Докторица

С Леной попрощались как-то скомканно, ей было стыдно за своего коллегу, что он в редакции считался одним из самых опытных фронтовых корреспондентов и всегда носил полученную ещё в сорок первом медаль "За отвагу", но почему-то никогда её не надевал в командировках. Ещё выяснилось, что пока шли разбирательства, капитан сумел организовать и направить в штаб фронта наградные документы на себя на орден Красной Звезды. Вот она и думает теперь, что не носит он на фронте свою медаль, потому, что опасается встретить свидетелей своих фронтовых геройств. И в качестве извинений она меня стала уверять, что про мой "подвиг" она обязательно напишет статью. Убедить её этого не делать, не удалось, но адресами мы обменялись на всякий случай.

Забегая вперёд, скажу, что капитан Коваленко после лечения по приговору трибунала был разжалован, лишён государственных наград, исключён из партии, направлен на три месяца в штрафную роту, с поражением в правах в виде запрета занимать любые командные и руководящие должности даже низового звена на двадцать пять лет. Что с ним стало дальше, я не знаю, неинтересно мне это.

А вот Лена удивила и даже подарила десяток минут веселья. Через полтора месяца от неё пришло письмо, где она с искренней обидой написала, что статью у неё не приняли, хоть она её пыталась исправлять и переписывать несколько раз. А веселилась я, когда прочитала этот шедевр. Вполне понимаю редактора, который ТАКОЕ печатать отказался. В общем, в статье было очень много эмоций и гротеска, я там получалась чем-то средним между былинным богатырём и летающим огнедышащим драконом, словом, "одним махом семерых побивахом"… Но недооценила я журналистку. На статье она не остановилась и по обращению редакции газеты меня наградили медалью… Только не смейтесь, но Николаев, который меня из полка для этого специально вызвал, буквально рыдал от смеха.

— Знаешь, Мета, наверно твоя судьба накрепко связана именно с этой наградой! — отсмеявшись, сказал он, и вручил мне уже четвёртую медаль "За боевые заслуги", которую прислали для меня из Москвы. А потом добавил. — Не исключено, что во всей Красной армии ты такая одна, у кого четыре такие медали…[11]

В общем, когда мы с Панкратовым поехали вытаскивать из леса Тотошку, сходили на место падения "мессера", который упал кусками и не сгорел. Евграфыч там кучу всякой полезной для самолёта всячины железной для себя наковырял. И даже снял оба колеса, одно оказалось совершенно целым. Но вот его планы поставить его нам не удалось осуществить, не знаю уж, чего там не так с этими колёсами. Но кок с винтом (шильду двигателя найти не удалось), парашют, оружие, медальон и документы лётчика мы привезли в подтверждение того, что истребитель я сбила. По подтверждённому факту сбития немецкого истребителя связным самолётом, Николаев собирался и сам написать представление на меня, но как-то закрутился или опять документы флотские замусолили…

До самого приезда Панкратова для эвакуации самолёта нас с Леной мурыжили в особом отделе бригады с показаниями. Потом я уехала на место нашей посадки, Евграфыч мотался договариваться с трактором и с организацией погрузки самолёта, ведь отбуксировать его без полной погрузки, как в прошлый раз не получалось, а для полуторки это предельный вес и мы тут же у самолёта ждали автобатовский ЗИС, заодно и охраняли наше имущество. Когда через четыре дня мы, наконец, добрались в своё расположение, я просто не верила, что в мире существует такое счастье, как баня, и можно сменить пропотевшее грязное бельё. Но на этом эпопея с Тотошкой не закончилась. При посадке оказалось серьёзно повреждено одно колесо, остальные повреждения были не критичными, их Панкратов исправил своими силами. Проблема возникла даже не со всем колесом, а с шиной, поставить от наших самолётов не получалось из-за размеров, с "мессера" – тоже, но нам пообещали привезти нужную резину, только это оказалось очень небыстрой процедурой…

