Страница 5 из 25
Спесивый Василий Васильевич готов был отказаться от всех почестей, лишь бы не испытывать такого прилюдного позору. К тому же он понял, что прощения ему не будет, и никто не возьмет в счет его заслуги перед отечеством, ум, опыт и высокородство. С растерянной улыбкой князь наблюдал, как уходит от него сердитый юноша-царь.
Когда Софье доложили о таком посмеянии первого министра, она побледнела и тут же отдала приказ готовиться ко всенощной в Новодевичьем монастыре. Вместе с ней поехали пятисотские и пятидесятники стрелецких полков. После службы правительница собрала начальных людей и стала жаловаться на царицу Наталью, что та опять затевает беду. Как всегда царевна говорила красно и убедительно. «Ежели мы вам годны,– сказала она под коней,– то стойте за нами, а ежели не годны, то мы, оставя государство, уйдем в другие страны, где нас ценят более». Стрельцы хором ответили, что хотят служить ей верой и правдой, готовы выполнить любую ее волю, пусть она только будет законной.
Несмотря на горячо выражаемое желание служить правительнице, стрельцы, выказали прежнее условие: учинить розыск над лицами, которые подозреваются в государственной измене, иначе дело не будет правым. Софья слушала их с постным лицом, понимая, что сие как раз и есть самое главное, самое трудное и почти невыполнимое в ее положении. По существу, она сама становится незаконной особой после совершеннолетия и женитьбы Петра. Ни о каком дознании, ни о каком розыске не могло быть и речи. Софья сдержанно поблагодарила стрельцов и заручилась их согласием ждать повестки набатом.
Десятник Стрижов в стрелецкой слободе с красным от волнения лицом доказывал, что розыск ни к чему, злодеи и без того известны, надобно их только прибрать. За Стрижовым приехал конный наряд потешных с указом царя «Выдать вора Стрижова». Навстречу им вышел Шакловитый и заявил, что у него указ старшего царя не выдавать Стрижова. Разъяренный Петр приказывает арестовать самого Шакловитого. Начальника Стрелецкого приказа, то есть министра обороны, арестовывают в Измайлове и доставляют в Преображенское.
У Софьи, наконец, появляется законный предлог напасть на дворец второго царя. В Преображенском тоже понимают это. Царица, узнав о выходке Петра, сурово пеняет ему и раскрывает сыну глаза на то, что может последовать за сим необдуманным шагом. Остывший Петруша соглашается с ней. Шакловитого с извинениями отпускают. Василий Голицын предлагал при получении известия о задержании Шакловитого, немедленно штурмовать Преображенское. Ничего, что у них крепость, зато ядер на один выстрел. Крепость деревянная– можно поджечь. Запаса съестного – на один зуб. На помощь стрельцам можно бросить иностранную пехоту – пусть отрабатывают жалованье.
Но Софья забоялась за жизнь своего самого верного и любящего помощника, да и мысль о напрасном убиении русских людей претила ей, и правительница не дала команду на штурм. Самый удобный момент был упущен – еще один аргумент в пользу того, что политика – грязная вещь, и ее никак не совместишь с моралью и успехом в делах, а ежели и совместишь, то исключительно за счет собственных потерь. Правда, как видим, не всех то пугает.
Огорченный Василий Васильевич в сердцах хватил тростью о пол:
– Ну, Софьюшка, не ждал от вас такого промедления. Жалость, видишь ли заедает … А у Петра жалости нет, не было и не будет. Он уж нас не пожалеет. Знаешь, как бесновался после Казанской … на угольке отпаивали, грозился всех перевешать и порубить. Верю, что так и будет.
– Бог милостив, – отвечала Софья, – другое средство подскажет. Петр хоть и сводный брат мне, однако же брат. Не забывй того, Василий.
Глава сорок седьмая. Страсти накаляются.
В Преображенском тоже готовились к худшему. Петра после Казанской ложили через ночь в разные комнаты. Ходили слухи, что стрелецкие умельцы состряпали особенные гранаты и положили их на дороге, по которой обычно ходил Петр, но гранаты почему-то не взорвались. Теперь впереди царя шли два скорохода и внимательно изучали дорогу, нет ли где опасных предметов, не вырыта где свежая яма, в которой могут быть спрятаны гранаты. Петр не выходил во двор без десятка охранников, на том он сам настоял, и матушка согласилась. Вся та обстановка тревожности, постоянной опасности не могла не влиять на психику Петра, и без того тревожно-мнительную. Царь то и дело оглядывался через плечо, подозрительно посматривал на каждого нового охранника.
