Закат империи

— Твой приятель доказывал мне, что ты целые дни проводишь в лупанариях, а я утверждала, что у тебя хватает время и на пьянство!

— Я рад, что вы обо мне такого лестного мнения, — усмехнулся Корнелий и удивлённо подмигнул Максимиану. — Однако хочу напомнить, что и то, и другое прекрасно совмещается, о чём свидетельствует прелестное стихотворение Руфина.

Он слегка откашлялся и, не переставая улыбаться, продекламировал:

Амалаберга уже готова была улыбнуться, но в последний момент сдержалась и вновь горделиво вскинула голову:

— Это моё мнение не только о тебе, но и обо всех римлянах!

— И всё же тебе предстоит стать женой именно римлянина! — яростно заявил Максимиан, волнуясь от того, что никак не может найти нужного тона в разговоре с этой надменной красавицей, а потому постоянно или злится, или теряется.

— Но только потому, что мы, готы, верны и преданы своему королю!

«Она говорит о чувстве долга, — размышлял Максимиан, пока длился второй заезд и цирк буквально взорвался таким неистовым свистом и рёвом публики, что невозможно было расслышать собеседника, а потому все трое замолчали. — А всё же, не кроется ли за её надменностью любовь? Ведь самое очевидное объяснение её невыносимого поведения — это именно то, о чём она уже сегодня упоминала. Среди готов у неё наверняка есть возлюбленный, поэтому она так злится и досадует на то, что король отдал её руку мне. Но если это правда, то не благороднее ли с моей стороны будет отказаться от нашего брака? Достанет ли у меня сил, ведь она так хороша собой! Однако, прежде чем думать об этом, надо досконально убедиться в своих подозрениях».

Придя к такому выводу, Максимиан извлёк из-за пазухи вощёную табличку и стило, которые он постоянно носил с собой, чтобы записывать приходящие на ум стихи. «Будь добр отправить своего раба ко мне домой за носилками», — проворно написал он и передал эту табличку Корнелию. Тот прочитал, пожал плечами, а затем написал ответ. Максимиан поспешно развернул створки таблички и прочитал: «Зачем? Я отвезу тебя на своей колеснице».

Второй заезд, к явному разочарованию публики, закончился благополучно, и все четыре квадриги домчались до финишного столба. Воспользовавшись небольшим затишьем, во время которого и проигравшие, и выигравшие торопились заключить новые пари, Максимиан громко сказал Корнелию:

— Будь добр выполнить мою просьбу, не спрашивая, зачем мне это нужно.

— Хорошо, — кивнул тот и подозвал своего слугу.

Во время их короткого разговора Амалаберга подозрительно взглянула на Максимиана, и поэту на мгновение показалось, что она поняла его тайное намерение проследить за её возвращением из цирка, укрывшись за занавесками собственного паланкина. Однако через минуту внимание публики привлекло шумное появление в цирке знаменитой равеннской гетеры, которую звали так же, как и византийскую императрицу, Феодорой, и которая отличалась не меньшим бесстыдством и безудержным развратом. Рассказывали, что она, явившись на пир, устроенный десятью знатными молодцами, отличавшимися огромной физической силой и распущенностью, в течение целой ночи одна отдавалась всем сотрапезникам. А уже под утро, когда они, измождённые, вынуждены были «сдаться», отправилась к их слугам, которых было не менее тридцати человек, и даже после этого так и ушла неудовлетворённой, жалуясь на то, что природа обделила женщин инструментами любви, предусмотрев лишь три отверстия для близости с мужчиной.

И «зелёные», и «синие», на миг забыв о своём соперничестве, приветствовали, её появление такими аплодисментами и градом непристойных замечаний, что Амалаберга поневоле заинтересовалась и тоже обернулась, чтобы посмотреть на Феодору. Знаменитая развратница была невероятно красива, а её порочные голубые глаза и полные чувственные губы в сочетании с белоснежной кожей, не уступающей в своей нежности коже девочки-подростка, способны были мгновенно всколыхнуть вожделение у любого мужчины. Она была завёрнута в длинный алый плащ, её сопровождали двое слуг, один из которых нёс под мышками двух гусей.

