Докторица

Вообще, мне гораздо интереснее было бы сейчас осмотреть свой самолёт. Главное, я поняла, что загораться он не собирается, потому что запаха бензина не ощущала, а немецкий авиационный бензин воняет знатно. А раз так, то вполне могу осмотреть самолёт на предмет полученных повреждений. То, что он не сможет сейчас взлететь, была уверена. Хоть формально он стоял хоть и с перекосом, но целый на вид, но левое колесо шасси вроде вывернуто под углом, да и с мотором нужно разбираться, что там с маслом случилось. Вообще, нам лучше скорее до связи добраться. Закрыла люк, дверь кабины на ключ, у немцев даже такая функция была предусмотрена, я сначала смеялась, а вот ведь понадобилась. На автомате проверила своё оружие. Наган на месте, есть ещё пачка патронов в кармане. Достала и дослала патрон в патронник у Браунинга. Не зря же со мной ребята занимались: "как только ситуация отличная от привычной, проверь и подготовь к бою оружие!"… В принципе, мы в нашем тылу и ничего здесь угрожать в принципе не должно, хотя зверьё от войны одуревшее по лесу может шататься. Словом, пусть будет! Не помешает…

Никакого желания этого толстяка тащить на себе нет, но и оставлять его с напарницей у самолёта по размышлению посчитала неправильным. Ведь ещё неизвестно, как скоро к людям выйти сможем. Если бы у меня была уверенность, что в пределах часа-двух найду помощь и смогу сюда прислать средства эвакуации, то был прямой резон оставить их дожидаться. А был бы на месте журналистки какой-нибудь адекватный паренёк, то лучше бы сама с самолётом и раненым осталась. Но, увы… При посадке видела дорогу слева. По карте привязка была плюс-минус километров десять, а самое неприятное, что здесь не такое плотное заселение и до ближайшего жилья может оказаться не один десяток километров. Из вероятных мест, где мы приземлились, я подумала, что примерно в четырёх-пяти километрах восточнее есть деревушка, как потом оказалось, мы её уже проскочили, и эта деревушка была западнее всего в километре от нас, но кто же знал…

К счастью морозы уже отступили и температура около нуля. Ещё раз прикинула на вид журналистку и примерила на себя, вынести борова на носилках нам точно не удастся, поднять мы его наверно сможем, если сильно натужимся и даже пару шагов сделаем, но на этом всё, дальше умрём обе. Видимо придётся вспоминать прошлый опыт с волокушей. Вот только того хорошего ножа у меня теперь нет. Вообще, в самолёте у меня было оружие, и запас еды на всякий случай и пара автоматов, лопатка и другое, что собрал мне Митрич на всякий случай, нам бы сейчас очень пригодились. Но ещё когда облегчали самолёт для вылета за бомберами и этот запас "НЗ" тоже вынули, а положить обратно как-то всё руки не дошли. Теперь только чертыхаться и клясться, что больше "никогда" и "всенепременно". Моим складным ножиком только колбаску порезать или консерву открывашкой открыть. Срезать им жердины для волокуши – эпический подвиг, наверно зубами перегрызть быстрее будет.

— Тебя, как звать-то, Панова?

— Лена… А тебя?

— Мета, будем знакомы! У тебя случайно топорика или ножа большого нет?

— Нет… А зачем?

— Жердины сделать, чтобы приятеля твоего тащить…

— Он мне не приятель!..

— Да мне всё равно! Я же не начальница ЗАГСа… Кстати, а у тебя оружие есть?

— Нет, у нас только у Сергея пистолет… Был…

— Тогда сними с его ремня кобуру, и себе перевесь! На пистолет… Держи… — я передала ей изъятый у капитана ТТ. — Стрелять-то умеешь?

— Да, нам показывали…

— Да! И ни в коем случае капитану оружие не отдавай! Потом в госпитале сдадим, когда его будут принимать!

— Зря вы так! Он неплохой человек…

— Так он парень неплохой, только ссытся и глухой! Читали… Из-за этого "неплохого" нас чуть не сбили. Счастье, что он от страха в самолёте палить не начал…

Я отошла к зарослям ивняка, приглядела пару стволиков в три пальца толщиной, достала наган и выстрелила с полуметра в каждый по паре раз. Одну жердь перебило почти полностью, вторую пришлось дорезать моим складным ножиком, но это уже было не сложно. Лена испуганная выстрелами присела с круглыми от испуга глазами, хотя ведь видела, что я достала наган. Вот же ж… Пока я возилась с лишними веточками, она стала спрашивать, не боюсь ли я так шуметь, ведь услышать могут… Пришлось ей напомнить, что если услышат и придут, так это будут наши и нам это только на руку. Залезла в самолёт, нашла там чехлы на мотор, вытащила самый маленький, их два Панкратов приспособил. Невольно вспоминая свои приключения в Карелии, стала ладить чехол на волокушу.

