Случайные люди

— Нам точно нужно это все?

Мастер дунул на одну из бутылочек, осмотрел залитое сургучом горлышко.

— Это зелья и эликсиры, простые, но очень полезные. Они пригодятся в дороге.

Я пожала плечами, расстелила сукно на полу, принялась осторожно складывать сосуды на него. Медленно и нежно сложила концы полотна, стараясь ничего не кокнуть, прижала к себе, потащилась через растительность к выходу, гадая, так ли хорошо я запомнила дорогу, как думаю. Споткнулась только раз, одна из бутылочек чуть не выскользнула из импровизированного узла, но я успела ее подхватить. На улице я сначала отдышалась (воздух в доме был пыльный), а потом принялась укладывать добычу в мешок, стараясь каждую бутылочку завернуть в мягкое. Неприятно, когда в чемодане лопается бутылка шампуня или флакон духов — а если вдруг прольется алхимическое зелье, словом "неприятно", я уверена, не ограничится.

Второй поход я совершила точно так же. Мастер закончил с сосудами и теперь брал книги с полок, открывал, бросал быстрый взгляд и швырял к стене. Огонек парил теперь над его левым плечом. Я подобрала узел и пошла прежним путем. Оступилась в том же месте, чертыхнулась, продралась сквозь кусты… у самого порога споткнулась, чуть не выпустила сукно из рук, перехватила, но один край отогнулся, и флакон медленно, лениво, словно издеваясь, скатился по нему и разбился у моих ног…

…Они нахлынули на частокол, как волна. Выбитые ворота грянули в пыль. Они потекли в проем, укрываясь щитами. Жители бежали, стоял крик, а они шли теперь медленно, в черных панцирях, а над шлемами с белыми шипами колыхалось знамя: красный вепрь вспарывал клыками небо, белое от жара. Они шли, стрелы били в щиты. Стрелки отступали на шаг и стреляли снова. Золотые доспехи короля сияли на солнце так, что было больно смотреть. Король ждал, не давая боя. Они шли вперед, вбивая в дорогу каждый шаг, в ворота текли все новые черные доспехи в белых накидках, разливались по городу, как река, ловили жителей на порогах, и там же оставляли тела. За рядом щитов уставилось в небо копье с красным флажком. Желтые глаза нашли короля, рот ощерился, словно на плоской морде лопнула гнойная рана. Король велел отступать, разнесся сигнал рожка. Они не гнались. Копье с красным флажком опустилось, показало острием на магистрат. Раздался рык и вой, черные доспехи хлынули туда. Кто-то остался позади, выволакивал из домов тех, кто не успел сбежать и надеялся спрятаться. За ворота, назад, потащили первых женщин, связывали и бросали у частокола вместе с трофеями. Пыль из-под копыт королевской рати дрожала, как занавес, меж домов.

…Я вздрогнула, открыла глаза. Мастер отнял ладонь от моего лба, отступил, ожидая, пока я поднимусь. Хоть бы руку подал, ворчала я про себя, вставая. Потерла щеку: наверное, расцарапала о куст, когда падала.

— Что вы видели, леди? — спросил Мастер спокойно. Я выдохнула, закашлялась. В комнате висел вонючий дымок, светлее, чем должен был быть в темени. Я шатко дошла до двери, высунулась, продышалась.

— Ч-что это было?

— Ничего особенного, — сказал Мастер за спиною. Я выбралась на волю, и он вылез за мной. Мешок стоял у дверей, пузатый, а рядом лежало полотно с батареей сосудов. А он времени даром не терял, пока я валялась. — Вы пролили занятный состав и в результате вас посетило прошлое. Или, что менее вероятно, грядущее.

— Там был король, — начала я. Потерла глаза. Откуда я знаю, что это король? — Мужик в золотых доспехах. И какие-то морды, армия… страшные, особенно один. Похож на тех, кто на нас напал, тварюги. Они прошлись по городу…

— А король отступил, — закончил Мастер. — М-да, ясно. Тени недавнего прошлого разговаривают громче всего, особенно если пролита кровь. Мужик, как вы изволили выразиться, в доспехах — прадед короля Готефрета, — он помедлил, потом все же поднял четыре сложенных пальца, — да войдет он свободно под своды Четверых.

Я помотала головой. В ушах все еще звенели крики.

— Ничего себе — недавнее прошлое. Прадед…

— История эльфов простирается до самого рождения мира, — сказал Мастер, звеня бутылками. Закутал несколько в плащ. — Десятки лет для истории — пустяк. Пойдемте, леди.