Не зная, что она задумала, но ожидая какой-нибудь эффектной выходки, зрители позабыли о начале третьего заезда и теперь жадно следили за всеми движениями Феодоры. И она не обманула всеобщих ожиданий! Приблизившись к своему месту, гетера помедлила, искусно выдержала паузу, — а начинала она именно как актриса, участвуя в непристойных представлениях мимов, — затем взмахнула руками и проворно сбросила плащ, оставшись совсем обнажённой.

— А-а-х! — единодушно вырвалось из мгновенно пересохших мужских глоток.

Феодора коварно улыбнулась и, обхватив обеими руками свои полные груди с ярко накрашенными пурпурной краской сосками, медленно опустилась на сиденье, а затем легла, отклонившись назад и слегка согнув ноги. Один из рабов опустил рядом с ней обоих гусей, а второй принялся доставать из небольшого мешка зерна ячменя и бросать женщине на низ живота. Гусей явно тренировали именно для этого трюка, они принялись осторожно вытягивать шеи, пропустив их между ног лежащей Феодоры, и вытаскивать клювами брошенные зёрна, слегка пощипывая её курчавые подкрашенные хной волоски.

Толпа взревела и вновь разразилась аплодисментами. А через мгновение раздался и безудержный хохот — какой-то зритель, с раскрытым ртом засмотревшийся на эти порочные чудеса, оступился и упал в жёлоб, который тянулся между рядами, чтобы в случае дождя по нему стекала вода, а в случае жары, напротив, бежала, благоухая ароматизирующими эссенциями. Сломав ногу, бедняга заскользил вниз, издавая жалобные вопли, что лишь добавило веселья публике.

— Какая бесстыжая тварь! — вдруг вспыхнула Амалаберга и стремительно поднялась с места. — Я не желаю больше смотреть на эту мерзость!

Максимиан и Корнелий только сейчас отвели глаза от соблазнительно раскинувшейся Феодоры и при этих словах готской принцессы даже слегка смутились.

— Позволь мне хотя бы проводить тебя! — вскочив с места, попросил Максимиан.

— Тогда ты пропустишь самое интересное! — иронично заметила Амалаберга, презрительно кивнув в сторону гетеры. — О нет, я не хочу лишать тебя этого удовольствия, мне не нужны никакие провожатые.

Эти слова мгновенно всколыхнули в нём все недавние подозрения, и он стал настаивать и настаивал до тех пор, пока не дождался ледяного тона, пригвоздившего его к месту:

— Ты мне надоел!

После этого Амалаберга поспешно покинула цирк, не дожидаясь окончания очередного заезда, а подавленный Максимиан вернулся к Корнелию. К этому времени Феодора уже закончила своё необычное представление, поднялась с места и завернулась в плащ, после чего стала раскланиваться во все стороны и посылать воздушные поцелуи.

— Я вижу, ты опечален, но о причине даже не спрашиваю, — посылая гетере ответный воздушный поцелуй, торопливо проговорил Корнелий. — И, чтобы тебя хоть немного утешить, предлагаю немедленно отправиться к ней, — и он кивнул на Феодору.

— О нет, только не это! — буквально простонал Максимиан.

— Почему?

— Разврат легко доступен, поэтому и не слишком интересен. Гораздо сильнее влечёт то, что своенравно и не хочет даваться нам в руки... А заменять одно другим всё равно что пить прокисший сок вместо вина.

— Но король дал обещание, можешь считать, что твоя готская принцесса почти что у тебя в руках...

— Да мне же хочется от неё любви, а не соблюдения долга! — раздосадованно воскликнул Максимиан.

— Ну, мой друг, судя по её ангельскому характеру... Впрочем, зная этого отъявленного мерзавца Тригвиллу, её отца, трудно было ожидать чего-то иного. Так ты упорно не хочешь позабавиться с Феодорой? Она умеет делать много интересного...