Лёшенька

Лёша открыл крышку корзины. Зайка смотрела настороженно, но потом успокоилась, выпрыгнула из плетюхи, с наслаждением потянулась, аж дрожь пошла по её телу, и принялась лакать молоко из блюдца, подставленное Полинкой.

– Ой, котёнок, – обрадовалась девочка, заглядывая в корзину. – Мам, он один?

– Да, один остался. Не трогай его, дочка, пусть там лежит. Садись к столу… Смотрите-ка что Феня вам передала, – вспомнила вдруг мать.

Она достала из узелка бумажный пакетик, развернула серую бумагу, в которую заворачивали товары в лавках, и изумлённым детским взорам предстали три огненно-красных петушка на длинных лучинках. И где только Феня раздобыла такое богатство?

Яшка спрятал петушка на потом для Поли, а Лёша не притронулся к угощению.

– Бери, Лёшенька, это не Матрёна, это Фенечка дала, не сумлевайся.

Мать вспомнила как дрожали у Фени губы, когда она неловко совала пакетик и её слова: «Вот, тётенька Вера, возьмите для Лёшеньки, и своим деткам дайте. Пусть не серчает на меня…», и снова защемило сердце.

– Яша, я к тётке Анисье схожу. Вы меня не ждите, ложитесь спать, – мать направилась к двери, набросив шаль, – Лёшеньке на печке постели.

***

Домик Анисьи стоял первым на улице, в окнах за белыми вышитыми занавесками горел свет, значит хозяева не спали. Мать бесшумно проскользнула в калитку, дворовой пёс Шарик выскочил из конуры, звеня цепью, принялся, было, брехать, но узнал вошедшую, и завилял хвостом.

Мать осторожно постучала в окошко.

– Вера, это ты? Что стряслось? – открыла дверь Анисья.

– Здравствуй, Аниса. Нет, ничего не случилось, я так…посоветоваться с тобой надо. Твои-то спят уже?

– Спят, умаялись. Рассказывай с чем советоваться пришла. – Анисья бросает быстрый взгляд на расстроенное лицо гостьи, пододвигает табурет.

Мать тихо рассказывает, вздыхая и вытирая глаза уголком платка.

– Матерь Божья! Убил! Зарубил топором, поэтому на тебе лица нет! – ахает Анисья.

– Нет-нет, упаси Господь! Матрёна в сарае закрылась, там орала дурниной. Константин в сердцах стол в избе изрубил… Мы уже домой идти хотели, да Феня уговорила остаться. Жалко мне её. И братца Константина тоже, очень переживает из-за Лёши, – вздохнула мать.

– А может Матрёна нарочно так сделала? Ну чтобы Лёша обиделся и остался у тебя, – догадывается Анисья.

Мать задумывается:

– Да кто её знает, может, и нарочно. Для Лёшеньки эта кошка словно драгоценность великая. Её Софьюшка, Царство Небесное, котёночком махоньким взяла.

– Дитё он ещё. Успокоится, дай срок.

– Дай-то бог, Аниса. Вот рассказала тебе, легче на душе стало…

Мать смотрит на ходики, спохватывается и торопливо прощается с подругой.

Анисье жарко, она ходит по избе, пьёт воду, заглядывает в квашню, обминает тесто. Рядом вертится полосатый кот, бодает головой Анисьины ноги, щекочет усами.

– Мам, а хорошо, что у нас кот, а не кошка, – раздался голос с печки.

Всклокоченная голова Анисьиного сына Ванятки свесилась с лежанки.

– Ванька! – ахает Анисья. – Ты что, не спал?

– А что? – пожимает плечом Ванятка. – Мне Яшка всё равно расскажет!

– Спи, горе моё! И не болтай о том, что слышал.

Ваняткина голова исчезает, он возится, укладываясь поудобнее, и вскоре засыпает под убаюкивающее пение сверчка.

