Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 27



Как уже было упомянуто, бессознательное содержит в себе как бы два слоя: личностный и коллективный. Личностный слой оканчивается самыми ранними детскими воспоминаниями. Коллективное бессознательное, наоборот, охватывает период, предшествующий детству, т. е. то, что унаследовано от жизни предков. В то время как образы воспоминаний личного бессознательного являют собой как бы заполненные, ибо пережитые образы, архетипы коллективного бессознательного предстают в форме незаполненных, так как они не пережиты индивидуумом лично. Если же регрессия психической энергии, выходя за пределы раннего детства, достигает наследия жизни предков, тогда пробуждаются мифологические образы – архетипы[55]. Открывается определенный духовный мир, о котором мы прежде ничего не подозревали, и выявляются образы, находящиеся, возможно, в самом резком контрасте с нашими прежними представлениями и обладающие такой интенсивностью, что становится вполне понятным, почему миллионы образованных людей впадают в теософию и антропософию. Это происходит просто потому, что упомянутые современные гностические системы идут навстречу потребности в выражении этих внутренних, безмолвных событий в большей мере, чем какая-либо из существующих форм христианской религии, не исключая в том числе и католицизма. Последний, правда, способен в гораздо большей мере, чем протестантизм, посредством догматических и культовых символов выражать те факты, о которых у нас идет речь. Однако и он не достигал в прошлом и не достигает ныне полноты прежнего языческого символизма. Должно быть, именно поэтому последний сохранялся на протяжении столетий христианства, а затем постепенно перешел в известные подводные течения, которые от раннего Средневековья до нового времени никогда полностью не утрачивали своей силы. Они хотя и исчезали с поверхности, опускаясь далеко вглубь, однако, меняя свою форму, возвращались и возвращаются снова, чтобы компенсировать односторонность современной ориентации сознания[56]. Наше сознание настолько проникнуто христианством, даже почти всецело сформировано им, что бессознательная противоположная позиция не может быть принята им, и притом просто потому, что она слишком противоречит основным господствующим воззрениям. Чем более односторонне, косно и безусловно удерживается одна позиция, тем более агрессивной, враждебной и непримиримой будет другая, так что вначале для их примирения мало шансов. Но если сознание допускает по крайней мере относительную значимость всех человеческих мнений, тогда и противоположность отчасти утрачивает свою непримиримость. Но между тем эта противоположность ищет для себя подходящее выражение, например, в восточных религиях: буддизме, индуизме и даосизме. Синкретизм (смешение и комбинирование) теософии в значительной мере идет навстречу этой потребности, и этим объясняется ее широкий успех.

Деятельность, связанная с аналитическим лечением, содействует возникновению переживаний архетипической природы, которые требуют своего выражения и оформления. Разумеется, это не единственная возможность для осуществления такого рода опыта. Архетипические переживания нередко возникают спонтанно, и вовсе не только у так называемых «психических» личностей. Нередко о самых удивительных снах и видениях мне доводилось слышать от людей, в душевном здоровье которых не мог бы усомниться даже специалист. Переживание архетипа люди часто оберегают как самую интимную тайну, чувствуя, что оно задевает самые сокровенные глубины их существа. Это своего рода праопыт душевного «не-я», какого-то внутреннего оппонента, вызывающего на спор. Понятно, что в таких ситуациях прибегают к помощи параллелей, причем часто случается так, что первоначальное событие истолковывается в духе заимствованных представлений. Типичный случай такого рода – видение Троицы у брата Николая из Флюе[57]. Похожий пример – видение многоглазой змеи у Игнатия, которое он сначала истолковал как божественное, а затем – как дьявольское явление. Посредством таких истолкований подлинное переживание заменяется заимствованными из чужого источника образами и словами, а также воззрениями, идеями и формами, которые, как это нередко бывает, возникли не на нашей почве и главным образом связаны не с нашим сердцем, а лишь с нашей головой, которая даже не может отчетливо их осмыслить, так как сама не способна изобрести нечто подобное. Это, так сказать, краденое добро, которое впрок не идет. Суррогат словно бы делает людей нереальными, превращает их в тени. Они ставят пустые слова на место живой действительности, тем самым уклоняясь от переживания противоположностей и устремляясь в некий бледный двухмерный, призрачный мир, где все живое и творческое увядает и отмирает.

Безмолвные события, переводимые регрессией в стадию, предшествующую детству, требуют не замещения, а индивидуального оформления в жизни и деятельности отдельного человека. Эти образы возникли из жизни, страданий и радостей предков и снова стремятся вернуться в жизнь и как переживание, и как действие. Однако из-за своей противоположности сознанию они не могут непосредственно переводиться в наш мир, поэтому необходимо найти опосредованный путь, соединяющий сознательную и бессознательную реальности.

