Объятия смерти

Что же. Хоть один из них теперь вернул власть над своей судьбой. С этой мыслью его окончательно истощенное таким простым действием тело все же отказало. Сознание поглотила вязкая темнота.

Проснулся он от необычайно яркого запаха дыма и громкого треска горящих поленьев. Открыв глаза, он увидел вместо неба или птичьего крыла простенькую крышу шалаша. Попытался пошевелиться. С трудом, но удалось это сделать, но вспыхнувшая в груди боль сбила дыхание, от чего он закашлялся, сплюнув сгусток крови. Чьи-то крепкие руки бережно поддержали его, помогая принять сидячее положение. Под спину подложили что-то мягкое. Приняв полусидящее положение, парень осмотрелся. Он был в небольшом шалаше, или правильнее сказать — под самодельным навесом. Стена была только одна, и ею служило какое-то крупное дерево, на выступающий корень которого он сейчас и опирался. В остальном же навес держали крепкие древесные жерди. В небольшом отдалении потрескивал костер, и аппетитно варилась в котелке какая-то похлебка. Рядом сидел чрезвычайно хрупкого вида старик, одетый в какую-то драную тунику, у которого вместо волос на голове росло что-то… другое. Определить сразу не получалось, но не щупальца с рогами — и то хорошо. Старик очень внимательно посмотрел на него удивительно ясными голубыми глазами.

— И так, ты очнулся, — кивнул он, словно в ответ на одному ему известные догадки. — Не скажешь, кто ты такой и как здесь оказался?

Парень задумался над вопросом, с некоторым интересом рассматривая свои когтистые руки, покрытые мелкой белой чешуей. Вот что ему ответить?

— Хотел бы я и сам знать, — хрипло сказал парень.

— Ты не из этого мира. Элементали прекрасно видят духовные слои, так что момент твоего вселения в это тело от меня скрыться не мог, — подтолкнул старик беседу в соответствующее направление. — Ты выбрался с той стороны. Ты, как минимум, прошел мир Смерти, что само по себе звучит невозможно. Зачем-то тебе понадобилось вселяться в нежизнеспособное тело. Для чего? — старик замолчал, осознав, что его не слушают, и посмотрел на зачарованно взиравшего на собственный хвост паренька. — Судя по удивлению, ты не выбирал себе это тело. Кажется, я слишком долго провел среди людей и привык искать во всем скрытые намерения. Казалось бы, что выбрать тело последнего из рода Белых, было главной целью. Мне даже приятно, что в этот раз я ошибся…

Последний из рода Белых в этот момент рассматривал длинный и гибкий, словно хлыст, хвост с заостренным плоским костяным наконечником. Сам хвост был в нахлест покрыт белыми костяными пластинами, которые, тем не менее, ничуть не стесняли движений. Новая для него конечность росла из копчика и слушалась так же естественно, как рука или нога. Постаравшись рассмотреть себя внимательнее, парень обнаружил, что белая чешуя не покрывала тело целиком, а причудливыми белыми узорами змеилась по бронзово-коричневой коже с легким золотистым оттенком, оставляя слегка полосатое впечатление.

— Старик, у тебя зеркало есть? — хрипло спросил он, стараясь осознать утрату человеческого облика. Хорошо, что копыт не было (он проверил).

Это навязчивое желание увидеть свое новое тело после долгого времени бестелесного существования в липком сгустке душ-самоубийц не могло перебить ни что на свете. Вероятно, спасший его старик это понял, так что молча создал прямо из воздуха круглое искажение, быстро принявшее вид зеркала. Если проявление магии и удивило пришельца в этот мир, то лишь совсем немного на фоне его собственного отражения.

Из магически созданного зеркала на него смотрел совсем юный паренек. Да какое там! Мальчишка смотрел! Желтыми глазами с вертикальным кошачьим зрачком. Белков не было. Вернее, их, как у тех же кошек, полностью заполняла янтарного цвета радужка. На лице также присутствовали белые чешуйки. Узким вертикальным узором они змеились по правой щеке и, пересекая глаз, изгибом уходили к виску. Виски, словом, были полностью скрыты белыми костяными гребнями, поднимавшимися сантиметра на два, и истончавшимися где-то за ушами, теряясь в жестких белых волосах.

