Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 102 из 107

Тиклепия всё ещё стояла с кубком. Возле неё находился послушный слуга, доливавший своевременно вино. Карл постепенно понял, что не случайным стечением обстоятельств прибыли сюда эти уверенные в себе солдаты. Что ж, римляне умели околпачивать варваров.

— Тиклепия, я всё же благодарю тебя, — сказал он.

— И я тоже, — отвечала стеснённая вниманием римского офицера патрицианка.

— Гм, а меня-то за что? Сонного, не бойкого?

— А за тех зелёненьких эротов, ха-ха! — посмеялась Тиклепия, но осеклась и за спиной Карла придвинулась поближе к офицеру. Благоверный её супруг, столько натерпевшийся, вдруг вспылил, бросился к ней, вырвал кубок и судорожно возопил:

— Поди же в дом, Тиклепия! Успокой детей! Здесь всё образуется без тебя!

Римлянка хотела что-то возразить, но, обведя главных действующих лиц Глазами, решила не спорить. Она покосилась на разглядывавших её солдат и покорно ретировалась.

Карлу сделалось нехорошо.

— Вам надо меньше ходить по городу, — посоветовал офицер, подавая команду строиться.

Готы и отставные паланкинеры вместе с несколькими легионерами, задержавшимися на водопой, тоже выгреблись из дома. Напоследок оглядели друг друга не очень дружелюбно.

Понурые варвары плелись за Карлом. Он поравнялся с остальными на людной улице и, стряхнув с себя бредовое наваждение, принялся пересказывать в подробностях разговоры с римлянами. Его несколько раз перебивали, спрашивали о телесах Тиклепии — он отмалчивался... Антей заметил ему, что он изменился и, кажется, в лучшую сторону — гот лишь махнул рукой... Раненый с туго перемотанным туловищем признался, что и он бы не отказался от такой красотки. Карл улыбнулся и сказал:

— Ворона, чтоб гнездо украсить, блестящие камни ищет, а всё же лучшая подруга она лишь волку серому.

Готы загомонили:

— Ты, что ль, волк, Карл? Нет же — мужик её!

— Нет, он не волк — глухарь!

— Они все тут лисы.

— Не скажи, тут целый лес — со всеми зверями, со всеми деревами!..

Горожане проходили рядом, слушали диковинный говор занятых собою северян, толкали их, торопясь по своим делам. Готы не отвечали на тычки, даже старались увернуться.

Скоро носильщики простились, уверив напоследок новых друзей, что найдут в этом большущем городе себе другую работу...

В сенаторском дворце ожидала их радостная встреча — отыскались почти все ушедшие в ту злополучную ночь и не вернувшиеся днём. В отряде Карла недоставало ещё пятнадцати человек. Готы надеялись, но... Да что за поход без потерь? Равно как и без веры во спасение...

ГЛАВА 5

Карл с отрядом более приключений в Риме не искал. Не дожидаясь похода неизвестно куда, по твёрдой апеннинской дорожке подались к прохладным дебрям центра материка. Они не волокли с собой горы награбленного, не улепётывали от возмездия — они ехали достойно.

Преспокойно проезжали мимо частых селений италийских крестьян. Встречались по дороге и разбойники. Намётанным глазом записные тати оценивали варварскую кавалькаду, потом главарь в богатом одеянии или в римском доспехе командовал отбой своей голытьбе: не трогать — брать у них нечего... С дерева, правда, интересовались — куда-де путь-дорожку держите? Готы хором отвечали — домой! И звали с собою.

У Карла собратья спрашивали — не потревожить ли и нам городки встречные?.. Не соглашался смелый воин. Никого не уговаривал — просто уезжал вперёд. Не догнать командира — равно предательству.

Воровать-то здесь скоро будет кому — даже тесновато станется! Один из итогов любой военной кампании, любого переворота государственного — воровские шайки...

Септимий Север объявил об уравнении легионеров и преторианцев в правах — недовольство обещало быть грандиозным!.. По воцарении новый император практически сразу же вместо сената создал императорский совет, тем самым порушив частую и вязкую сеть патрициев... Для всех без исключения слоёв общества, невзирая на статус, ввёл наказание в виде принудительной воинской повинности... Всё то не могло не подвигнуть лишённых былых привилегий и кормлений людей искать себе новые занятия.

