Страница 6 из 15
В пылу таких споров законодательный корпус за полгода до краха Второй империи обсуждал проекты реформ, призванных реорганизовать управление Алжиром, о котором Наполеон III туманно говорил, что это «не колония в собственном смысле», и тем самым внес полную сумятицу в умы европейских поселенцев. В самом деле, под его давлением сенаторы официально объявили в 1863 г. Алжир «арабским королевством», а территорию алжирских племен – их «несменяемым владением». Тем же решением Сената предписывалось размежевание территории племен, «дабы точнее подсчитать их богатства и ресурсы» и, где возможно, «учредить частную собственность», что вылилось в подготовку ограбления общинников; но временно колонизация была парализована. Совершив летом 1865 г. путешествие по заморским департаментам, загадочный император, прозванный Сфинксом Тюильри, пролил свет, наконец, на свою идею. «Эта страна, – объяснил он маршалу Патрису де Мак-Магону, губернатору Алжира, – одновременно арабское государство, европейская колония и французский лагерь». Пытаясь разгадать загадку сфинкса, одни полагали, что бывший карбонарий заигрывает с традиционной алжирской знатью в надежде вырастить из них крупных феодальных вассалов, верных Франции, другие сошлись на том, что он стремится избежать слишком явного притеснения алжирцев, очень невыгодного ввиду союза с турками. Как бы то ни было, встревоженные головоломками императора («Если королевство, то во главе с кем? Не с эмиром ли Абд аль-Кадиром, которого собираются вернуть из Сирии?»), колонисты примкнули к лагерю республиканцев, ратуя при этом за «ассимиляцию» Алжира: в смысле полной ликвидации административно-правовых различий между ним и Францией. Частично такая ассимиляция была осуществлена, но остановилась на полпути. Решением Сената (от 9 марта 1870 г.), который совершенно обошел вниманием усилия комиссии, образованной правительством для подготовки «конституции» Алжира, на его гражданскую территорию распространялось общее французское право. Однако теоретически вытекавшая из этого положения принудительная ассимиляция туземного населения, здесь не практиковалась; планы сделать всех алжирцев французами, если и претворились в жизнь, то в отношении лишь одной этно-конфессиональной группы.
24 октября 1870 г. был издан декрет, инициированный министром юстиции Адольфом Кремье (1796–1880) и поддержанный министром внутренних дел Леоном Гамбетта (1838–1882), гласивший: «Местные евреи, проживающие в департаментах Алжира, объявляются французскими гражданами. С момента обнародования настоящего декрета все вопросы их статуса должны решаться в соответствии с французским законодательством…». Таким образом еврейская община Алжира (на момент обнародования декрета это 37 тыс. человек) поголовно обрела французское гражданство, которое раньше ее представители получали по желанию, причем этим правом воспользовались немногие: по разным данным, от 144 до 289 человек.
Социальное и имущественное положение алжирских евреев, завидное лишь у горстки семей, которые сколотили себе состояние еще в XVIII и начале XIX века, разбогатев на крупных финансовых махинациях, не могло измениться в один день. Ровно так же, как не сразу изменились быт и нравы этих «неофранцузов», к эмансипации которых стремился многоопытный адвокат и политический деятель либерального толка Кремье, однако, плохо представлявший себе обстановку в Алжире, где он бывал лишь короткими наездами и проникся сочувствием к своим единоверцам. Поднятые со дна общества, они оказались на шаткой доске между европейскими колонистами, не готовыми принять в свой круг экзотических «восточных» евреев, и мусульманами, которые с осени того же 1870 г. пользовались несколько двусмысленным статусом французских подданных (подданных Республики).
Стоит отметить, что знаменитый «декрет Кремье» был выпущен одновременно с принятием других важных решений по Алжиру при чрезвычайных обстоятельствах – еще в разгар франко-прусской войны – делегацией правительства «национальной обороны», находившейся в Туре. Прорыв под Седаном был уже позади, Париж в осаде, во многих городах Франции создавались коммуны. Городская коммуна возникла и в Алжире, примеру которого последовали несколько других городов страны. Требования алжирских коммунаров, возглавленных амнистированным ссыльным, сводились к ускорению гражданских реформ, в том числе речь шла о создании местных представительных органов и суда присяжных. Внешне демократические, эти реформы, которые получали промульгацию в метрополии, а в основном готовились в Алжире, грозившем отделиться, если требования здешних европейцев не будут удовлетворены, проводились в интересах колонистов.
