Страница 23 из 25
Все то Лев Кириллович терпеливо и подробно объяснил своему бесшабашному племяннику. Петр только драл ногти и сосредоточенно молчал.
– Выходит, с огнем играем, – наконец тяжело сказал. – Отчего раньше того мне не говорил?
–Боялся, Петр Алексеевич. Уж больно вы хотели воевать. И теперь боюсь, да надобно сказать. Теперь надобно ловчее делать.
– Тебе-то чего бояться? Тебе все можно говорить, думаю, не предашь – тебе ж хуже будет.
–Истинно так. Я за вами, как за каменной стеной. Потому и говорю, чтоб нам как можно лучше было.
–Ты, дядя, в дураках-то нас не держи, все толково, в подробностях объясняй, со всеми выгодами и невыгодами. А там уж мое дело, как решать.
– Я рад бы, государь, да у вас все времени нет, все на ходу, на бегу. А политика требует тишины, спокойствия, сосредоточения, учета всех обстоятельств. Сами изволили убедиться, к чему приводят поспешные решения.
– Ты знаешь, что такое фок-мачта, грот- мачта?– вдруг зло спросил Петр.
– Не ведаю, – кротко ответил Нарышкин, недоумевая, к чему бы сие.
–Вот и я пока несведущ в государственном политесе,– объяснил царь.– Поясняй мне в тонкостях, что к чему, не держи за пазухой, что знаешь. И не бойся. Даже коли научусь, тебя не отставлю, матушка за тебя просила, да и мне нужен верный человек. Тебе меня подводить не с руки. Убьют меня – ты вторым будешь. Такой политес тебе ясен?
– Угу,– невесело хмыкнул Лев Кириллович.
– теперь рассуждай, что нам делать с турецким султаном.
–Раз уж мы заварили сию кашу, Петр Алексеевич,– охотно заговорил Нарышкин, – то надобно примыкать к большим державам. Одну веточку легко сломить, а целый пучок не каждому под силу. Надобно быть в пучке и желательно не в одном. Никому нельзя верить на слово – надобно знать интерес каждой державы. А мы чуть что – целуй крест, и сие считаем надежной основой. Нет, иной король десять раз поцелует крест и перекрестится, а сам сделает по-своему, как выгодно ему и его стране. Ту выгоду мы и должны иметь ввиду, когда договариваемся, а не ту, что нам говорят льстиво, стыду не зная.
–Объясни примером,– приказал Петр, которому сложная механика дипломатии еще была непонятна.
– Ну возьмем курфюрста бранденбургского Фридриха Вильгельма. Зовет в гости, предлагает вечный мир и союзничество. Ясно почему: сверху шведы давят – того и гляди из дворца вышвырнут. Сбоку поляки зарятся, поля опустошают, присоединить земли хотят. Как тут без русских? Пусть они в угоду Фридриху бьются со шведами, изводят друг друга, а я, Фридрих, буду потирать руки. Ничего хорошего нам такой союз не принесет.
Другое дело – австрийский император Леопольд. У него армия, у него деньги, он, в случае чего, может помочь союзнику, потому что и союзник его может выручить, коли понадобится. Опять же нельзя лезти в драку, сломя голову, так можно ее и потерять. Надобно выжидать, оглядываться, где и попридержать коней, а где подсобить к общему удовольствию. Не так, чтобы австрияки вертели нами, как они хотят, чтобы мы умирали только за их интерес.
–М-да,– заключил Петр,– куда ни кинь– всюду клин. Мне понятно лишь одно, что надобно самим стоять крепко, чтобы к нам шли в союзники, а не наоборот. Надобно строить свой флот, создавать свою армию – со стрельцами ничего не сделаешь. Они жмутся к свои бабам, огородам и чуть что – бунтовать.
– Все правильно, Петр Алексеевич,– вздохнул дядя,– нужны и флот, и новая армия, да где денег на все брать? Деньги на все потребны, а у нас и торговать-то нечем, все лен да пенька.
– Чем торговать пусть бояре да купцы, да заводчики думают, а наше дело– порядок и границы стеречь. Сие боярам да купцам неподвластно. Скажи, дядя, можно денег одолжить в Европе? Разбогатеем – отдадим.
Лев Кириллович наклонил голову, пряча усмешку в усы, подумал, потом сказал:
– Конечно, можно, но под что?
–Как под что? – сердито спросил Петр.– Армию создадим – помогать им будем. Разве не залог?