Параллельно со своего рода демократизацией-уравнением сословий происходила милитаризация общества — прежде всего это коснулось аристократии... Мода на варварство то самое варварство в римскую гражданственную структуру и втянуло... Законодательно вернулись так называемые нормы прямого действия. Сговоры лиц, приближённых к августейшей персоне, временно прекратились...

Всё перечисленное привело к болезненным для государства последствиям, избавиться от коих так быстро, как того хотелось бы инициаторам реформ, не представлялось возможным. Жестокие преступные группы промышляли грабежом на море и на реках, в городах и портах. Тысячи шаек орудовали на суше, всячески притесняя население, парализуя транспортные артерии. Не брезговали и мерзкими заказами конкурирующих торговцев, политических и государственных деятелей.

Как было понять варварам такую жизнь? Северный народ — непритязательный, суровый, могущий довольствоваться малым. Отличался он и от того же самого азийства. Нравы северян почти не изменялись: если кому-то не нравился кто-то, он мог прямо сказать об этом, мог обличить недостатки другого, мог врага своего и убить — открыто, встав лицом к лицу. Зачем при таком положении плести интриги, чинить коварные козни?.. Потому и не умели этого всего северяне. На дурные домыслы, на действия, недостойные настоящего мужчины, веками налагалось табу. Отсюда — незыблемое спокойствие и внутренняя сила сообщества. Северянин — сух, умерен, строг, и в мире, составленном из людей изворотливых, льстивых, играющих каждый эпизод своей жизни, не было пока ему места...

Вот чуткий Карл и увёл свою братию подальше от той отравы, кою если вкусить всю, не имея противоядия, можно и погибнуть... Русс таков, что всё переймёт с избытком! Нужно время осмыслить увиденное новое в родных пенатах. Тем более с севера к руссу никто и никогда не ходил...

Южанин по возвращении домой не может наговориться, наслаждаясь общением. Северянин возвращается к полю... Карлу, сколько бы он ни пропадал, всегда желалось вернуться — словно отдышаться.

...Тиклепия там, на ложе, ахала и билась, царапалась, вцеплялась в волосы. Он же вскоре остыл, опять превратился в бездушную змею с холодными глазами. «Она не может быть ею... — думал он. — Она ведь жмётся, она играет, а когда играет, становится другой. Она не живёт — она ищет, теребя и разрывая невидимые связи, коими все люди густо и непонятно соединены. Есть движение, но нет смысла».

Да, Тиклепия походила на возлюбленную Карла, но взгляд римлянки, при всей схожести лица и фигуры, выдавал личину иной женщины. Чёрные глаза при пристальном смотрении ещё сильнее наливались чернотой. Края верхних век едва приметно подрагивали, выдавая неуёмную похотливость. Переизбыток её в Тиклепии быстро угнетал подстроенное сходство и духовное расположение. Даже привлекательность телодвижений улетучивалась, пока она думала, чего бы ей ещё пожелать... Тоска сковала сердце Карла. Уже в который раз он убедился в тщетности усилий вернуть неизбывное-пропавшее...

Пройдя благословенную Италию, северяне с попутчиками принялись искать притоки Истра. С первыми расстались со славянами — их путь лежал в Восточную Галлию, Рецию, за степи Паннонии; по достижении Истра откололись герулы. Готы остались с немногочисленным язигами и даками. Карл объявил, что желает наведаться к другу своему давнему Верженю, — крюк не велик, а реку всё равно переходить надо вместе... После, на переправе, отряд покинули даки.

Возвратившись в свой мир, заметили бравые вояки — успокоился варварский котёл! Не от кого стало отмахиваться... Когда и какой ещё умник с горячей кровью в жилах соберёт северян для южного похода? Африканец Септимий Север стал на той стезе первопроходчиком... А великая цель во всей ойкумене одна — Рим. Бои за него ведутся на далёких подступах!