Поселенцы, славшие телеграммы поддержки Парижской коммуне, добились расширения своего представительства в законодательных органах Франции, где вскоре завели свое влиятельное лобби в лице горстки «профессиональных» депутатов, десятилетиями подвизавшихся на парижской политической сцене. Среди них особой энергией отличались Эжен Этьен и Гастон Томпсон.
Родившийся в Оране в семье солдата, Этьен был в свои сорок лет избран в 1881 г. депутатом, в 1891 г. назначен вице-министром колоний и не покидал парламентскую скамью в течение 30 лет. Но Томпсон его превзошел, парламентский стаж этого депутата из Орана составил более 50 лет (1877–1932). Что касается тунисских французов, то они при Третьей республике не имели своих представителей в законодательных органах метрополии, где их интересы защищали алжиро-европейцы. Они и другие политические долгожители того же рода (скажем, депутат Эмиль Марино, мэр Константины и владелец местной газеты «Républicain», убеждавшей администрацию быть «беспощадной» с туземцами), внесли свою лепту в формирование порядка «колониального двоевластия». Иначе говоря, постоянной игры между, с одной стороны, силами европейской верхушки Алжира, которая имела свою руку в парижских министерствах и парламентских комиссиях и, с другой стороны, правительством Франции, которое волей-неволей шло на поводу у этой верхушки, преследовавшей собственные эгоистические цели. В этой связи Р.Г. Ланда приводит любопытную цитату из доклада Жюля Ферри сенатской комиссии 1892 г. Бывший премьер-министр, являвшийся символом французской колониальной экспансии, писал: «У колониста Алжира много пороков. Он. более всего желает эксплуатировать туземца и метрополию. Моральный и интеллектуальный уровень колонистов почти не поднимается выше повседневных забот. Дух гражданственности среди них еще не преобладает»[49]. Сетуя на провинциальность и узколобость алжирского колониста, неспособного воспарить над местническими интересами, автор доклада скорее всего имел в виду власть имущих и нуворишей: тех воротил колониального бизнеса, которых называли «prépondérants», что буквально означает «превалирующие».
Отстаивая свои позиции, эти влиятельные денежные тузы порой вступали в бой с неугодным им генерал-губернатором, как это случилось в 1891–1897 гг. с Жюлем Камбоном[50], который с первого же дня своего появления в Алжире стал «врагом общества». Каким же был средний тип алжирских европейцев, прозванных «pieds-noirs», т. е. «черноногими»; прозванных так алжирцами, поскольку те носили не бабуши или сандалии, а черные ботинки; потом это прозвище стали широко употреблять, хотя с обувью оно уже не было связано.
Социальная и этническая разнородность поселенческой колонии Алжира, отчасти сформировавшейся по принципу «плавильного котла» и во многом за счет иммигрантов, движимых не жаждой наживы, а бегством от нищеты, составляла ее специфику. Некоторые французы являлись потомками пионеров колонизации, оказавшихся в Алжире в результате таких событий, как промышленный кризис и революция 1848 г., подтолкнувших переселение за море 20 тыс. парижских мастеровых (работавших ранее по государственному найму), половина из которых вскоре погибла от лишений и болезней или уехала обратно, не сумев перейти к крестьянскому труду. Не раз возникала идея сделать Алжир своего рода Австралией: местом поселения каторжан. И действительно, здесь был создан каторжный лагерь Ламбез (ныне г. Тазулт) для ссыльных республиканцев, чей подневольный труд использовался на строительстве европейских «центров колонизации».
49
Ланда Р.Г. Борьба алжирского народа против европейской колонизации (1830–1918). М.: Наука. 1976, с. 190.
50
Жюль Камбон (1845–1935) – юрист по образованию, участник франко-прусской войны, в 1878–1882 гг. – префект Константины, в 1891–1897 гг. – генерал-губернатор Алжира, затем посол в США, Мадриде и Берлине, генеральный секретарь французского МИД, участник Парижской мирной конференции.