Страница 8 из 15
Урбанизация в Алжире вплоть до второй трети XX века «высасывала» из деревни в основном европейцев. В 1872 г. около 40 % европейского населения Алжира составляли сельские жители, их абсолютная численность поднялась почти в полтора раза к 1880 г., поскольку с юга Франции потянулись крестьяне, бежавшие из пораженных филлоксерой винодельческих районов (главным образом из Прованса и с берегов Гароны). Болезнь растений, бороться с которой приходилось сплошным выкорчевыванием старой лозы, впервые поразила в 1865 г. департамент Гар, затем распространилась в районе Бордо, а в 1890 г. охватила с большей или меньшей интенсивностью все виноградники Франции. Их нескоро удалось обновить. Тем временем благодаря иммиграции виноградарей определилась ведущая специализация товарного земледелия Алжира – экспортера вина. Однако, несмотря на то, что эта отрасль относится к трудоинтенсивным, уже к 1906 г. уровень урбанизации среди алжирских европейцев повысился до 66 % и дальше продолжал расти. Это сопровождалось процессом укрупнения средней земельной собственности фермеров, которые воспользовались, во-первых, экспроприацией земель 250 племен, восставших в 1871–1872 гг., после чего парламент ассигновал 50 млн франков на создание новых земледельческих колоний, членам которых раздавались участки до 20–40 га каждому; во-вторых, «законом Варнье» от 1873 г., модифицированным в 1887 г., по которому аннулировалась нераздельная форма собственности мульк (в принципе «безусловная», почти частная, но не всегда индивидуальная) и отменялась неотчуждаемость земель хабус = вакф). Те и другие земли, как и общинные владения арш, принудительно разбивались на мелкие наделы, передавались в частные руки и становились объектом купли-продажи. Бум купчих сделок привел к тому, что в некоторых районах за десять лет обширные угодья полностью поменяли хозяев, иногда гектар плодородной земли продавался за 1,5 франка. Поэтому 1871–1900 гг. оказались периодом стремительного увеличения европейской земельной собственности в ущерб «туземной», оттесненной из относительно влажных долин на сухие плоскогорья Высоких плато или на подверженные эрозии склоны гор Кабилии. Лучшие земли достались европейцам. Не случайно после «золотой эры» колонизации последней трети XIX века все реже стали встречаться сезонные или постоянные рабочие – либо французы, либо испанцы, их место стал занимать «туземный» сельский пролетариат.
Закон от 26 июня 1889 г. устанавливал, что каждый европеец, рожденный в Алжире, становится французом, если по достижении совершеннолетия не откажется от этого статуса. Таким образом, разношерстное по историческому и этническому происхождению европейское население, которое в последней трети XIX века бурно росло за счет иммиграции[58], «автоматически» получило французское гражданство, ранее возникавшее по личному запросу о натурализации. (В индивидуальном порядке его оформляли и некоторые мусульмане). Тем самым был дан зеленый свет появлению «креольского» общества алжирских европейцев, которое в дальнейшем росло за счет самовоспроизводства, так как на рубеже веков иммиграция замедлилась, а с 1911 г. фактически остановилась[59] и, напротив, пока еще тонкой струйкой потекла трудовая эмиграция алжирцев-мусульман во Францию, прежде всего в Марсель, где они нанимались в докеры, открывали свои харчевни и постоялые дворы. По данным на 1912 г., когда впервые был разрешен выезд алжирцев в метрополию, там насчитывалось 12–13 тыс. таких отходников, обычно выезжавших на заработки без семьи. Но это было только начало. К 1914 г. одних кабилов стало во Франции 15 тыс. (против 5 тыс. в 1912 г.). Алжирцы выезжали и в соседний Тунис, где имелся неудовлетворенный спрос на рабочую силу в горной промышленности.
После Первой мировой войны кабилы, которые обычно имели в каждой большой семье 3–4 родственников во Франции, составляли здесь не менее половины выходцев из Алжира (всего около 100 тыс.), находивших работу в металлургической, химической, строительной и горной промышленности, а также в сфере обслуживания[60]. Они образовали крупные колонии в индустриальных зонах метрополии, задерживаясь там не на месяцы, а на годы. Сама по себе пролетарская эмиграция, примерно в пять раз превосходившая число рабочих-мусульман, остававшихся в Алжире, становилась главной особенностью алжирской социальной структуры. Во Франции, а не на родине алжирцы приобретали элементарную квалификацию, знакомились с профсоюзным движением и лозунгами левых партий. Этой особенностью не исчерпывалась, однако, картина развития колониального Алжира, представлявшего собой в социальном плане мозаику, которую известный социолог Пьер Бурдье назвал «системой каст», характерных как для арабо-берберского общества (которое вопреки усилиям властей, направленным на его этнический раскол, консолидировалось на основе ислама), так и для европейского социума, «единым блоком» являвшегося классом господ, но разделенного изнутри массой официальных и невидимых барьеров[61].