***

Отсидевшись в сарае, Матрёна только с наступлением темноты осмелилась выйти наружу. Часто оглядываясь и осеняя себя крёстным знамением, она пробралась в избу, заперлась на все засовы и перевела дух.

Останки стола, изрубленного Константином, были разбросаны по полу.

– Зятюшка дорогой постарался, – всплеснула руками Матрёна, – чтоб ему, ироду, на том свете дрова рубить! А это что за мешок? Оська-рыбарь щук наловил что ли, как я заказывала?

Затянутый верёвкой мокрый мешок, с которого натекла на пол лужа, лежал на лавке, источая слабый запах реки и ила. Матрёна обрезала верёвку кухонным ножом, запустила в мешок руку, но сразу с воплем одёрнула, потому что нащупала не гладких чешуйчатых щук, а комочки мокрой шерсти. Мешок ожил, зашевелился, из него выпал камень, громко стукнув о пол, и на дрожащих крошечных лапках один за другим на лавку выползли мокрые котята.

– Матерь Божья, заступница, не оставь мя, грешницу! Ы-ы-ы-ы-ы… – завыла Матрёна.

Она метнулась к двери, трясучими руками пытаясь совладать с запорами, как услышала позади тихий смех. Запоры не открывались, будто намертво приваренные. Матрёна помимо воли обернулась, и волосы зашевелились у неё под платком.

Эти руки она видела покойно сложенными на груди. В это голубое подвенечное платье она помогала обряжать её в последний раз. Эти глаза, закрывшиеся навечно, сейчас смотрели строго и насмешливо. Матрёна всхрапнула и свалилась на пол в обмороке.

***

На другое утро Полинка выскочила к колодцу за водой, но быстро вернулась, бережно держа в переднике четырёх котят.

– Мама, смотри, они под дверью лежали, а Зайка их вылизывала. Кто-то подбросил, поди. Давай оставим себе? Мы с Лёшей их потом раздадим, честное слово! Давай, а? Смотри как Зайка радуется. Так можно? Спасибочко, мама!

6

После Покрова, когда выпал первый лёгкий снег, у Фени раньше срока начались роды. Испуганный Константин послал за бабкой-повитухой, и к ночи появились на свет девочки-двойняшки.

Маленькие, с красной кожей, тонкими ручками и ножками, они не кричали как другие младенцы, а только слабо пищали.

– Окрестить надо-тка – посоветовала повитуха, туго пеленая вторую девочку. – Чисто лягушата, гляди-ка. Кабы не померли…

Измученная тяжёлыми родами Феня подняла голову с подушки и с ужасом посмотрела на повитуху. Константин сердито оборвал:

– Говори, бабка, да не заговаривайся!

– Дык говори не говори, а на всё воля божья… Бог дал – бог взял, – оправдывалась повитуха.

Они не померли, но были такими крохотными и слабенькими, что у Фени не раз ёкало сердце, когда она подходила к зыбкам, подвешенным к матице. Одна из близняшек временами начинала задыхаться, чем пугала Феню до смерти.

Приходила Матрёна, смотрела на внучек с брезгливой жалостью, но молчала, не сказало того, что вертелось на языке: а ну как Софья за Константина обидится и снова придёт?

Феня как могла выхаживала дочек: пеленала в свои старые нагретые платья, чтобы дать девочкам свою силу, купала в отваре трав. Она похудела и осунулась, а от усталости засыпала за столом с куском хлеба во рту. Константин теперь работал в кузне и появлялся дома затемно. Феня разрывалась между дочками и хозяйством, и сходила с ума от отчаяния.

***

Полинка осенью пошла в первый класс. Мать сшила ей платье из своей шерстяной юбки, подруга Варя подарила чудесный всамделишный ранец, не беда, что немного потёртый. Лёшка потребовал, чтобы его тоже записали в школу. Он даже разревелся от досады, когда учительница, спросив возраст, с улыбкой велела подождать годок-другой.

Проводив старших на занятия и переделав работу по дому, мать усаживалась за кросны ткать полотно для продажи.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.