Страница 47 из 72
Корабль по-итальянски называется "трагетто"
Едва мы устроились в каюте, а это была просторная комната - в четыре раза больше, чем купе в поезде, - с иллюминатором, столиком, душем, но все-таки всего лишь каюта, как Витя с дядей Сережей отправились на верхнюю палубу, как они заявили, оглядеться, и я тоже побежал за ними - прокладывать след, чтобы при случае знать, где ресторан, или бар, иликинотеатр, или спортзал, или парикмахерская, бассейн, магазин, кафе, может быть, даже метро или аэропорт, или что там еще может нам вдруг понадобиться.
Но что мне больше всего понравилось, никто не сделал мне никакого замечания, даже тогда, когда я стал лаем помогать матросам "отдавать концы" или, также лаем, объяснять капитану, как поднимать на мачте флажок отхода, или когда я просто знакомился с остальными пассажирами. Мне было очень приятно попасть в этот новый для себя мир, гдечувствовал себя полноправно и уютно.
Дядя Сережа, как маститый географ, объяснял Вите назначение некоторых навигационных приборов, которые стояли на палубе теплохода, но мне от этого стало ужасно скучно, и, постояв уныло возле них, я опять отправился на самостоятельную прогулку и в этот самый момент услышал вдруг страшный рев.
Сперва я подумал, что на нашем теплоходе везут диких зверей, а потом понял, ведь это сам теплоход так громко разводил пары: я уж забыл совсем, что мы должны плыть.
В тот же момент я оказался у правого борта и увидел, что расстояние от корабля до причала уже такое, что и не перепрыгнешь.
На берегу находилось множество провожающих да и просто прохожих. Они махали руками, платками и шляпами. И мне ничего не оставалось, как тоже начать махать хвостом, но потом я раздумал это делать. Еще решат, что я рад, что уезжаю.
- Пиратка, - услышал я голос Вити, - пойдем в бар, выпьем пепси-колы.
Надо же, как быстро адаптировался в этом необычном мире мой хозяин. Но красиво жить не запретишь. Пепси-колу я пить не люблю, хотя с удовольствием пошел с Витей и дядей Сережей в бар. Там мне налили простойводы, которую я из блюдца вылакал нервно всю.
Да, мы отправились в бар чинно и весело, держась за руки. как настоящие моряки.
Она
Войдя в бар, я забыл обо все на свете. И о Москве, и о себе, и даже о маме Маше. Я никогда не испытывал ничего подобного.
Там сидела она! Я ее уже видел в Одессе: помните, возле Потемкинской лестницы!
Она была такая красивая, что я даже присел. А ведь я - советский пес, в котором с рождения воспитывали сдержанность.
Она была маленькой, белой, с черными глазами исидела на коленях у девочки, имя которой я с первого раза не запомнил. Девочку звали Карола. Ее я тоже видел. И ее маму. Маму звали Грация, что в переводе значит синьора Спасибо.
Я подошел к девочке и галантно шаркнул лапами.
Девочка улыбнулась и заговорила, как я предполагал еще в Одессе, на итальянском языке.
- Сальве, - сказала она, - коме ста?
Я смутился, но на помощь пришел дядя Сережа, знавший, как и его великий предшественник Паганель, все языки, в том числе и итальянский.
- Бон джорно, синьорина, соно феличе ди коношерла.
И это означало: рад с вами познакомиться.
Конечно же рад, и я ужасно рад с ним познакомиться. Я не отрываясь смотрел на собачку. Она попросилась на пол, и мы стояли теперь рядом и обнюхивали друг друга.
- Бон джорно, - тихо произнес я, чтобы хоть отчасти как-то снять языковой барьер. Такая мелочь, а может помешать вспыхнувшему вдруг чувству симпатии.
- Здравствуйте, - сказала она, - но не беспокойтесь, если вам трудно говорить по-итальянски, давайте говорить по-французски или по-русски. Меня зовут Козетта. В переводе на русский это означает "Штучка".
- Пират, - представился я. - Флибустьер по-вашему. - И на всякий случай почему-то добавил: - В нашей стране каждая собака объясняется на двух-трех языках.
Воцарилось молчание, потому что я совершенно забыл, что говорят в таких случаях даме сразу после знакомства.
- Может быть, поднимемся на палубу? - предложила Козетта. - Признаться, я не любительница баров.
Я согласился.
И, оглянувшись на своих хозяев, мы побежали наверх.
Наш теплоход был уже далеко от берега, и, стоя на верхней палубе с Козеттой, я наслаждался и вкусным морским воздухом, и тем, что я в путешествии, и тем, что живу на этом замечательном свете.
- А вы знаете, как по-итальянски будет "корабль"? - спросила Козетта.
Черт, надо было посмотреть в словаре! Конечно, не знаю.
- Увы, - развел я ушами.
- Трагетто, - сказала она и снова улыбнулась, - Смотрите, во-о-он ваш родной порт. А я живу далеко, в Италии, мы здесь, у вас, были в гостях.
- А мы едем в гости, вернее, участвовать в собачьей выставке, - сказал я.
- Вот как? Я тоже...
В этот момент теплоход дал длинный гудок, развернулся и устремился в открытое море, а мыс Козеттой еще долго провожали взглядом мерцающую точку Одесского маяка.
Закат
Это невероятно, но мы плывем в Европу. Мне даже вспомнилось стихотворение:
И плывем мы древним путем
Перелетных веселых птиц.
Наяву, не во сне плывем
К золотой стране небылиц.
Я прочитал его Козетте, и хотя она, наверное, как многие очаровательные, столь милые нам дамы, ничегоне понимает в стихах, хотя и вздыхает, слушая их, ноона вдруг перестала махать хвостом и показала мне на горизонт. Туда, за корму теплохода, - кажется, чтоэто невероятно далеко, заходило солнце. Вот золотой его диск коснулся воды, и тотчас же она стала похожей на малиновое варенье, я даже почувствовал его вкус и облизнулся, потом вода проглотила солнце до половины, и я удивился:
- Куда это заходит солнце?
Вопрос был уместен, потому что казалось, солнце заходит ближе горизонта.
- Ой как интересно! - воскликнула Козетта.
Мы не отрываясь смотрели на закат.
- А вы знаете, - сказала Козетта, - я часто смотрю на закат, потому что кто-то мне рассказывал, что в тот миг, когда солнце исчезает за горизонтом, можно наблюдать необычное явление - зеленый луч. И, говорят, это к счастью. А нам, собакам, так не хватает его порой.
Несмотря на то, что я был знаком со своей пассией всего полчаса, я отважился и лизнул Козетту в щеку.