В «Правде» опубликовали открытое письмо женщин Ивановских фабрик, в котором они обращались с вопросом о том, что считают бессмысленным провозглашение международной солидарности женщин и не видят смысла в празднике Восьмого марта. Потому что трудящиеся женщины почти всей Европы сейчас старательно работают на благо гитлеровского режима и их совершенно не заботит то, что своим трудом убивают советских женщин и наших детей руками фашистских солдат. Что они с удовольствием смотрят на то, как на них работают угнанные в рабство советские граждане. И пусть даже они как-то борются за свои равные с мужчинами права, но советских женщин это уже не касается, потому, что в нашей стране равенство уже записано в конституции и стало нормой жизни. И нам сейчас нужно говорить не о равных с мужчинами гражданских правах, а о формировании в нашем народе взаимного уважительного отношения между женщинами и мужчинами, особенно там, где этому препятствуют религиозные догматы, без глупых игр в равенство, которого сама природа не предусмотрела. Это я своими словами изложила, в письме всё было написано гораздо глаже и красивее. Я очень сомневаюсь, что так могли написать простые ткачихи, а вот подписать такое письмо я бы и сама не отказалась. И сразу после письма был напечатан ответ Михаила Ивановича Калинина, что поднятые в письме вопросы будут в кратчайшие сроки всесторонне рассмотрены правительством нашей страны и предприняты соответствующие шаги. Девчонки это очень бурно обсуждали, но, что удивило, гораздо шумнее это обсуждали мужчины. Во многом такая неожиданная постановка вопроса у многих ломала устоявшийся шаблон. И хоть Сталин уже давно объявил об отказе от мировой революции – как нашей первой и главной цели, но большинство ещё продолжали бредить этой идеей, слишком прочно она в мозгах сидела, а тут такой афронт. И что важно, подана она снизу, а не приказом правительства. Гениальный ход, как оценил Сосед, с чем трудно не согласиться. То есть, очень похоже, сработала ещё одна посылка и слова сказанные комиссару. Видимо, скоро будет у нас День Матери, чему осталось порадоваться…

Вот только всё стало не важным и серым в один миг. Меня вызвал к себе Николаев, завёл в кабинет и усадил напротив. К чему я была готова? Ко многому. Кроме того, что услышала… Вернее прочитала во вручённой мне бумаге. Там было написано, что во время тяжёлых боёв на южном фланге фронта был тяжело ранен комиссар батальона Луговых Кондратий Михайлович, бойцы вынесли его на руках, но в лазарете через три дня не приходя в сознание, наш папка умер, о чём в этом письме сослуживцы с прискорбием извещали его дочерей.

Оказывается, звонил Александр Феофанович, он навёл справки и сообщил Николаеву подробности, которые мне сейчас Сергей Николаевич рассказывал. Как батальон фактически оказался на пути прорывающейся потрёпанной немецкой дивизии, численностью почти в два полка с танками и артиллерией. Батальон под командованием своего комиссара принял бой, и не пропустил врага, несмотря на огромные потери и многократное превышение численности противника. Почти двое суток и без того потрёпанный в предыдущих боях батальон держал оборону и дождался подхода наших частей. За беспримерное мужество и стойкость, полк получил звание гвардейского, и представлен к награждению орденом Кутузова. Штабс-капитан Луговых представлен к награждению посмертно. Николаев ещё много подробностей рассказывал, отдал мне письма бойцов батальона и официальное приглашение нам с Верочкой на торжественное вручение полку гвардейского знамени. Но меня это всё словно обтекало и пролетало мимо. Мир словно подёрнулся серой хмарью…

Это Васенька и Верочка были больше мамиными детьми, нет, я люблю нашу мамочку, и она меня любила, но я всегда была папина дочка. И когда я узнала о несчастье с мамой и братиком я горевала, но не так, как сейчас. У меня словно внутри что-то вынули… Сквозь пелену Николаев всунул мне в руку стакан с чем-то прозрачным, я выпила как воду не заметив вкуса, только по отголоску спиртового запаха поняла, что это была водка, скорее всего. У меня даже слёз не было…

11

Вообще подобные казусы бывают. Мне рассказывали про Олега Старцева из Питерского ОМОНа, у которого семь медалей "За отвагу", три он ещё в Афгане получил, потом Карабах, потом Чечня. Майор, который мне про него рассказывал, сам был с ним в командировке и говорил, что парень удивительный, молчаливый, надёжный, геройский и очень скромный.