Берега светлых людей

— Ты о сериванах?

— Наверно.

— Глазастые, будто задумали чего? — уточнил ещё раз Сарос, и когда понял, что речь идёт о сериванах, проговорил с уважением: — Они наших предков встретили и ни разу не обидели. Теперь с нами ходят, когда зовём... Они в походы долго собираются, но всё равно идут, ха! — приостанавливал коня гот. — Мы к ним стараемся не лезть. Уговорить их всё равно невозможно.

— А что же вы им сказали, чтобы они пошли сюда? — повеселевшей Ргее стал немного понятен характер сериванов.

— А у них наш конунг.

Скоро Ргея потеряла интерес к усложнившемуся разговору — слишком много нового требовалось ей осмыслить. Даже ради того, чтобы Сарос оборачивался к ней и старательно объяснял тонкости, ей всё равно более ничего не хотелось узнавать о других людях...

Она вдруг ощутила в себе горечь от нынешней беременности. Быть брюхатою всю молодую жизнь где-то там, в холодном лесу, ей тоже не хотелось. Ргее желалось быть юной и независимой. Чтобы всегда притягивать к себе внимание мужчин, а после, по усмотрению своему, останавливать выбор на том, кто люб ей, кто занял мысли её...

— Сарос, а у тебя там есть жена? — давно крутившийся в голове вопрос выскользнул наружу.

Сарос на сей раз не обернулся. Резко поворотил коней к западу и какое-то время ехал молча, будто увлёкшись выискиванием безопасного пути.

— Конечно, есть, — наконец откликнулся он.

— А дети?

— Есть. У всех есть дети.

— Бывает, что живут двое всю жизнь, а детей у них нет, — со знанием дела сообщила Ргея.

— Да. Я знаю женщин, не рожавших никогда. Мне жалко их. Иногда после войн и мужчины становятся такими.

— У тебя много детей?

— Зачем ты спрашиваешь про это? — растерянно улыбнулся Сарос, поворачиваясь назад всею статью, чтобы получше рассмотреть взволнованную не пойми чем Ргею.

— И ты их всех любишь? — пристрастно оценивала возлюбленного озабоченная женщина.

Но Сарос застыл, глядя поверх неё.

Овеваемый ветром, наперерез им мчался Роальд. Отклонившись назад, он упёр одну руку в бок. Заметив, что повозка дёрнулась, кони встрепенулись и притормозили, а искомые им люди обратились к нему, он замедлился и неспешно стал приближаться.

Никаких слов не было нужно — встретились враги. Нет, никто ни у кого ничего не брал, не убивал ни друзей, ни родичей... Пути-дорожки их разошлись чуть, и идущие по ним обречены были созерцать друг друга — ненавистных, помыслами друг на друга непохожих... Нет, не кровная вражда разъединила их, а понимание одного, что другой извечно неправ и умышляет отпор всему, что уже устроилось.

И Ргея всё почувствовала. Не зная истинных причин, без дотошных объяснений увидела вдруг положение губительное, безысходное. Злорадство, ненависть, разрешение тайной тяжести нависло над полем. И Ргея в страхе перед неизбежным прикрыла лицо рукой. Здесь лишь мощь и натиск — судья и вершитель жребия. На просторе ветреной степи связался узел, и нет возможности верёвочкам ни распутаться, ни виться свободно дальше. Только разрубить можно узел тот...

Жеребец Роальда встал перед дрожками. Кони воротили шеи. Глаза соперников друг на друга не смотрели — зачем? — намерения и так ясны.

— Поехали, Сарос, сбоку, что ли...

Слова канули в пустоту. Бой неизбежен. Большой палец Сароса взлетел кверху. Роальд, увидев это, отъехал и стал ждать.

Будто бы, кроме них, ничего и не было вокруг. Будто бы сама природа замерла в ожидании, чья жизнь продолжится, а чья...

Заскрипели лосины и кожухи, ухнули о воздух пробуемые мечи. Сума Сароса слетела с плеча Ргее на колени. Напоследок из неё конунг достал кусок копчёного мяса и, повернувшись вполоборота к сопернику, пожевал его.

Роальд двумя пальцами покачал меч. Не раз эту сталь вгонял он в землю по самую что ни на есть рукоять — рубака-смерть! Таких теперь уж боле и не сыщешь... И не было бы распри — всё равно была бы страсть сразиться с таким!..

