Страница 4 из 22
– Это ты к господину Азату? – спросил десятник.
– А вы другого ждали?
– Я задал вопрос, – нахмурился татарин.
– Да, это я к господину Азату.
– Назовись.
– Михайло Бордак.
– Яхши! Ступай за мной!
У входа разулись, зашли в дом. Он был большой, П-образный, в два этажа, с глухими стенами внешней стороны и окнами, выходящими на внутренний двор, где журчал небольшой фонтан в окружении пирамидальных тополей.
Поднялись на второй этаж мужской половины дома.
Азат ждал гостя в большой комнате, пол которой был покрыт дорогим персидским ковром, на нем низкий стол, а вокруг шелковые подушки, в углу резной шкаф. Больше ничего, не считая сундука в противоположном углу, где аккуратной стопой лежали матрасы, одеяла, большие подушки.
Мурза встретил его с присущим востоку радушием:
– Боярин, приветствую тебя в своем доме. Рад, весьма рад! – и указал на стол и подушки: – Присаживайся.
– Я также приветствую тебя, мурза, передаю самые добрые пожелания от государя и надежу в том, что встреча наша не станет пустым разговором. В знак уважения, мурза, прими это.
Михайло снял с пояса кинжал в серебряных ножнах, который ранее не был виден на одежде посланника. Верх рукоятки кинжала украшал большой драгоценный камень, от которого во все стороны расходились лучи от пробивающегося через окна солнца.
– Благодарю. Лучший подарок для мужчины – оружие. Смотрю, не простой кинжал.
– Специально для тебя сделан из лучшей дамасской стали.
– Еще раз благодарю. Но у нас не так много времени. Начнем разговор?
– Да, конечно.
Мурза трижды хлопнул в ладоши, и женщина, вся с ног до головы укутанная в белое одеянье и с закрытым лицом, внесла поднос с чайником, пиалами, хрустальной вазой со сладостями. Выставив все это на стол, кланяясь и пятясь, она удалилась.
Посланник и мурза присели за стол, и Азат разлил зеленый ароматный чай по пиалам. Какой разговор на востоке без чая.
Отпив несколько глотков, он заговорил:
– Послезавтра к хану Девлет-Гирею прибывает турецкий посол Карбали-паша. Хан намерен собрать малый диван (совет), в который должен войти и я. По крайней мере приглашение мне передали. Сначала, естественно, хан и посол поговорят отдельно, а вот на что нужен диван? Мыслю, для утверждения какой-то предварительной договоренности.
– Диван назначен тоже на послезавтра? – поставив на столик пустую пиалу, спросил Бордак.
– Да, после вечернего намаза.
– И ты убываешь в Бахчисарай?
– А как я могу присутствовать на диване, сидя здесь, в Кафе? – рассмеялся мурза.
– Да, признаюсь, спросил глупость. Как мыслишь, насколько задержишься в Бахчисарае?
– Того не ведает никто, кроме Всевышнего.
– Хорошо. Я буду у Ризвана, но учти, мурза, Москве нужны полные сведения о том, что будет происходить в Бахчисарае. Возможно узнать, о чем станут говорить хан и посол наедине?
– Это сложно, но возможно, – ответил Азат, поглаживая жиденькую бородку. – Правда, придется заплатить много.
– Сколько?
– Десять тысяч акче.
– Да, сумма приличная.
– А разговор может быть совершенно пустым, – усмехнулся мурза. – Скажем, о молодых девушках в гареме султана Селима II. Но решать тебе, стоит платить или нет.
– Заплачу. Серебром возьмешь?
– Возьму.
– Вечером Курбана пришли, он принесет.
– Хоп, договорились.
Бордак выпрямил ноги, долго сидеть, скрестив их под собой, он так и не привык.
Азат налил еще чаю и посмотрел на него:
– Мне сказали, ты на невольничьем рынке бабу с ребенком купил? Что, москвитяне тоже хотят иметь гаремы?
– Мы не посягаем на ваши обычаи и традиции, у нас свои. Я наложниц не держу.
– Так зачем купил бабу и мальчишку? Или хочешь скрасить свою жизнь здесь, в Крыму, а потом и на Москве?
– Тебе не кажется, что ты задаешь не те вопросы, которые следует задавать? – нахмурился Бордак.
– Яхши, яхши, – поднял ладони мурза. – Твои дела – это твои дела. Твоя личная жизнь – это только твоя личная жизнь.