К 1931 г. в Алжире постоянно проживало свыше 907 тыс. европейцев (805 тыс. без учета евреев с французским гражданством). Общий удельный вес европейского анклава составил около 15 % населения страны и затем стал неуклонно снижаться, несмотря на сравнительно высокую рождаемость в семьях «неофранцузов» испанского, итальянского, смешанного или, наконец, еврейского происхождения. Так называемые европейцы-иностранцы, как правило, представляли собой иммигрантов в первом поколении, ибо отказ от французского гражданства являлся сложной процедурой и не приносил никаких экономических выгод. Абсолютная численность иностранцев с 1911 г. приобрела устойчивую тенденцию к сокращению. Однако в 1936 г. среди алжирских европейцев насчитывалось 127 тыс. иностранцев из 946 тыс. (включая евреев) и в 1954 г. – 71 тыс. из 984 тыс.
Алжиро-европейцы, лично наделенные теми же политическими правами, что и жители метрополии, избирали от каждого департамента одного сенатора и двух депутатов нижней палаты парламента. Вместе с тем реформы первых десятилетий Третьей республики привели к созданию общих для Алжира представительных органов: консультативного «Высшего совета», созданного в 1894 г., и «Финансовых делегаций», учрежденных во исполнение декрета от 23 апреля 1896 г., -которые собирались на пленарную сессию для утверждения местного «специального» бюджета (дефицит которого всегда покрывался за счет французского обычного бюджета). Среди финансовых делегатов изначально было 48 французов, представлявших интересы колонистов-аграриев и лиц, занятых несельскохозяйственной деятельностью (по 24 человека в каждой секции), а также 21 алжирец, в том числе шестеро кабилов, за которыми были закреплены их места в третьей секции. Финансовые делегации в течение 20 лет отстаивали взимание с мусульман «коранических налогов» сверх введенных в Алжире прямых и косвенных налогов, обеспечивавших специальный бюджет гражданской территории. Военная территория управлялась «бюро по делам туземцев» – преемниками «арабских бюро», которые в 1870 г. были подчинены генерал-губернатору, а в 1880 г. упразднены.
«Высший совет» Алжира, куда вошли 60 человек, в том числе главные чиновники администрации и всего 7 представителей коренного населения, на первых же заседаниях объявил алжирцев «низшей расой», годной лишь служить у европейцев в качестве батраков, каменщиков, умелых сапожников[62].
Впоследствии этот совещательный орган был расширен, в его составе стало 10 алжирцев. В каждом из трех департаментов, которые делились на полноправные (чисто европейские) коммуны и смешанные коммуны, избирался «генеральный совет». Он состоял из 24 европейцев и 6 алжирцев, их электорат был ограничен всего пятью тысячами человек, включая каидов и мелких чиновников.
58
«Невоенных» французов в Алжире насчитывалось в 1866 г. всего 112,1 тыс. К концу века их число достигло 270 тыс. Прочих европейцев насчитывалось 216 тыс. (Рамбо А. / История XIX века. Перевод с французского. Том 8. М.: ОГИЗ. 1939, с. 228).
59
Франция – первая европейская страна, где в ХХ веке (примерно с 1912 г.) наблюдался спад рождаемости. В Первой мировой войне она понесла огромные людские потери: почти 1 млн человек среди 19 млн мужского населения.
60
Представители старшего поколения кабильской эмиграции нередко получали во Франции образование и достигали немалых успехов в университетских и научных кругах. Здесь можно вспомнить имя родившегося в Большой Кабилии видного философа и историка ислама Мухаммеда Аркуна (1928–2010) – профессора Сорбонны, знатока арабской общественной мысли. (См.: Долгов Б.В. Арабо-мусульманское сообщество во Франции: Исламская идентификация и светская демократия (1980–2016 годы). М.: Ленанд. 2017, С. 30).
61
Bourdieu Р. Sociologie de 1’Algérie. Paris: PUF. 1963, р. 141.
62
Жансон К. и Ф. Алжир вне закона. Пер. с франц. М.: Изд-во иностр. литры. 1957, с. 78.