Враг мой (сборник)

Ничего этого он не делает. Он наклоняется, вытаскивает из моего сапога нож и замирает, подняв нож над головой. Я хочу его остановить, но Кита неожиданно крепко обхватывает меня руками, не давая шелохнуться. Когда я наконец вырываюсь, дело уже сделано: Дэвидж уронил руку, по его груди стекает кровь; он опускается на колени, глядя широко распахнутыми глазами на Акилах Хариф. Я вспоминаю сказанные им раньше слова: "Сколько потребуется трупов, чтобы нас приняли всерьез?" И еще: "Все - мои дети. Все мои дети".

Я бросаюсь к нему, но все, что мне остается, - это осторожно опустить его на землю. Мир? Неужели даже самый нерушимый мир стоит так дорого?

Да, несомненно. Одной-единственной жизни. Всего одной.

Я поворачиваюсь к Акилах Хариф. Ее рот широко раскрыт в пародии на удивление. Пол Руш не сводит с Дэвиджа взгляд, все еще ожидая подвоха. "Октябрист" со сканером делает неуверенный шаг вперед, опускается рядом с Дэвиджем на корточки, смотрит на меня. Я вижу его смятение, слезы у него на глазах. К нам подскакивает Жнец. Оттолкнув Руша, он падает рядом со мной на колени.

- Что случилось, черт возьми?! - Он смотрит страшными глазами на меня, на Руша, на Хариф. - Кто?..

Я указываю на руку Дэвиджа, все еще сжимающую мой нож. Потом я вынимаю нож из его пальцев. Кита стоит рядом с Дэвиджем. Глаза ее закрыты, щеки в слезах. Меня так и подмывает выпустить Хариф кишки, полоснуть ножом по подозрительной физиономии Руша, выколоть все плачущие глаза вокруг.

Но вместо того чтобы дать волю чувствам, я втыкаю нож в землю и поднимаю Дэвиджа на руки.

- Ты знала... - говорю я Ките.

Ее губы беззвучно отвечают "да".

Овьетах, Зенак Аби, Кита Ямагата, Дэвидж. Кто, кроме меня, не знал талмы? Меня душит гнев, но единственный, на кого стоило бы его обрушить, уже мертв. Я поворачиваюсь к Полу Рушу, главарю "Черного Октября". Не выдержав моего взгляда, он бредет назад к лесу. Чуть погодя следом за ним движется Акилах Хариф. "Октябрист" со сканером смотрит то на меня, то на тело Дэвиджа, качает головой, медленно отворачивается и уходит за своими.

- Идем, Ро.

Жнец готов помочь мне нести Дэвиджа, но я сам несу его к платформе, крепко прижимая к себе.

- Ты стал бы моим отцом, - шепчу я трупу на ухо. - А теперь я опять остался один.

И я кладу его рядом с погибшими товарищами.

Собрав всех нас, платформа поднимается в воздух. Я стою лицом к ветру и пытаюсь поверить, что все это сон и мне это известно, а значит, я волен изменить сюжет. Но ничего изменить не удается, потому что это не сон, а явь. Боли не будет конца.

44

Перемирие еще не нарушено.

Я гляжу из темноты на ночной туман, а перемирие по-прежнему в силе.

"Туйо Корадар" и "Пятерки" шумят и грозятся. Пусть себе шумят; что касается их грозных планов, то это верный способ рассмешить Бога. Бомбисты, террористы-самоубийцы, спятившие атаманы и все остальные повсюду видят цифру "29". Цифр даже больше, чем сумел и успел бы написать сам "Мир". Сами участники Маведах и Фронта ставят где ни попадя знак мира.

Многие видели на экранах, что последовало за предложением Хариф, как Дэвидж заслужил право на клинок Айдана. Весть быстро распространяется по планете. Ее разносит "Черный Октябрь", Фронт, "Пятерки", "Роуз", "Зеленый Огонь", "Тин Синдие", "Ситармеда", "Туйо Корадар". Все жители Амадина.

Перемирие не нарушено. "Черный Октябрь" соглашается на переговоры. На следующий день то же самое делает "Тин Синдие". К концу засушливого сезона за стол переговоров садится последняя из экстремистских группировок, "Роуз". Они разговаривают, бранятся, кричат, угрожают, ни о чем не могут договориться. Но война прервана.

Через двадцать дней недовольные люди сколачивают новую организацию, но прежде чем она успевает пролить кровь, всю планету - землю, леса, улицы, дома - покрывают цифры "29". Организация напугана, она ничего не может предпринять. Спустя неделю бомбист-одиночка, драк-самоубийца, пытается совершить террористический акт к северу от Дуглас-вилла, но "Мир" успевает его казнить. Палач счел излишним оставлять на месте казни цифру "29": живущие на улице сами успели густо исписать ее цифрами.

Численность "Мира" растет, Маведах передает "Нави Ди" еще два корабля, Фронт в ответ допускает отделения и наблюдателей "Нави Ди" во все свои части. Через четыре месяца после того, как Дэвидж заслужил свой клинок, происходит официальный роспуск "Зеленого Огня".

Кудак, я и Кита - главная экспертная группа. Я не могу видеть Киту, потому что считаю ее повинной в смерти Дэвиджа - после самого себя, конечно. Это выглядит бессмыслицей, но разве в моей жизни есть место здравому смыслу? Я не могу смириться с его смертью, хотя с ней как будто уже смирилась вся планета Амадин, превратив ее в священную икону.

Но мне хочется кое-что совершить.

Хочется, чтобы у моих свершений был свидетель - Дэвидж.

Во мне по-прежнему сидит глупое дитя, громко кричащее: "Так нечестно!"

Глядя из темноты на ночной туман, я чувствую, что лишился почти всей воли к миру, почти всей воли к жизни. Наблюдая за крылатыми существами, парящими внизу, я вдруг понимаю, что меня взяли за руку, и не глядя догадываюсь, что это Кита.

- В чем дело?

- Нам надо кое-куда съездить.

Впервые я замечаю, как она опухла от слез.

- Куда?

- В Гитох.

- Зачем?

- Маведах открыл город.

Я снова погружаю взгляд в туман.

- Что нам делать в Гитохе?

- Уилл хотел, чтобы ты кое-что увидел. Это было его последним желанием.

Моя рана только-только начала затягиваться, и хватило нескольких слов, чтобы она опять стала кровоточить. Я безвольно шагаю за Китой через опушку и поднимаюсь на "Эол".

Не проходит и часа, как корабль опускается в Гитохе. Сперва жители смотрят на нас с подозрением, но их успокаивают цифры "29" на наших нарукавных повязках. Подозрение сменяется приветственными криками. Один из драков вызывается провести нас между разбомбленными домами. Улицы расчищены, воронки засыпаны. В одном сгоревшем доме уже открылась ремонтная мастерская, в другом я вижу лавку, торгующую семенами и съедобной растительностью, в третьем магазинчик старой одежды. Улица перегорожена кучей обломков, бывшей некогда внушительным домом. У кучи нас дожидаются два десятка драков, вырядившихся в самое лучшее, что у них нашлось. Виден глубокий раскопанный подвал, уходящая вниз бетонная лестница. Электричества нет, ступеньки приходится освещать свечами.