Один Борис Голицын чувствовал себя, как рыба в своей воде. То была его стихия. Стакан водки утром вызывал на его лице легкий румянец, прилив сил и хорошее расположение духа. Петр распорядился, чтобы князь постоянно спал в соседней с ним комнате, так ему было спокойнее. Сашка Меншиков ночевал в его ногах. При каждом шорохе, при каждой вспышке огня и света царь пугливо вскакивал, не нападение ли, не пожар? Будил спящего денщика, сердился, что тот его не бережет, спит без задних ног.
В Преображенском постоянно днем и ночью палили из пушек, стращая огнем и дымом, и громом орудий, но мало кто знал, что заряды были шутейные: все тот же горох и свекла. Подъездные дороги к Преображенскому ощетинились рогатками, за которыми стояли противно бритые, в заморской одеже солдаты, но ежели внимательно присмотреться, то сквозь те чудные одеяния просматривались все те же широкие, наивные русские рожи. Несколько раз московская гиль, подзуживаемая умелыми людьми, обещавшими богатый грабеж, бросалась на дорогу в слободу, но натыкалась на рогатки, солдат с мушкетами и, покричав обидные слова, возвращалась ни с чем.
Такое положение не могло продолжаться долго, оно должно было как-то разрешиться. Шакловитый, верные Софье бояре настаивали на решительных действиях; ежели и не убить царицу со всем ее притчем, то штурмовать слободу, подчинить потешных Стрелецкому приказу, заставить царя Петра безотлучно находиться в Кремле, а не строчить приказы без всякого согласования со старшим царем, то бишь с правительницей. Они бурчали меж собой, что Софья отделается монастырем, а им грозит плаха, ежели верх возьмет младший царь.
В самом деле, Софья понимала, что лично ей ничего особого не грозит – царевна все-таки. Торопить события тоже нет никакого резону. Пока она правит по закону, как опекунша старшего царя. Закон, войско, народ, бояре на ее стороне. Другое дело, ежели Иван умрет, а случиться та беда может в любой момент. Тогда ей грозит полный крах. А дабы такого не случилось надобно венчаться на царство.
Но ни народ, ни стрельцы пока к тому не готовы. Оставалось ждать удобного случаю, обострения обстановки в Москве. Ежели крымские походы были бы более удачными – вот тебе и случай, но триумфу не получилось, и теперича надобно опять ждать, проявляя выдержку и зажав свою волю в кулак. А еще надобно руководить государством. Хорошо тем – в Преображенском, а вся тяжесть царского венца, все заботы государственные, мирские и церковные легли на ее плечи.
В стане царицы тоже понимали, что ежели царь Иван будет скрипеть долго, то положение царевны надежно и основательно, и по мере улучшения положения в стране будет лишь укрепляться, а потому шансы Петра будут все меньше.
Потому ни о каком заговоре Софьи против Петра не могло быть и речи. Все это домыслы историков дома Романовых, желающих оправдать содеянный ими переворот. Наоборот, заговорщиками выступала противная сторона. С этой точки зрения разговоры о том, что Лев Нарышкин с неизвестным отрядом озоровал над стрельцами в Москве, кажутся вполне правдоподобными, а не уловками Шакловитого.
Закон стоял на стороне Софьи. Просто она боялась, что Иван неожиданно умрет и потому нервничала, что приводило ее подчас к поспешным решениям; верные ей люди, толком не знающие намерений царевны, нервничали еще больше и принимали иногда решения, идущие вразрез с интересами Софьи. Отсюда возникала общая нервозность в Москве.
Во дворце Натальи Кирилловны тоже то и дело ширились панические слухи: стрельцы идут! Прибегали какие-то люди, которые, якобы, точно знали или слышали, что тогда-то и тогда-то стрельцы пойдут на приступ. Все готовились к приступу, но его так и не было. Через несколько дней история повторялась. То же самое происходило в лагере Софьи. Ее постоянно стращали, что 3 тысячи потешных собираются такой-то ночью штурмовать Кремль, есть уже списки, кого будут казнить, кого ссылать в Сибирь и на Север.