Страница 7 из 63
— Эта информация была в информационном пакете, который вы подписали, когда вступили в программу, должна добавить, неохотно. Вы подписали заявление о том, что ознакомились с правилами и положениями нашей организации. Что-нибудь припоминаете, Мистер Дэниелс?
Да, я сделал это.
Ясно, что я ни хрена не читал.
— Думаю мы… — Я смотрю в зеркало над Нэнси и хмурюсь, когда вижу отражение маленького ублюдка, Кайла, закатившего глаза за моей спиной. — Поблизости есть парк, куда бы мы могли дойти пешком, чтобы мне не пришлось сажать его в грузовик? Тот, что на … Стейт-стрит.
— О боже, — бормочет Нэнси. Она берет себя в руки. — Общественный парк Гринфилд или Национальный округ Централ? — Руки Нэнси подняты и парят над клавиатурой.
— Есть парк под названием Национальный округ Централ? Похоже на тюрьму, — невозмутимо бормочу я.
— Видите ли, Мистер Дэниелс, в округе есть несколько парков, и это два из них. Если вы ищете тюрьму, — она оглядывает меня с ног до головы, поджав губы, —то ближайшая находится в сорока минутах езды к северу.
— Семь парков, — услужливо вставляет тоненький юный голосок. — Во всем городе семь парков.
— Отлично. Угу. Думаю, я выберу Общественный парк Гринфилд.
— На Стейт? — Пожилая женщина печатает. — Просто для ясности.
Черт возьми, Нэнси, какая разница?
— Точно.
Нэнси поднимает голову.
— Если вы встречаетесь здесь, всегда регистрируйте время начала и окончания на планшете. Если нет, пожалуйста, напишите нам на почту или напишите СМС со своими часами. Кайл знает правила. — Она одаривает его улыбкой и подмигивает. — Не забудь показать новичку, что к чему, Кайл.
Еще одно подмигивание.
Кайл спрыгивает со скамейки, и мы уходим.
— Похоже, я застрял с тобой, малыш. Постарайся меня не раздражать.
Грязный пацан, о котором идет речь, не отвечает.
Вместо этого, он занят тем, что движется по направлению к краю тротуара, чтобы избежать меня, увеличивая расстояние между нами, насколько это возможно, когда мы идем к парку возле здания «Старших братьев». Малыш – Кайл, балансирует на бордюрах, ходит по траве, под деревьями, уворачиваясь и плетясь по дороге.
Его потертые черные кроссовки с нулевым протектором взбираются на очередной бордюр. Он несется вперед по крайней мере на тридцать шагов, как будто гончие ада кусают его за пятки, может быть, так и есть, при виде…
Меня.
Приближаясь к Общественному парку Гринфилд, месту, о котором вчера говорила Вайолет, я пытаюсь его обуздать.
— Не бегай повсюду. Тебе, наверное, стоит вернуться сюда.
Он игнорирует меня.
— Я, блядь, с тобой разговариваю, парень.
— Я, блядь, слышал тебя, — отвечает он, его подростковый голос срывается с фальшивой бравадой, которая не достигает его позы. Он поправляет козырёк кепки, чтобы лучше видеть меня.
Согласно его досье, Кайл Фаулер, четырехклассник, который проводит большую часть времени в общественном центре, пока его мама работает. Согласно досье, он тихий, уважительный и проявляет склонность к спорту, его любимое занятие — футбол.
Футбол? Да бросьте.
Но, по моим наблюдениям, Кайл Фаулер — заносчивый сопляк, обиженный на весь мир, даже больше чем я, и с отвратительным ртом.
Я прищуриваюсь.
— Эй, следи за языком.
Он даже не моргает.
— Ты следи за своим языком. Мне одиннадцать.
Я останавливаюсь и скрещиваю руки на груди.
— Послушай, если мы собираемся провести вместе несколько месяцев, самое меньшее, что мы можем сделать, это попытаться поладить.
Для моих собственных ушей это звучит так же раздраженно, как и для него.
Его ответ – отвращение, сопровождаемое ворчанием, когда он забирается на деревянный стол для пикника и поворачивается спиной.
— Мне не нужно с тобой ладить, придурок. У меня есть я. — Он тычет указательным пальцем в свою костлявую грудь.
