Девушка из кошмаров

– Видишь? – говорит Кармель.

Она замедляет шаг, чтобы я мог догнать и идти рядом. Томас говорит что-то еще насчет Кэти, всплывает имя «Нат», но я не особенно прислушиваюсь. Дела этих парочек меня не касаются. Притормаживаю и возвращаюсь на свое обычное место, чуть позади. В торговом центре слишком людно, чтобы идти троим в ряд, не натыкаясь при этом на людей и не лавируя между ними.

Несколько голосов разом выкликают имя Кармель, я отрываюсь от своей булочки с корицей и вижу размахивающих руками Аманду Шнайдер, Хейди Трико и другую Кэти – Как-ее-там. Рядом с ними Дерек Пиммс и Нэт Бергстром; Томас назвал бы этих парней новой волной Троянской Армии. Я почти слышу, как он об этом думает, слышу, как он скрипит зубами, когда мы подходим к ним.

– Привет, Кармель, – говорит Хейди. – Что делаешь?

Кармель пожимает плечами:

– Синнабон. И гуляем. Намеки вот разбрасываю про подарки на день рождения, но некоторые настолько тупы, что не улавливают. – Она нежно толкает Томаса локтем в бок.

Лучше б она так не делала. По крайней мере, не в этой компании, потому что Томас от этого краснеет как рак, вызывая на лицах Дерека и Нэта мудацкие улыбочки. Другие девочки просто смотрят сначала на него, потом на меня – и улыбаются, не разжимая губ. Томас переминается с ноги на ногу. Он ни за что не посмотрит Дереку или Нэту в глаза, так что я компенсирую это, переглядев их. Чувствую себя идиотом, но что поделаешь. Кармель просто болтает и смеется, расслабленно и якобы не замечая всего происходящего.

И тут что-то шевелится. Атам. Он надежно зафиксирован – спрятан в ножны и пристегнут двумя ремнями к лодыжке. Но я только что почувствовал его движение – он так порой делает, когда я на охоте. И это не мелкое подрагивание – однозначная попытка освободиться.

Чувствуя себя спятившим более чем наполовину, резко оборачиваюсь в ту сторону, куда он дернулся. Никаких покойников в торговом центре нет. Здесь слишком людно, слишком ярко, слишком лосьонно. Но нож не лжет, поэтому я обшариваю взглядом лица прохожих – пустые по пути в «Эмерикен Игл»[5], смеющиеся, улыбающиеся друзьям. Все несомненно живые, пусть и в разной степени. Снова разворачиваюсь, и нож дергается.

– Что? – бормочу и гляжу вперед, на витрину магазина на противоположной стороне коридора.

Это Аннино платье.

Старательно моргаю, дважды. Но это ее платье. Белое и простое. Красивое. Я направляюсь к нему, и торговый центр замолкает. Что я вижу? Не просто платье, похожее на ее. Это то самое платье. Я понимаю это еще до того, как нога манекена делает шаг с подставки.

Пластиковые ноги делают ее походку неровной. Волосы свисают по плечам, безжизненные и тусклые, как синтетический парик. В лицо ей я не смотрю. Даже когда мои пальцы касаются стекла витрины, а ее манекенские ноги сгибаются в коленях, шурша белой тканью.

– Кас!

Я вздрагиваю, шум торгового центра бьет по ушам словно захлопнутая с грохотом дверь. По бокам от меня – Томас и Кармель с озабоченными лицами. В голове туман, будто я только что проснулся. Моргая, гляжу на стекло – манекен стоит где всегда стоял, в стандартной позе и одетый в белое платье, даже отдаленно не напоминающее Аннино.

Оглядываюсь на Аманду, Дерека и остальных. В данный момент вид у них такой же контуженый, как у Томаса с Кармель. Но завтра они уже будут истерически ржать, рассказывая об этом всем, кого знают. Неловко убираю руки от стекла. После того что ребята только что видели, я не могу их винить.

– С тобой все в порядке? – спрашивает Кармель. – Что случилось?

– Ничего, – говорю. – Мне показалось, будто я кое-что увидел, но это ерунда.

Она опускает глаза и тайком оглядывается:

– Ты кричал.

Смотрю на Томаса, тот кивает.

– Полагаю, я слегка переборщил. Акустика тут ни к черту – сам себя не слышишь.

Я вижу, как они переглядываются, и не пытаюсь их ни в чем убедить. Да и как? Они видят белое платье в витрине и знают, что это значит. Они знают, что именно мне показалось.