Когда стали перекладывать капитана на волокушу, он пришёл в себя, хотя, мне кажется, что он очухался гораздо раньше и некоторое время прикидывался и пытался сориентироваться в ситуации:

— Что происходит?! Где мы? Доложитесь немедленно!

— Ты бы лежал, капитан! И не дёргался, нам твою тушу ещё тащить…

— Да я тебя!..

— Застрелишь? Давай!

— Да я… Под трибунал!.. Да…

— Вот, Лена! А мы его тут лечим, спасаем… Дерьмо, а не человечишка! Сколько хороших парней война забрала! А вот такое – не тонет…

— Зря ты так! Он же раненый…

— Даже раненый человек себя ведёт как человек, а это… Тьфу…

Тем временем мы уже вытащили волокушу из кустов и начали двигаться в сторону примеченной дороги. По делу бы послать Лену проведать дорогу или самой сходить, но честно сказать, было лень. Дорогу я точно видела, а вдвоём мы скорее всего с любым препятствием справимся. Это когда я одна тащила Викулина, для меня любой бугорок мог стать проблемой.

Почему я так с хода начала хамить капитану? Просто провоцировала его, потому, что не забыла, как он меня чуть не придушил в полёте, и совсем не собиралась ему это спускать. А в такой атмосфере он почти наверняка проявит свою гнилую натуру, которую мне нужно было Пановой показать, ведь иначе будут только мои слова против его, а я хотела уж коль столкнулась, то не оставлять за спиной такого трусливого гадёныша.

— Где моё оружие? — опять прорезался капитан.

— А зачем вам при ранении оружие, товарищ капитан?

— Мета, я отдам пистолет?

— Не смей! Если не хочешь, чтобы он нас в спину перестрелял…

— Ну как ты можешь так говорить?

— Да я тебя, сучка! Ты меня ещё вспомнишь!..

— Вот видишь, Лена! Мы его на себе, две слабые женщины, тащим, а он нам ещё и угрожает! Понимаешь, для чего ему оружие? Так все трусы себя ведут…

— Да я тебя…

— Раненый, успокойтесь! Вы неадекватны! И оружие вам в таком состоянии никто не даст! И вообще, хватит дёргаться! Или вы сами ножками пойдёте?

— Я ранен! Поэтому не смогу идти!

— Да не сильно и ранен! Нормальный мужчина бы с палкой спокойно идти смог, но здесь-то мужчин не видать…

— Мета, ну зачем ты его дразнишь?

— Я не дразню. Я правду говорю.

— Ну у него же нога прострелена…

— Но опорная функция не нарушена, повреждены только мягкие ткани. Царапина по сути… Больно, не спорю, но идти может…

— А в живот?

— Да там только жиры зацепило… Не веришь, в госпитале спросишь у врача или сама увидишь, он через день уже с костылём по отделению за медсёстрами бегать начнёт, если ещё на что-нибудь способен…

Журналистка меня явно осуждала, но и возразить ей мне тоже было сложно, я ведь взяла на себя ведущую роль. Под этот разговор Коваленко затих, видимо ему тоже требовалось время для осмысления такой необычной ситуации, слишком уж я себя нахально веду в его понимании, как мне кажется, ведь ему гораздо привычнее, когда с ними носятся, журналисты ведь из самой столицы.

Под дружное пыхтение мы вывалились на дорогу и, исходя из моих прикидок, двинулись по ней налево на восток. Дорога была довольно накатана, но сказать когда и что за транспорт проехал по ней последним не могу, ну, не следопытка совсем… Вроде бы следы автомобильных колёс и телег. Но ведь следопыт бы сказал не только кто и когда проехал, а даже в какую сторону и возможно степень загруженности, а ещё как часто здесь ездили. Хотя, если подумать, то принципиально история движения по дороге не особенно важна для нас, нам важнее, сейчас в ближайшее время поедет кто-нибудь или нет, а если поедет, то возьмёт нас или проедет…