Страница 6 из 15
Оживились недоброжелатели. Большая статья о лорде Рандольфе из старого энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона гласит: «Все эти перемены являлись следствием импульсивной, пылкой, порывистой натуры Ч. В анонимной брошюре, изданной в Лондоне в 1887 г. редакцией Pall Mall Gazette, Lord Randolph, Radical or Renegade?, сопоставлялись различные мнения Ч. и делался вывод, что радикалом Ч. нельзя назвать, ибо у него столько же консервативных заявлений, сколько радикальных, а ренегатом нельзя считать потому, что у него никогда никаких убеждений не было. При всем том даже враги в большинстве случаев не отказывали Ч. в искренности, честности и талантливости».
Ни матери с ее бурной светской жизнью, ни отцу с его политикой не было особого дела до маленького Уинстона, как и до его брата Джека, который был младше Уинстона на шесть лет. Обоих мальчиков воспитывала няня, незамужняя Элизабет Энн Эверест. В семью Черчиллей она пришла, когда Уинстону был всего лишь месяц, и взяла на себя все обязанности по уходу за ним и его раннему воспитанию. Уинстон любил своих родителей, но по необходимости издали. Позже он писал: «Моя няня была самым близким мне человеком. Госпожа Эверест ухаживала за мной и исполняла все мои желания. Именно с ней я делился многими своими тревогами». Для Уинстона она была «Вумани», «Вум» – «Женщинка».
Вум быстро поняла, что Уинстон ребенок весьма упрямый и своенравный (одну из гувернанток он доводил до истерики своим непрерывным криком, драчливостью и непослушанием) и что он гораздо лучше откликается на попытки компромисса, чем на жесткое приложение правил. Ей удавалось направлять огромную энергию своего подопечного в нужное и безопасное русло. В конце 1880-х, когда лорд Рандольф выполнял обязанности личного секретаря своего отца, вице-короля Ирландии, этому способствовали в том числе и прогулки по улицам и паркам Дублина. Однако Вум всегда опасалась фениев – ирландских националистов: внук вице-короля мог стать завидной целью, тем более что за несколько лет до этого секретарь предыдущего вице-короля был зарезан вместе со своим помощником средь бела дня прямо в центре Дублина. Впрочем, с ирландскими националистами Уинстону Черчиллю еще придется иметь дело в своей жизни.
Позже, когда почти восьмилетнего Уинстона определили в школу-интернат в Аскотте, недалеко от Лондона, – что было обычным делом для сыновей британских аристократов, – Вум регулярно навещала его, в отличие от родителей, но это не уменьшало любовь Уинстона к ним.
В школе Сент-Джордж Уинстон показывал неплохие академические успехи («очень хорошо» по истории и географии, но в то же время «письменные работы полны исправлений и неаккуратны»), однако не любил школьный режим и всячески выражал свое с ним несогласие – иными словами, был весьма непослушным школьником. В ту эпоху «неуд» по поведению заносился розгами прямо на ягодицы провинившегося ученика, а директор школы, похоже, имел садистские наклонности и порол своих подопечных до крови. Впрочем, юный Уинстон, несмотря на жестокие порки, категорически отказывался подчиняться школьным правилам (в том числе воруя сахар из кладовки), более того, не упускал случая выразить свое их неприятие как можно более демонстративно – например, однажды растоптал в пыль соломенную шляпу-канотье директора школы.
Порки продолжались с завидной регулярностью в течение трех лет, пока Вум, зная об исполосованной попе своего любимца и замечая, что наказания стали сказываться на его здоровье, не смогла уговорить лорда и леди Рандольф перевести старшего сына в другую, гораздо более гуманную школу – в Хоуве, на южном берегу Англии. В новой школе Уинстон стал учиться лучше, но шалить не перестал и гордо носил звание худшего в классе по поведению.
Надо сказать, что своего мучителя Черчилль не простил и уже взрослым хотел вернуться в свою первую школу, намереваясь самолично его выпороть. Но тот, как выяснилось, заблаговременно умер задолго до этой встречи с выпускником.