— Походу, масть у меня белая, — хмыкнул он, обозревая выглянувшие из под губы от грустной улыбки хищные клыки. — А кожа такая тоже не от загара…

— Должен заметить, юноша, что ты умираешь, а твою жизнь поддерживаю я с помощью магии. Не находишь, что не самое удачное время предаваться самолюбованию?

Глава 4

Глава 4.

Тихие слова старика заставили парня вздрогнуть. Действительно, что это было? Он словно зациклился! Могли ли так сказаться полученные в Лете повреждения души? И что еще с ним не так?

— Прости, отец. Ты прав…

Старик напрягся и замер, услышав, как молодой правитель арханов назвал его, сильда, недавнего раба, отцом.

— Если бы не тот факт, что твоя душа не из этого мира, то даже не знаю, как бы можно было воспринимать такое твое обращение!

— Отец? — непонимающе взглянул парень на своего спасителя. — Здесь так не принято? Прости, если обидел. В том, моем прежнем мире, так обращались к пожилым людям. Как бы сказать… Это уважение младшего к старшему.

— Людям? Человеком, значит, был. Это объясняет твое удивление от собственного хвоста. Однако, здесь и люди отцами всех подряд не называют. Здесь, знаешь ли, это не просто слова. Не расскажешь, как смог сбежать, не входя в Лету?

Новоявленный архан скривился. Старик имел ввиду перевозчиков, переправляющих души из мира Смерти в мир Жизни, когда память о прошлых перерождениях блокируется и они начинают все с чистого листа. Но эта долбанная река!

— Не входя я не смог. Эта проклятая река почти ничего от меня не оставила. Так что можешь не спрашивать о моих прошлых жизнях, почти все осталось там, в гребанном отстойнике. Из памяти только последняя жизнь, да и та обрывками… А как выбрался? Правильнее спросить, как я туда попал! Я не убивал себя! Этот долбанный урод, брат Смерти, обманом сделал из меня жертву. Вытащил мою душу оттуда тоже он. Вот только ублюдок сделал это не сразу!

Внутри парня разгоралась ярость и ненависть к сущности, обрекшей его на все то, что он прошел. Сука! Сделал из него свою игрушку! Бывший байкер не знал, о чем этот четырехкрылый псих, маскирующийся под человека, разговаривал с богиней Смерти, так как они говорили на каком-то языке, который даже в духовном виде было невозможно понять. Но вот тот факт, что аргументом их разговора оказалась его душа — бесконечно бесило.

Взгляд старика стал острым. Он поднялся с чурбака, на котором до этого сидел, и стал задумчиво ходить взад-вперед, сложив руки за спиной. Через время вспышка ярости в душе спасенного утихла, а старик вновь взглянул на лежащего перед ним ребенка арханов, с перевязанной разорванными одеждами грудью. Обычные травмы сильд залечил мальчишке магией, но у того были куда более серьезные раны, которые не поддавались исцелению с теми лохмотьями от души, которые присутствовали в теле.

— Малыш, — позвал он архана. Парень дернулся от такого обращения. В конце концов, морально он не такой уж и малыш! Старик реакцию заметил, но лишь по-доброму улыбнулся. — Не злись. Даже если ты умер взрослым человеком, для меня это все равно детский возраст. Мне, к твоему сведению, больше восьми тысяч лет. Так вот. Ответь мне еще на один вопрос. Ты меня не знал, более того, ты умирал. Зачем ты из последних сил меня спас?

— Спас? — новоиспеченный архан посмотрел на старика, пытаясь сообразить, что тот имеет ввиду.

— Забыл? Ты снял с меня рабский ошейник! Когда умирает хозяин, если он не передаст контроль над рабом другому, то ошейник отправляет раба вслед за хозяином на тот свет. Это своеобразный залог верности. Если бы ты тогда не разорвал проклятую удавку, быть мне мертвым.

Извилины в голове лениво шевелились, собирая мозаику из сказанного стариком. Взгляд зацепился за лазурные перья вместо волос. Длинные тонкие перья, только сейчас он понял, что это такое!