Глаза, наконец, встретились, схлестнулись — великих воев, в холодном тумане зачатых, дождём истошным вспоенных, шепотком лесных толщ на весь их век заговорённых...

Всё готово! Роальд спрыгнул с коня, двумя руками вскинул меч. Пауза струной натянутой лопнула, непрожёванное мясо выплюнуто конунгом под ноги противника. Человек-ящерица втянул могучей грудью воздух. Как танец ритуальный, началась ходьба по кругу. Высматривая настрой друг друга, слушали тихие молитвы единственного зрителя. Две мятых и иссечённых каски остервенело полетели на звуки те и упали недалеко от колесницы. Оба ратоборца взяли по горсти сыпучей земли, изготовили мечи, раскаляя друг друга морозцем душ своих, сходились. Ни сказать что-то, ни губы сомкнуть, ни усмехнуться ни у кого в тот миг не получилось бы — пружины тел сжались, всё приготовилось к рывку, к натиску, к удару.

Роальд навесом бросил землю на голову Сароса и с разворота ударил в область широкой груди. Меч был отбит, и Сарос изготовился, выжидая следующего выпада. Роальд набрал ещё земли, издали запустил ею прямо в лицо конунга — постоял, подождал, когда тот озлеет. Оба бойца недобро задышали, в груди обоих послышались хрипы. Сарос одной рукой ухватил меч покрепче и выбросил его в лицо Роальда. Тот отпрянул, закинул за спину меч и пошёл вперёд. Сарос, расставив ноги пошире, готов был отмахнуться снизу. Страшный грудной рёв издал Роальд. Клинки клацнули раз и два, руки вцепились в воротники кожухов. Ящер, рыча, отплёвывался от земли и держал ворот соперника крепко, пытаясь проморгать забитые очи. Ноги боролись, стараясь подсечь, свалить, устоять. Пальцы рук, не в силах сохранить крепь, разжались, мечи напоследок треснули по обеим головам. Ратоборцы, открыв пасти, старались понять, как тяжелы раны их. Роальд, пыхтя, подобрал каску. Сарос — тоже. Кровь текла из-под шлема Сароса сильней, и Роальд позволил себе ухмыльнуться, и чёрный блеск в его жёлто-зелёных глазах возгорелся.

Выбирая места для удара, оба опрометью ринулись навстречу друг другу, и удары попали в цель: лоб Сароса раскалённая сталь пропахала довольно глубоко, по щеке слетела на плечо, полосонув руку; Роальд заполучил удар снизу в край груди под правым плечом, отчего десница его выронила клинок. Сарос полетел в повторной атаке на склонившегося противника. Ближе всего находилась отвисшая правая рука Роальда, и меч конунга обрушился на неё. Но левой рукой упрямый ящер уже схватил меч и ткнул его в живот нападавшего. Кожух раздался, обнажая глубокий прорез на теле. Собрав волю в кулак, Сарос прыжком рванулся к неуступчивому гвардейцу, обезрученному и согнувшемуся. Клинок устремился в лицо Роальда, тот, обессилев от боли, валился навзничь, отворотил голову назад, уворачиваясь от решающего удара. Меч Сароса разбил челюсть гвардейца и упал на его беззащитный живот.

Этому Сарос уже не мог порадоваться, не мог и оценить развязку — он задохнулся, голова его закружилась и притянула тело к земле. От живота до колен он весь был в крови, ноги обездвижели, глаза видели небо, пытаясь разглядеть в нём, чем же закончится решающий бой. Сарос смог лишь предательски улетучивавшимся сознанием осмыслить, что бил последним и теперь не видит над собой Роальда...

Летало-носилось посаженное на ветра, облака, людские грёзы никем не видимое, но всеми ощутимое время. Ветра меняли направления, облака сбивались в тучи, и давняя мечта прекращала своё существование из-за невозможности...

Степь пугала открытостью. Ргее никак не удавалось внушить себе, что она не одна. Сарос — безжизненный и бледный нет-нет да и всхлипнет. Ргея ужасными глазами таращилась на красные тряпицы, кои скрыли его страшно продырявленное брюхо, едва шевелящимися губами она призывала его жить. Она знала наверняка, и никто не смог бы её переубедить в том, что он такой родной, единственный отыскал там, в своём забытьи возможность и звериными когтями вцепился в Этот Свет. Где жаждет его возвращения она...