Негодуя на своего проказника-сына, лорд Рандольф не мог не задумываться о том, что маленькому Уинстону было от кого унаследовать такую черту характера. Сам лорд Рандольф не чурался шалостей во время учебы в Итоне – наверное, наиболее знаменитом из английских колледжей. А во время учебы в Оксфорде он регулярно получал выговоры за пьяные выходки в компании своих товарищей по пресловутому скандальному клубу «Буллингдон», включая битье окон в Рандольф-отеле, через дорогу от знаменитого Ашмолеанского музея. Кстати сказать, из наших современников в клуб «Буллингдон» входили такие известные выпускники Оксфорда, как журналист, писатель и политик Борис Джонсон, бывший премьер-министр Дэвид Камерон или бывший министр иностранных дел Польши Радослав Сикорски.
Когда пришло время отдавать старшего сына в колледж – а в Англии это до сих пор происходит после достижения ребенком одиннадцати либо тринадцати лет, в зависимости от колледжа, – лорд Рандольф решил, что его отпрыск, увы, не дотягивает до Итона по своим умственным способностям. Другим соображением было то, что Итон располагался в долине Темзы, влажный воздух которой мог неблагоприятно повлиять на здоровье Уинстона, недавно перенесшего тяжелое, чуть не ставшее фатальным воспаление легких. Но положение тем не менее обязывало отдать Уинстона в не менее знаменитую школу, и это автоматически означало, что выбор падет на Харроу. Рандольф Черчилль и в целом не испытывал особой любви к детям, а с собственными сыновьями был подчеркнуто холоден и строг. Насколько далек он был от Уинстона, может показать, например, письмо одиннадцатилетнего мальчика к отцу, в котором тот говорит о будущем в новой школе и из которого ясно, что он даже не знает, в какой школе в свое время учился его отец… Но, несмотря на холодность и придирки отца, Уинстон боготворил его. Может быть, то, что он так редко его видел, подобному обожествлению только способствовало.
Итак, Харроу. Чтобы попасть туда, требовалось сдать вступительный экзамен. В своих воспоминаниях «Мои ранние годы» Черчилль так пишет об этом: «Я написал свое имя сверху на странице. Я написал номер вопроса. Но затем я не смог придумать ничего, что относилось бы к делу либо было правильным. Случайно непонятно откуда появились клякса и несколько мазков. В течение двух часов я глядел на это печальное зрелище». Как мы увидим дальше, здесь, как и в других автобиографических книгах Уинстона Черчилля, не следует принимать на веру каждое слово. Дело даже не столько в том, что писал Черчилль, сколько в том, что не попало на страницы его книг. Так и здесь Черчилль решил оставить за кадром тот факт, что он весьма неплохо справился с экзаменом по математике. Да и в целом при подготовке к экзаменам в Харроу он нашел, что знает больше, чем требует вступительная программа по геометрии, истории или алгебре. Правда, надо отметить, что в средней школе отношения с математикой у Уинстона не сложились.
Как бы то ни было, в апреле 1888 года тринадцатилетнего Уинстона по результатам вступительных экзаменов поместили в класс для менее способных учеников, а после первого года учебы – в так называемый «армейский» класс, то есть в класс, выпускники которого не планировали поступать в университеты, для чего было необходимо знание латинского языка. В Оксфорде подобное требование ко всем абитуриентам отменили только во второй половине ХХ века. Лорд Рандольф решил, что военная карьера прекрасно подойдет для непутевого сына, который к тому же любил играть со своей большой коллекцией оловянных солдатиков, проводя с ними разнообразные маневры и перестроения. Латынь в некотором объеме входила в программу, но юный Уинстон ее ненавидел. Так же скептически он относился и к древнегреческому, из которого знал только алфавит. Когда он услышал, что политический противник его отца премьер-министр Гладстон отдыхает, читая в оригинале поэмы Гомера, то сказал: «Так ему и надо!»
По закону непредвиденных последствий то, что юный Уинстон оказался в «армейском» классе, сослужило ему хорошую службу – пусть латынь там изучалась минимально, зато большое внимание уделялось урокам английского языка. Именно в колледже будущая звезда британской политики получила основы блестящего владения английским языком, его грамматикой, искусством композиции сочинений – всем тем, что способствовало дальнейшей карьере Уинстона Черчилля как журналиста, писателя, оратора и политика. Обучение «всего лишь английскому письму» считалось непрестижным, но уроки привили Уинстону глубокую любовь к своему родному языку. Как он позднее говорил, он овладел мастерством «важнейшей структуры обычного английского предложения», что, по его мнению, было «благороднейшим достижением».