VI. Синтетический (конструктивный) метод

Анализ бессознательного – это процесс, или долготерпение (в зависимости от обстоятельств), или работа, что получило название трансцендентной функции[58], так как она представляет собой функцию, опирающуюся на реальные и воображаемые или рациональные и иррациональные моменты и тем самым служащую мостом через зияющую пропасть между сознанием и бессознательным. Она является естественным процессом, демонстрацией энергии, происходящей из напряженного соотношения противоположностей, и состоит в чередовании процессов фантазирования, спонтанно выступающих в снах и видениях [59]. Этот же процесс наблюдается и на начальных стадиях некоторых форм шизофрении. Классическое описание его содержится, например, в автобиографическом изложении Жерара де Нерваля[60] «Аврелия». Наиболее значительным литературным примером, однако, служит вторая часть «Фауста». Естественный процесс единства противоположностей стал для меня моделью и основой метода, который, по существу, состоит в следующем: то, что естественно происходит бессознательно и спонтанно, мы намеренно вызываем наружу и интегрируем в сознание и его восприятие. Беда многих больных заключается именно в отсутствии у них средств и путей к духовному овладению происходящими в них самих процессами. Здесь требуется вмешательство врача с использованием особого метода лечения.

Рассмотренные нами теории, как видим, основываются на методе, имеющем исключительно каузально-редуктивный характер и разлагающем сновидение (или фантазию) на составляющие его воспоминания и заложенные в их основу инстинктивные процессы. Ранее я уже упоминал как о достоинствах, так и об ограниченности такого подхода. Этот подход достигает своего предела тогда, когда символы сновидений уже не могут быть сведены к личным воспоминаниям и стремлениям, т. е. когда всплывают образы коллективного бессознательного. Совершенно не имеет смысла пытаться свести эти коллективные идеи к личному. К тому же это еще и вредно, в чем меня неприятным образом убедил опыт. Лишь с большим трудом и после долгих колебаний я, наученный в конце концов неудачами, смог отказаться от односторонне персоналистской ориентации медицинской психологии в указанном смысле. Прежде всего, пришлось прийти к основательному пониманию того, что за «анализом», поскольку он есть только разложение, непременно должен следовать синтез и что существуют душевные материалы, которые почти ничего не значат, если подвергаются только разложению, но разворачивают полноту смысла, если их не разлагать, а давать подтверждение их смыслу да еще расширять всеми сознательными средствами (так называемая амплификация[61]). Дело в том, что образы или символы коллективного бессознательного лишь тогда открывают свои ценности, когда к ним применяется синтетический метод. Если анализ разлагает символический материал фантазий на компоненты, то синтетический метод интегрирует его во всеобщее и понятное выражение. Этот способ не очень прост, поэтому я приведу пример, который поможет разъяснить и весь процесс в целом.

55

Думается, читатель заметит, что здесь в понятие архетипа привносится новый элемент, ранее не упоминавшийся. Но это привнесение означает не какую-то случайную неясность, а намеренное расширение понятия архетипа посредством введения понятия кармы, столь важного в индийской философии. Аспект кармы необходимо учитывать для более глубокого понимания сути архетипа. Не буду вдаваться здесь в более подробное описание этого фактора, но хочу по крайней мере упомянуть о его существовании. Моя идея архетипа подвергалась суровой критике. Я вполне допускаю, что это понятие спорно и может сильно озадачить. Но мне всегда было весьма любопытно, с помощью какого же понятия собирались мои критики представить тот опытный материал, о котором идет речь.

56

См. мою статью Paracelsus als geistige Erscheinung. Ges. Werke, Bd. 13, атакжe Psychologie undAlchemie, 1952. Ges. Werke, Bd. 12.

57



См. мою статью BrucLerKlaus. Ges. Werke, Bd. 11, а также M. -L. von Franc. Die Visionen desNiklaus vonFltie, 1959.

58

Позже я обнаружил, что понятие «трансцендентной» функции встречается также в высшей математике как название функции реальных и мнимых чисел. См. также мою статью Die transzendente Funktion, in: Geist and Werk. Rhein-Ferlag, Zurich, 1958. Ges. Werke, Bd. 8.

59

Изложение серий сновидений содержится в: Psychologie und Alchemie. Ges. Werke, Bd. 12.

60

Жерар де Нерваль (наст, имя Жерар Лабрюни, 1808–1855), французский поэт-романтик. В автобиографической повести «Аврелия, или Мечта и жизнь» (1855) затрагивает тему гибели поэта в буржуазном мире.

61

Дефиницию см. в: Psychologie uncLAlchemie, 1. Aufl. 1952. S. 397 f. Ges. Werke, Bd. 12, а также J. Jacobi. Die Psychologie von C. G. Jung, 2. Aufl. 1945, S. 132 ff.