Глава 4

На следующий день после эпохального нервного срыва в торговом центре я провожу свободный урок на воздухе, в углу школьного двора – сижу под деревом и по мобильнику разговариваю с Гидеоном. Другие школьники тоже высыпали наружу и оккупировали солнечные участки двора, развалившись на молоденькой весенней травке, положив головы на рюкзаки или колени подружек. Время от времени они поглядывают в мою сторону, что-то говорят, и все смеются. До меня доходит, что раньше у меня лучше получалось вливаться в коллектив. Наверное, не стоит оставаться здесь на следующий год.

– Тезей, все в порядке? У тебя какой-то отстраненный голос.

Смеюсь:

– Ты прямо как моя мама.

– Пардон?

– Извини.

Дурацкие колебания. Я ведь именно из-за этого ему и позвонил. Я хотел поговорить об этом. Мне нужно услышать, что Анна ушла навсегда. Что она не может вернуться. И мне надо услышать это, произнесенное авторитетным британским тоном.

– Тебе доводилось слышать, чтобы кто-нибудь возвращался… ну, после перехода? – говорю я наконец.

Гидеон выдерживает приличествующую случаю задумчивую паузу.

– Никогда, – говорит он. – Это просто невозможно. По крайней мере, в пределах разумной вероятности.

Прищуриваюсь. С каких это пор мы живем в пределах разумной вероятности?

– Но если я отправляю их с одного плана на другой при помощи атама, разве не может существовать какая-то иная штука, способная вытащить их обратно? – На сей раз пауза длиннее, но на самом деле он не воспринимает ситуацию всерьез. Если б воспринимал, уже бы слышался скрип лестницы и шелест переворачиваемых страниц. – В смысле ну это не такая уж дикая мысль. С А на Б, с Б на, скажем, Г, но…

– Боюсь, это скорее с А на Б на Пи. – Он набирает воздуха. – Тезей, я знаю, о ком ты думаешь, но такой возможности просто нет. Мы не можем ее вернуть.

Крепко зажмуриваюсь:

– А если я скажу, что она уже вернулась?

– Что ты имеешь в виду? – В голосе явственно слышится осторожность.

Надеюсь, смех его успокоит, и изгибаю губы в улыбке:

– Не знаю, что я имею в виду. Я не для того звонил, чтоб пугать тебя до ужаса. Я просто… просто, наверное, я много о ней думаю.

Он вздыхает:

– Я знаю, ты должен попытаться. Она была… она была необычайная. Но теперь она там, где ей надлежит находиться. Послушай меня, Тезей, – говорит он, и я почти чувствую его иссохшие пальцы у себя на плечах. – Тебе надо это отпустить.

– Знаю.

И я правда знаю. Часть меня хочет рассказать ему о том, как двигался атам, о том, что я, по-моему, видел и слышал. Но он прав, и это просто бред сумасшедшего.

– Слушай, не волнуйся за меня, ладно? – говорю я и поднимаюсь. – Черт, – бормочу, ощупывая мокрые джинсы.

– Что? – озабоченно переспрашивает Гидеон.

– А, ничего. Просто у меня на заднице здоровенное мокрое пятно – под деревом сидел. Клянусь, земля здесь вообще никогда не просыхает.

Он смеется, и мы нажимаем отбой.

По пути обратно в школу меня ловит за рукав Дэн Хилл.

– Привет, – говорит он. – У тебя вчерашний конспект по истории есть? Не одолжишь на время самоподготовки?

– Ну ладно, – отвечаю с некоторым удивлением.

– Спасибо, чувак. Понимаешь, обычно я у кого-нибудь из девчонок стреляю, – сверкает улыбка повесы, – но сейчас едва тяну на тройку, а ты последнюю контрольную лучше всех написал, да?

– Ну да, – киваю я. Я действительно набрал максимальный балл. К моему крайнему удивлению и вящей радости мамы.

– Круто. Слышь, говорят, ты вчера вечером в торговом центре был то ли под кислотой, то ли еще под чем.

– Я увидел платье, которое хотела Кармель, и показал его Томасу Сабину. – Пожимаю плечами. – В школе из этого черт-те что нагородили.

– Ну да, – говорит он, – я так и подумал. До встречи, чувак.

И он уходит в другую сторону. По-моему, Дэн классный. Если повезет, он разнесет мое алиби по всей школе. Хотя вряд ли. Опровержения печатают на последней странице газеты. Скучная история всегда проигрывает, даже если она правдивая. Так уж все устроено.

5

«Эмерикен Игл» (American Eagle) – сеть магазинов одежды и аксессуаров.