Токио

После этого произошло то, из-за чего в последнее время было столько споров. Впервые торжественно грянул новый старый советский гимн с переписанными заново словами.

Рано утром в управлении кадров угрюмо сидел бич с растрепанными волосами, опершись на сучковатую палку. У него было пропитое и поцарапанное лицо. Разодранный плащ, шапка с вылезшими клочьями меха. Он сильно хромал и пришел с клюкой.

Начальник кадров разговаривал по телефону, брезгливо поглядывая на него:

– С 42 дивизии прислали старшего лейтенанта… Чего? Я говорю, что прислали с Чечни старлея. У него, во-первых, ни вещевого аттестата, ни денежного. Во-вторых, он спился и опустился окончательно. С такой рожей только на вокзале под лавкой спать.

Подполковник держал сигарету, но увлекся разговором и забыл о ней. Она дотлела до фильтра, и пепел сыпался на стол и ему на брюки.

– Такое ощущение, что он, как Максим Горький, через весь Советский Союз пешком прошел… Да, вот он сейчас сидит передо мной. Я боюсь его в город выпускать. Я у себя где-нибудь его закрою… Но самое главное, что у него какие-то шурупы были в ноге. Их ему в Моздоке как-то неудачно вывернули. У него сейчас гниет все это дело. Нам надо отправлять его в округ в госпиталь. Вот я тебя и спрашиваю…

Положив трубку, он раздавил в пепельнице окурок, сквозь зубы тихо выругался и стряхнул пепел. Закурил новую сигарету и вздохнул:

– Зачем ты сюда приехал? Лучше бы ты по дороге упал в сугроб и замерз. Я тебе серьезно говорю. Всем от этого только лучше было бы. Тебе лет сколько? Ты старше меня в два раза выглядишь.

Я не слышал, чем закончился их разговор. Я вышел следом за маленьким присланным за мной солдатом, у которого под полами шинели не видно было сапог.

– Далеко идти?

– Через всю дивизию, товарищ лейтенант.

Мы прошли по плацу, мимо потянулись одинаковые казармы, столовые и клубы. Строем с песнями проходили роты. С котелками, в шапках, без шинелей. Возле каждой столовой стояли прицепы, заваленные отходами. Невыносимая вонь и стаи пронзительно кричащих кружащихся птиц.

Поднявшись на третий этаж казармы, я остался ждать возле пульта. Дежурный по части пошел доложить комбату. Смеясь, офицеры успели дать мне совет:

– Комбат у нас сатана. Просто демон. Не обращай внимания.

В этот момент раздался грозный крик:

– Где этот лейтенант?

Покосившись на смеющихся офицеров, я вошел в кабинет. В глубине его за столом сидел толстый лысый подполковник.

– Что?! – гаркнул он. – Не смог откупиться? Мне ты тут тоже не нужен.

– Могу обратно уехать… – ответил я и пожал плечами.

Смерив меня взглядом, он придвинулся к столу и поднял трубку военного телефона. Покрутил рычаг и прорычал:

– Эй, чума! Ты если еще раз будешь так долго трубку брать, я не поленюсь, приду и контужу. Соедини быстро с начштаба.

В ожидании он раскачивался в кресле, накручивая на палец провод.

– Эй, ты чего так долго трубку берешь? Опять от стакана тебя оторвал? Короче, ко мне лейтенант после института приехал. Какой-то он не в себе. Только зашел, сразу стал просить: «Отпустите меня обратно домой». Ты там проведи с ним беседу. Поставишь его командиром взвода в первую роту. А хотя я сейчас сам поднимусь к тебе. Погляжу, чем ты там занимаешься.

– Я так не говорил… – возразил я, когда он положил трубку.

– Что? По-твоему, я уши не мою? Уйди отсюда, лейтенант, не дразни меня. Ты меня плохо знаешь.

Поднявшись из-за стола, подполковник Яровский подошел к висевшему на стене зеркалу. Погляделся в него. Потом сунул руки в карманы брюк и вышел из кабинета.

Высокого роста и пузатый, он встал посреди взлетки. Дежурный по батальону поспешил к нему. В разгрузочном жилете, весь в кожаных ремнях, на поясе висит кобура с пистолетом.

– Тебе чего, ослиная рожа?

– Кого в наряд назначать, товарищ полковник?

– Как кого? Негодяев! – Яровский посмотрел на пустую казарму и взмахнул рукой: – Вон негодяи пошли… Вон еще два… Эй, бегом сюда, б…!