Он хекнул, поднял сверток, прижал к груди и зашагал между руин. Мне остался мешок и узел из сукна. Когда я, ругаясь под нос про равное товарищеское разделение труда, приволокла их на тропу, Мастер уже что-то объяснял королеве, отмахиваясь от коня, который норовил попробовать его волосы на вкус, Полла перебирала и рассовывала сосуды по сумкам, а сэр Эвин продемонстрировал мне котелок — большой, не то, что наш нынешний.

Глава 4

Находка была хорошая, но класть в этот большой котел уже на второй день было нечего. Мы прошли город, потом еще пару разрушенных деревень, снова углубились в чащу, а в ручьях, которые нам попадались, водилась только рыбья мелочь да квакали лягушки в траве. Сэр Эвин подобрал в городе еще один лук, в придачу к своему огромному и страшному, и теперь на охоту с ним ходила и королева. Удача им тут же изменила, и возвращались они ни с чем.

Зато появились удобства. Мастер умел наколдовывать широкую бадью, наполнить ее водою и нагреть ее. Бадья была красивая, я сидела в теплой воде, отмокала и согревалась — и гладила узоры на бортиках. Мылись по очереди: дамы сначала, кавалеры после. Когда Полла терла спину королеве и мне (а самой Полле никто не тер, я предлагала, но она отказывалась и прижимала к себе мокрую рубаху — она так и купалась в рубахе), сэр Эвин подглядывал. Я один раз нарочно приподнялась над бортиком, словно тянулась за мылом, а на деле — чтобы показать ему голого тела в выгодном ракурсе. Сэр Эвин сглотнул и отвернулся — но не сразу. Я мылась и думала, как было бы хорошо, если бы эти сильные большие руки размяли мне поясницу. Она уже не ныла, но можно же притвориться.

Сэр Эвин посматривал на дам, а Мастер посматривал на сэра Эвина. Потом, когда они вместе забирались в бадью, рыцарь его словно не видел, не касался, и глядел, как сквозь пустое место. Нарочито. Старательно. Мастер скручивал волосы в жгут и то и дело вздыхал. Я оглядывалась на Поллу и королеву: они-то замечают? Кажется, не замечали, или дела им до этого не было. И мне не должно, по-хорошему, быть. Волосы вот у Мастера красивые, единственное, пожалуй, что в нем красивого: как банка донникового меда на просвет, яркие, особенно когда он их вымыл. А еще руки. Ноги он себе изрезал, исписал магическими знаками, а руки не тронул, хотя на левой вон сколько места и читать удобнее. Я поинтересовалась, а он мне ответил, что руки чародея — ценный инструмент. Легко испортить.

Пользоваться он этим инструментом умел. Теперь у нас была бадья на привалах, хорошая погода и мыло. Есть вот только все равно было нечего. Мастер объяснял, что менять форму вещества — легко и не требует особенных сил. Когда вокруг столько дерева, сделать что-то деревянное не доставляет забот. Он махнул рукой, сотворил два резных стула, предложил мне садиться, плюхнулся сам. Перенести воду из близлежащего ручья в бадью и нагреть ее. Даже собрать в одно место ту воду, что парит в воздухе. Он повел рукой, между пальцами собралась дрожащая капля. Он взял ее губами, как космонавт в невесомости, проглотил, продолжил. Легко сделать мыло, если есть жир и зола, и травы для отдушки, ведь из этого мыло и состоит. Но сделать из дерева железо или из песка хлебы — нужно много сил и умения. Очень много, и во всем мире по пальцам пересчитать чародеев, у которых достаточно знаний. Гораздо проще пойти и добыть железо, выплавить и выковать, а песок оросить и высадить на нем пшеницу. А один металл в другой, спросила я. Мастер тогда захохотал. Свинец в золото, верно, леди? А говорите, что не жена и не дочь алхимика.

Как оказалось, алхимическое золото — дело здесь обычное, особенно на рынках, и поэтому нужно знать приемы, как отличить его от настоящего. Алхимическое золото рано или поздно превращается обратно в свинец, так же как и бадья, если оставить ее без присмотра, развалится на мокрые колоды. Поэтому в старину башни колдунов рушились, стоило отважному рыцарю пронзить ее хозяина мечом: исчезала магия, которая держала бы камни, и они превращались в то, чем были раньше: в гальку, щебенку, землю. Поэтому сейчас умные колдуны не возводят башен сами, а платят местному сеньору и гонят его мужиков на строительство.