— Слушай ты, маленькое дерьмо…
Он обрывает меня:
— Я скажу маме, что ты все время ругался на меня, а потом тебя вышвырнут из этой дерьмовой программы.— Он показываем мне средний палец.
— Клянусь Богом, парень, если ты не прекратишь, я …
— Что ты сделаешь? Настучишь на меня?
Мои ноздри раздуваются. В чем, черт возьми, проблема этого ребенка?
— Почему ты участвуешь в этой программе, если так ее ненавидишь? Насколько хреново у тебя дома?
— Я никогда не говорил, что ненавижу её, и это не твое собачье дело. — Кайл делает паузу, прежде чем направить еще один взгляд в мою сторону. Его маленькие измученные глазки сужаются на меня через плечо. — Я знаю, зачем ты это делаешь. Кто-то тебя заставляет.
— Неважно. — Я проверяю время по телефону. — Мы должны убить час и сорок пять минут, прежде чем я смогу вернуть тебя, так что ты хочешь сделать?
Он поворачивается ко мне, закатывая глаза за стеклами очков.
— Не сидеть же в этом дурацком парке. Зачем ты привел меня сюда? Здесь не хрен делать. Парки для детей.
— Я не возьму какого-то неряшливого ребенка кататься в моем грузовике, так что смирись.
— Я не грязный.
— Да, конечно. Я не знаю, где были эти руки.
Я ошибаюсь, или его плечи поникли?
— Мой последний старший брат по крайней мере кормил меня, когда я был голоден.
— Я выгляжу так, будто мне не все равно, голоден ты или нет?
— Нет. Ты похож на гигантскую задницу.
— Это потому, что я и есть гигантская задница.
Господи, неужели я только что назвал себя задницей? Я собираюсь опуститься до уровня этого ребенка?
Я провожу ладонью по лицу и мысленно считаю до пяти, чтобы восстановить терпение.
Пока я это делаю, Кайл оттолкнулся от стола и направился к качелям, волоча свои теннисные туфли по грубой древесной стружке. Вместо того чтобы сидеть на качелях, он хватает одну из них за сиденье и с силой толкает, заставляя ее лететь по воздуху. Цепи лязгают и ударяются о металлический столб, вызвав раздражающее эхо в тихом парке.
— Прекрати это дерьмо, — раздраженно кричу я со своего места на столе для пикника. — Ты нарушаешь покой.
Да, мой покой.
Он не обращает на меня внимания, и его бледные костлявые руки снова с силой толкают сиденье.
— Эй! — Мой голос гремит. — Я сказал, прекрати это дерьмо.
Не знаю, почему меня это волнует, он оставил меня в покое и занимается своими делами, как я ему велел, но, по какой-то причине звон металла действует мне на нервы. Это меня раздражает.
— Ты собираешься сесть и качаться на этой штуке, или все время будешь меня раздражать? — Рычу я низким голосом, полным нетерпения.
Кайл бросает еще один хмурый взгляд через свое худое плечо, грозовая туча негодования проходит через его темно-синие глаза, прежде чем яркие лучи солнца делают его выражение непроницаемым.
Моя челюсть сжимается в натужном вздохе. Это сложнее, чем я думал.
— Хочешь, я тебя подтолкну?
Боже, что я говорю? Не думаю, что за всю свою жизнь я когда-либо кого-то качал на качелях. К тому же, ему одиннадцать, разве он не должен знать, как качать самому?
— Пошел. Ты.
Он отпускает сиденье зеленых качелей, возобновляя свой путь через щепки к игровому комплексу, по пути пиная носком теннисных туфель слой щепок.
Он уже на извилистом спуске, когда я снова проверяю телефон и стону. С момента последней проверки прошло всего восемь минут.
Я нажимаю кнопку, чтобы открыть приложение Spotify, в неудачной попытке утопить себя в музыке.
— Ты не должен говорить по телефону во время наших занятий, — кричит он мне. — Возможно, если бы ты прочел руководство, то знал бы, что это строго запрещено, если только это не абсолютно необходимо для повышения качества наших отношений.
— О, да? — Кричу я в ответ, закрывая приложения и засовывая телефон в задний карман. — Что ещё мне нельзя делать?