– Вот это верно. Значит, посол из Константинополя прибывает послезавтра, тогда же разговор хана с ним, вечером малый совет ближних вельмож. Все это должно пройти в четверг, так?
– Да, – кивнул Азат.
– И ты сразу же отправишься домой?
– Нет. Ты же знаешь, что пятница – праздничный день, праздничная молитва. Хан наверняка пожелает, чтобы все вельможи присутствовали на праздничной молитве. Затем он устроит пир в честь гостя из Высокой Порты. Так что выехать смогу в субботу, рано утром, если хан не задержит.
– От Бахчисарая до Кафы чуть более ста тридцати верст. Но гнать коней ты не станешь, – заметил Михайло.
– Нет, не стану, – улыбнулся мурза.
– Ответствуй, когда ждать тебя.
– Михайло! Все в руках Всевышнего, когда вернусь, тогда и вернусь. Ты узнаешь об этом.
– Ладно. Я жду сообщения о твоем возвращении у Ризвана. Хорошей дороги тебе, и побольше узнать о переговорах посла султана и хана. Твои нукеры выпустят меня?
– Я провожу, все равно выходить из дома.
– Яхши, мурза.
Хозяин дома и тайный русский посланник прошли из дома во внутренний двор, оттуда – во внешний. Нукеры открыли калитку и кивнули Бордаку. Поправив головной убор, он двинулся обратно к торговой улице и спустя полчаса был уже на подворье Ризвана.
Во дворе находился его сын, Хусам, которому недавно исполнилось восемнадцать лет, и выглядел он вполне взрослым.
– Салам, Михайло-ага, – поздоровался юноша с русским посланником.
– Салам, Хусам, как дела?
– Слава Всевышнему, все хорошо.
– Ну и ладно. Отец дома?
– Да. Позвать? Хотя о чем это я, проходите, пожалуйста.
Но тут из дома вышел сам Ризван:
– Вернулся?
– Как видишь.
– Голоден, наверное?
– Да поел бы.
– Велеть Ираде подать кушанья в большую комнату?
– Погоди, – покачал головой Бордак и посмотрел на татарина: – А почему ты ничего не говоришь о женщине с ребенком, которых должен был привести Курбан?
– Что о них говорить? Ты просил приютить, дал денег, я приютил.
– И где они сейчас?
– В задней пристройке. Там две комнаты, для них и это уже роскошь. А скажи, Михайло, зачем они тебе?
– Жалко стало, – ответил Бордак, присев на топчан под ветвистой грушей. – Турок хотел купить одного мальчика, чтобы перепродать в Порте. Ты же знаешь, как вельможи любят развлекаться с мальчиками. Погиб бы. Да и Алену ждала незавидная участь.
– Понятно, пожалел, значит. Много ли заплатил?
– Да какая разница, Ризван? Главное, они теперь мои, а позже станут свободными. Я хотел бы поговорить с женщиной, а то на площади удалось только несколькими фразами перекинуться.
– А чего же тогда и мужа ее не выкупил?
– Зарубили его. У Перекопа.
– Это частый случай, – кивнул Ризван. – А поговорить? Отчего ж не поговорить? Но определись, что наперво, откушаешь или говорить будешь?
– Поговорю сначала.
– Велеть ей прийти в твою комнату?
– Нет, пойду в пристройку.
– Хочешь проверить, как я их обустроил? – усмехнулся Ризван.
– Нет, просто там удобнее.
– Ступай. Женщина недавно искупала сына, сама помылась. Ирада подогревала воду. Все, что надо, я им дал. Потрапезничали. Слишком уж проголодались, хотя Курбан их накормил.
– Да, голод – это страшно.
– Голод и унижения. Но, Михайло, этой женщине ты помог, а кто другим поможет?
– Ты же знаешь, царь Иван Васильевич повелел выкупать полонян повсюду. И цены установлены привлекательные для рабовладельцев и торговцев.
– Слышал, за простого крестьянина пятнадцать рублей дают ваших?
– Да. За городских, посадских – двадцать, за вельмож, стрельцов – более сорока. И то, если стрелец не взят на поле брани. Коли в бою захвачен, за него Москва готова платить сто шестьдесят рублев. А у вас конь хороший на наши деньги пять рублей стоит. Вот Алену с мальчишкой выкупил за четыре рубля.
Ризван погладил бородку, подсчитывая в уме. Затем проговорил: