Страница 103 из 107
Легат Альбин, как подобает истинному северянину, готовится долго...
А полководец Нигер с войском из азиатов и африканцев уже подчинил себе Египет и Сирию. Этот соискатель высокого трона нетерпелив — без раскачки направился в Европу. Захватил город-колонию Византий, вторгся в Грецию...
Что станется с Севером — не столь важно для благословенных просторов, попавших под гнёт очередной волны извечного афро-азиатского приступа. Мужчины тех народов, что хлебнули ещё одну порцию из отравленной чаши и изменились от сгущения перемешавшихся традиций, станут дружнее. Почувствовав плечо единомышленников, ввергнутся в очередной этап борьбы. Имея предостаточно прагматического ума, мужчины быстро додумаются, что для сладкой жизни вовсе не стоит лить кровь на полях брани, — безопаснее вести борьбу в собственном окружении. Объектов, дожидавшихся пересмотра уставов, вполне хватало...
На тот период времени, когда Сарос без сознания полусидел-полулежал в маленькой и неудобной повозке, когда Карл на лодках держался левобережья Истра, а Север готовил силы для отпора по всем фронтам, женщина в передней Азии уже практически лишилась своего «я» в развивающемся обществе. В давней и премного славной балканской и малоазиатской земле амазонок — Кибелы, Деметры — женщина теперь видна лишь как актриса театра, танцовщица. Литература греков начала мало-помалу унижать, а после — откровенно издеваться над женской половиной человечества, ставя в упрёк ей хитрость, кокетство, чувственность.
Уже Гесиод отождествлял роль женщины в обществе с коварством и бесстыдством. Говорил он так: «Всем несчастьям своего положения затравленного животного человек обязан именно женщине». И арабы, в отличие от халдеев, и греки — не эллины — с такими вот откровениями были вполне согласны. Но не всем женщинам нравился Мир, который запутали мужчины.
Многовековую борьбу сильная половина человечества выиграла. Женщины стали персонами второго плана, в лучшем случае — управляли из-за кулис. Восток сделал из женщины-деятеля красивую куклу, что на том этапе польстило ей — прежде всего матери, думающей о потомстве. Но при естественной нехватке женской красоты на всех пошло деление мужчин, сильные — закрепляли свои права. Женщина порабощалась, уничтожался природный смысл её присутствия в человеческом обществе. Жена — лишь первая среди слуг; красавица — лучший подарок... Возмездие за унижение женщины ещё придёт...
Вержень не столько был рад тому, что Карл послушался его и отыскал-таки истринского командира, сколь оттого, что почувствовал успокоение от зыбкости римской власти. Вержень всегда придерживался принципа: нашего — не тронь, а постылые упрямцы всё шли и шли. Чуткий Вержень всё видел, всё чувствовал остро, многое знал наперёд. Он нисколько не удивился, что другу Карлу не понравилось в Риме.
— Хоть посмотрел, как срамные наглецы живут! — ответил он, выслушав рассказ Карла...
Язиги на Тисе с подозрением отнеслись к готам, когда узнали, что те возвращаются полным составом: их делегаты вернулись домой только малой частью. Правда, это не помешало доброхотству Густава: взамен лодочек, что были забраны у рыбаков Савы, он выделил подержанную, но зато весьма добротную ладью. Что ему, владыке? Каждый мужчина окрестного населения — корабел!..
Не так давно пришли сюда язиги — руссы очередной волны. Не будучи ветреными кочевниками, сие тысячелетнее племя асов, изгнанное с насиженных мест степняками, при смещении стало язами; славяне и рыже-белёсые кельты переиначили название на свой лад — язиги. Они помогли обустроить заповедный уголок с выгодой и мерой, а потомки их, оставив после себя названия местностей, от продолжавшегося давления сородичей с востока веками поднимались по Тисе — пока не растворились в древней этнической среде...
Отсмотрев трогательное прощание Ланы с полюбившимся ей язигом, отряд Карла поднялся по той же самой реке и по притокам добрался до Вислы. Далее по знакомому Нареву пошёл себе к дому.
Хотелось путешественникам хоть краткой передышки. Члены ломила усталость. Даже думать о чём-то римском, о Севере, о его противниках не моглось. Также и о варварском мире, какой скитальцы оставляли вместе с конями на тропах и полянах, и принимали вновь, поскольку принадлежали этому миру сами.
— Что с тобой?
— Всё хорошо — я нашёл её!
— А вот посмотри на мою.
— Так ты её искал?
— Конечно! — Карл представил Саросу Бореас, а сам разглядывал Ргею.
Ргея смотрела на Карла — он нравился ей. Дева была приятно удивлена, уверившись, что пришла не на край всех земель. Она попала в страну красивых людей. Это радовало!
Бореас захватили незнакомые ранее ощущения. Её новая роль в отряде и в судьбе ближайших людей приятно будоражила душу.
Бойцы подходили к привставшему Саросу, склонялись, а после все до единого скупыми кивками голов благодарили Ргею. Та поначалу улыбалась, затем принялась всех рассматривать. Бореас устранилась от той церемонии, отойдя к сникшей подруге.
— Зря я сюда пришла, — пожаловалась Лана.
— Я всегда с тобой. Мало ли мы ещё куда сходим! — утешала Бореас.
— А как же Карл? Ты ведь с ним теперь. А он никуда не пойдёт наверно.
— Пойдёт. Позовём — и пойдёт! — убеждённо сказала Бореас, обнимая подругу.
Та с завистью произнесла:
— Карл — хороший.
— Он для нас обеих хорош!
Бореас напомнила ей о том, что лишь в последние дни их тройственные отношения стали обстоять как-то иначе, чем прежде.
Лана ничего не ответила. Она думала ранее, что их жизнь неизменно будет течь в одном русле. Теперь требовалось изменить что-то, но она так привыкла к устоявшемуся ходу жизни, какой без Бореас немыслим. Лана просто не знала, что делать, а извечный советчик её — лучшая подруга — более вроде не помощница. Лана словно лишилась самое основы своей...
Когда среди карпатских гор затерялась Тиса, Лана освободилась от пленительного образа милого язига, и все отношения её с близкими людьми вошли в обычные рамки. Но вдруг она обнаружила необычное поведение Бореас и Карла. Подруга её выглядела напряжённой, стала нелюдима и как будто неоткровенна. На вопросы — самые простые — отвечала рассеянно.
Всё стало окончательно ясно, когда в Карпатах в один из вечеров отряд подошёл к ярко горящим кострам. В селении шёл праздник. Через высокое пламя прыгали мужчины, юноши, бойкие девицы, подростки. Когда сила огня стихла, по головням прошлись женщины, а за ними пустили скот.
Тогда-то в сторонке от действа, в которое с радостью включились и готы, Лана увидела Карла и Бореас. Они стояли, обнявшись, уткнувшись лицами друг в друга... У неё будто земля ушла из-под ног! Она отбежала в заросли и заплакала.
Нет, после того случая меж ними не появились какие-то неодолимые преграды, а всё же болезненные препоны не замечать стало трудно. Лана старалась быть прежней, но влюблённости двоих не могла не чувствовать постоянно. Они поглотились друг другом, будто бы терпели общество всех — и даже её! Не гнали, не отвергали — просто забывали о ней...
После встречи с конунгом, после такого представления ему Бореас, Лана окончательно всё уяснила и... растерялась.
— Что он мне теперь? — печалилась она. — Он теперь только твой.
Бореас молчала: ну да, милый язиг с Ланой — одно дело, а если Бореас похитила Карла — это невыносимо!..
— Мы можем остаться в лесу и пожить несколько дней только втроём! — Карл, оставив всех, вдруг обнял обеих подруг.
Лана недоверчиво глянула ему в лицо и жарко припала к широкой его груди.
— Будьте внимательны. Давно мы не были дома... — предупредил он обеих, и они, заметив серьёзность его тона, поняли, что снова вместе.