– Армия – сие не то, что можно самолично присвоить. Армия сегодня может против твоего неприятеля воевать, а завтра – против тебя. Нужны опять же крепкие договоры, надобно самим крепко слово свое держать, а мы пока ходим не в надежных союзниках. Потому под армию не дадут. Мы одновременно и богатые, и в то же время нищие. У нас много чего есть, да нечем взять.
– Иностранцы пусть и берут,– быстро ответил царь.
– А чем вывозить, а где мастеров брать? А разбойники наши не растащат ли прежде? – скучно сказал Нарышкин.
– Тебе, дядя, что ни скажи – все не так, – капризно вскичал Петр, который все больше не терпел возражений.– Сами будем учиться, сами будем растить мастеров. – Царь гневно стукнул кулаком. – Готовь сто человек боярских сынков, готовь списки, кто нам более всего нужен, пошлем в Европу уму-разуму набираться.– Петр вскочил и нетерпеливо заходил по комнате.– Вот еще что: готовь великое посольство в Европу. Путь выбери такой, чтобы поболее государств охватить. Хочу своими глазами посмотреть, что в Европе делается. Здесь на Кукуе иностранцы всякие побасенки про свои страны рассказывают. Чудно, и верится с трудом. Поедем к бранденбургскому курфюрсту сперва, раз он так желает нас видеть. Кое-что прикупим.
– Казна пуста, Петр Алексеевич, – простонал Нарышкин.
– Ничего, ничего, – успокоил его Петр,– она всегда пуста, сколько я знаю. Прекратить все расходы, кроме флотских. Прижми бояр моим именем.
– Насчет детей боярских, государь, – боязливо сказал Нарышкин, зная, что царь не любит возражений, но одновременно представляя, какую бурю боярского возмущения придется выдержать.– Может,сперва охотников поищем, а уж потом …
– Дядя, ты, верно, белены объелся, – грозно ответил царь.– Какие охотники? Сам говоришь, что надобно скоро двигаться в Европу. Ежели у каждого спрашивать – через пять лет поедем. Выезд назначаю через два месяца. И чтоб все были здоровы умом и телом, калик не брать, подлых не брать. Будут возмущаться – приходить с гвардейцами, отцов потчевать батогами, самых буйных – ко мне. И смотри у меня,– Петр пригрозил дяде кулаком.
Через неделю по Москве пошел стон и плач. Это из теплых родительских объятий вытаскивали боярских недорослей. В положенный срок сто юношей отправили, как на смерть, за границу. Степенные отцы семейств и родов пытались обращаться к царю: « Не вели, государь мой батюшка, в злые, неверные страны-грязи сына мово посылати, не разреши заразы ему западныя прикасатися, гноем ихним обмазатися, неверием черным захворати…». Среди отправляемых был один только доброволец – Петр Андреевич Толстой. Он, наоборот, с плачем просил взять его в заветную сотню.
– Петр Андреевич, вам впору внуков няньчить, – раздраженно говорил Нарышкин, затравленный боярскими жалобами на несправедливый отбор их чад.– Из молодых никто не хочет ехать, а тут вы досаждаете. В насмешку, что ли?
– Лев Кириллович,– со слезами умолял Толстой,– с детства хотел, как лучше послужить отечеству и царю-батюшке.
–Знамо, как ты хотел,– насмешливо отвечал дипломат, намекая на родство к Милославским – заклятым врагам Нарышкиных.
– Было, Лев Кириллович, было, – соглашался Толстой.– Но сейчас я хочу посмотреть чужедальние страны, обучиться корабельному делу. Всю жизнь мечтал.
– Вся твоя жизнь уж и прошла, отмечтался, Петр Андреевич,– возражал Нарышкин.– Еще три года учиться, С белой бородой приедешь. Что мне государю докладывать? Казенные деньги проедать поедешь?
– На свои деньги буду учиться. – поспешно заверил Толстой.– Возьми, Лев Кириллович, богом прошу. Что касаемо возрасту, то я еще очень справный, смотри.
Боярин стал приседать, наклоняться, напрягал руки, показывая, какой он еще ловкий.
– Ладно,– устало согласился Лев Кириллович.– Возьму сто первым. Учти, будешь учиться за свой кошт.
– Хорошо, хорошо. – радостно согласился Толстой.
Энтузиазм боярина объяснялся просто. Петр Андреевич в городке, где он был воеводою, заелся с одним из стрелецких начальников, который пригрозил, что расскажет, когда поедет в Москву, как Толстой совал ему деньги, чтобы стрельцы кричали за Софью.