Проходя мимо, я видел, как спрятавшиеся на лестнице солдаты, осторожно выглядывая, тихо смеялись:

– Сейчас кому-то лося пробьет.

Взяв связку ключей, дежурная офицерского общежития повела по этажам и стала показывать комнаты. Извиняясь, она заранее предупредила:

– Даже не знаю, что вам предложить.

Походив и посмотрев, я ужаснулся. Провалившиеся полы, выбитые стекла. Ни душа, ни туалетов. Темно, сыро, холодно. Крысы и мыши под полами, мокрицы по стенам. Комары зимой летают.

Но все-таки пришлось выбирать. В комнате стояли две кровати, шкаф, два стола и два стула. Пакеты с мусором возле двери. На натянутой веревке висело мятое белье. Тюки. Сумки. Растоптанные берцы стояли посреди комнаты. Залитая жиром электрическая плитка, помятые алюминиевые кастрюли, консервы, кипятильник в почерневшей стеклянной банке. Макароны, картошка и лук в мешках. Окно завешено рваным солдатским одеялом.

Оставив вещи, я пошел получать матрац, одеяло и подушку. Когда вернулся, сосед пришел со службы. Заметив, какое тяжелое впечатление произвел на меня мой первый день, он усмехнулся:

– Добро пожаловать в Скотское! То ли еще будет!

– А мне в Самаре в штабе сказали, что еду в Токио.

– На Токио похоже только тем, что здесь тоже атомную бомбу взорвали. В пятьдесят четвертом году на учениях. А что касается всего остального… Попав сюда, любой японец сразу себе нарядное харакири организует.

Вскипятив чайник, он стал накладывать макароны. Я только в этот момент сообразил и потянулся к своей сумке:

– Сергей, подожди. Что ты там жрать собрался? У меня столько деликатесов.

– Это гут.

Переодевшись в свитер и спортивные штаны, он ушел бриться. Пояснил, что утром не успевает. Вернулся к накрытому столу.

– Сам видел, тут такая сырость и грязь. Идеальные условия, чтобы от тубика загнуться. Стоит эта засада сто рублей в месяц. Все стараются квартиру снять в городке. Но трудно найти. Пиджаков много. А те, кто с училищ приезжают, видят все это и сразу стараются быстрее уволиться. Им можно. А нам два года по-любому.

– Все равно я не ожидал такого… – я растерянно показал вокруг. – У нас в казарме лучше.

– А-а!.. Так у вас казарма показательная. Ты к нам зайди! Кстати, до тебя на этой кровати спал офицер Никольский. Он у вас там служил, недавно уволился. А я переживал, что никто мне теперь долгими зимними вечерами веселые истории не будет рассказывать. У вас там очень забавно люди служат.

Прислушиваясь к доносившимся из коридора крикам и песням, я спросил:

– Часто тут так гуляют?

Он поморщился и махнул рукой. Наевшись, отвалился спиной к стене с ободранными обоями.

– Учти, местные военных не любят. Пьяного если увидят, то изобьют и разденут. Отсидевших много. Зубы в наколках, сам себя боюсь. С бабами осторожнее тоже. Здесь все спят под одним одеялом.

Раскатав матрац по железной сетке кровати, я постелил простыню и стал одевать наволочку. Укрывшись до подбородка двумя одеялами, он лежал и смотрел в потолок.

– Одно радует. То, что мне увольняться скоро. А как представлю, что если вдруг мне снова два года еще… – он вздохнул и отвернулся к стене.

Выключив свет, я тоже лег. Он сразу уснул, в углу зашуршали мыши. Где-то громко играла музыка. А я представил, что мне два года еще.

Каждый день для офицеров и прапорщиков начинается и заканчивается совещанием. Утром все собрались в кабинете командира батальона. Вошли и расселись за длинным столом.

Подвинувшись к сейфу, комбат отворил тяжелую дверцу с двумя спрятавшимися в ней ползунами. Сидевший рядом замполит вытянул шею и с любопытством заглянул внутрь.

– Ты чего лезешь, чума болотная? – спросил Яровский. – Сейчас как хлопну по рылу дверкой.

– Просто интересно… – отодвигаясь, пожал плечами и улыбнулся замполит.

– Что тебе здесь может быть интересно? Бутылка у меня здесь не стоит. Ты доведи им лучше, зачем тебя вызывали.