везет.

– Давайте просто переживем этот день, – говорит Кармель. – Очередной день несущегося к концу учебного года, а там уже со всем разберемся. Может, на выходных нам попадется другое привидение. – Она мотает головой. – А может, нам следует вообще все отложить на некоторое время. По крайней мере, пока не получим весточку от Гидеона. Черт! Мне ж полагалось придумывать украшения для зала перед заседанием комитета выпускников!

– Так ты же даже не заканчиваешь в этом году.

– Это не значит, что я не в комитете, – фыркает она. – Так. Ну что, именно это мы и сделаем? Отложим все и подождем, пока Гидеон не ответит?

– Или пока Анна снова не постучится в окно, – говорит Томас, и Кармель прожигает его взглядом.

– Ага, – откликаюсь я. – Полагаю, именно так мы и поступим.

Как я сюда попал? Сознательный выбор явно ни при чем. По крайней мере, не похоже. Когда Кармель с Томасом закинули меня после школы домой, я планировал слопать две порции маминых спагетти с тефтелями, а затем завалиться овощем перед теликом. И что же я делаю в маминой машине, в четырех часах и неизвестно скольких милях по шоссе от дома, таращась на торчащие на фоне темнеющего неба сонные дымовые трубы?