Исповедь. Часть 2

Вернувшись к Никите, хватаю его под руку, таща к лифту. Он продолжает лезть ко мне, стоит массивной двери закрыться. А меня злость берет. Никита сейчас настолько противен мне, что я вытягиваю руку, держа его на расстоянии и отворачиваюсь, чтобы не задохнуться от запаха алкоголя, которым разит от Измайлова.

С трудом мне удалось уложить этого дебошира спать. И я с облегчением выдохнула. Скандала в таком состоянии я бы не выдержала. Никите вообще пить противопоказано. От алкоголя люди тупеют, по себе знаю. Совершают необдуманные поступки. А Измайлов так вовсе превращается в кого-то совершенно другого, незнакомого мне. Словно все это время в нем живет два разных человека, и этот второй, жесткий, настойчивый, вырывается на свет, стоит подпитать его выпивкой.

Аккуратно сложила одежду, которую стянула с Никиты. Поставила на прикроватную тумбочку бутылку воды и аспирин. Знаю, утром его голова будет гудеть от похмелья. И задерживаюсь у кровати, глядя как он спит. Так беззаботно и крепко, умиротворенно посапывая. Невольно улыбнулась, коснувшись рукой его лба, убирая вьющиеся волосы на бок. Осторожно пальцем скольжу по небритой щеке, по губам. А после касаюсь рукой своих губ, закрыв глаза и тяжело, болезненно вздыхаю, выходя из спальни.

Уснуть не получалось. Я написала смс Сашке. И к моему удивлению, он перезванивает, сонным голосом, бубня в трубку.

–Что случилось, Рит?

–Прости, что наяриваю. Просто день сегодня ужасный. Некому пожаловаться…

–Почему же некому. Я есть.

–Ты точно можешь говорить? – спрашиваю я, зная, что Гордеев живет не один, а все еще с Аленой.

–Могу, вышел на кухню.

–В общем… Измайлов. Сначала в ресторане с ним собачились. А теперь он ко мне приперся, пьяный в хлам. О чувствах былых говорил.

–Думаешь стоит в то же болото лезть?

–Да я и не вылезала из него, Саш, – с горькой усмешкой проговариваю в трубку.

–Сколько лет ты пыталась научиться жить без этих отношений и сейчас готова похерить все свои старания и усилия? – пытался вразумить меня Гордеев. А я не знаю, что ответить. Да, я безнадежно влюбленная дура, которая готова все послать к черту, лишь бы быть с Никитой. Где угодно, как угодно, только бы с ним.

Проговорили мы с Сашей до поздней ночи, когда я наконец почувствовала, что усталость взяла надо мной верх. И отпустив Гордеева спать, я и сама попыталась уснуть, скрутившись в гостиной на диване и натягивая на себя плюшевый плед.

Проснулась я от того, что ощутила прикосновение к своему плечу и теплоту, от того, что меня бережно укрывают. Открыв глаза, увидела перед собой Никиту. В Брюках, и расстегнутой рубашке, стоял надо мной. Я сразу же вскочила, усаживаясь на диване и потирая глаза.

–Прости, не хотел разбудить тебя, – мягко и с такой заботой в голосе, говорит он.

–Который час? – игнорируя его извинения, спрашиваю я.

–Половина седьмого. Рано еще, – между нами повисает тишина. А я и не знаю, как ее разбить, и о чем нам сейчас разговаривать.

–Ритка, – на выдохе шепчет Измайлов, садясь напротив меня в кресло, нервно вертя в руках бутылку с водой.

–С ума схожу по тебе. Все перепробовал. Но не могу без тебя. Подыхаю, – начинает Никита. А его слова мне поперек горла становятся, вызывая желание заплакать. И я уже чувствую, как жжет глаза, но сдерживаюсь.

–Никит, мне кажется, не лучшее время и место.

–А когда лучшее время? Еще через четыре года? Когда эта одержимость все соки из нас высосет?

–В том-то и проблема, Никита! Ты одержим, а я люблю! – болезненно выпалила я, вставая с дивана, подходя к окну, обхватив себя руками за плечи, просто пялюсь куда-то в даль.

Измайлов осторожно подошел ко мне, обнимая со спины, зарывшись носом в мои волосы.

–И я люблю тебя, Рита, – шепчет он. А эти слова как выстрел в сердце, что моментально убивает. Я лишь зажмурилась, сцепив до скрежета зубы, чувствуя, как горячие слезы покатились по щекам. “Замолчи! Не смей говорить мне о любви! После всего!” – мысленно пытаюсь заставить его молчать.

–Прости, что только сейчас говорю это, – я оборачиваюсь, оставаясь в его объятиях, но теперь смотрю в глаза Измайлову. Моя любимая и губящая черная бездна.

–Я у твоих ног, Измайлов. Была всегда. Ты же меня унижал, ломал, втаптывал в грязь. Уничтожал, превращая в умалишенную и зависимую от тебя девчонку. Ты не пытался сказать о чувствах, объяснить мне все, попытаться успокоить мою душу, что металась как замкнутый в клетке зверь, – начала я свою исповедь, вываливая все, накопившееся за эти годы.

–Ты толкал меня на безрассудство. Ты не давал мне возможности быть собой. Держал постоянно в напряжении. Считал своей собственностью. Думал, влюбленная глупая малолетка никуда не денется. Так и было, я никуда бы не делась. Я бы и дальше падала к твоим ногам и кричала тебе о своей любви. Но ты отравлял ее, а я искала противоядие. А в итоге находила лишь новую отраву. Твое холодное безразличие, твоя непонятная и сложная любовь, твой характер, отношение ко мне, в куче с моим импульсивным нравом, вспыльчивостью и беспечностью, привели нас к обрыву. И не я тебя толкнула в него, и не ты меня. Мы туда вместе сиганули, – я уже не сдерживала своих слез, задыхаясь между словами, всхлипывая. Никита коснулся моего лица руками, нежно вытирая слезы, растерянным и полным боли взглядом блуждая по моему лицу. И я впервые видела в его глазах такую же отравленную любовь, которая была и в моем взгляде.

–Малыш…Зайчонок мой, прости, прошу. Я законченный идиот. Я люблю тебя, слышишь? Я всегда любил, но был глуп, что не говорил тебе. Боялся признаться, – снова и снова хлыстом меня избивали его слова, и я попыталась закрыть ему рот руками.

–Молчи, Никит, прошу… – а он хватает мои руки, убирая от своего рта, и нежно целует их, глядя с надеждой и мольбой на меня.

–Давай все забудем. Давай с чистого листа? Я снова хочу гореть как раньше. Хочу быть живым. А жизнь в меня ты вдыхала, Рита, – я обессиленно уронила голову, лбом уткнувшись в грудь Измайлова. Запах его тела… такой родной. Вот он рядом, после стольких лет расстояния. Забирай, Дорофеева! Он весь твой, без остатка. Как и ты его.

–Переспи с этой мыслю хотя бы одну ночь, на трезвую голову… – шепчу я, сама же и отталкивая свое счастье, которого я так ждала, за которым гналась сломя голову. А когда оно остановилось, вот готово быть со мной, я побежала в обратную от него сторону.

–Ты думаешь, я никогда не задумывался об этом? – каждое слово, как очередной выстрел, новой пулей вонзалось в сердце и душу. Мы убивали себя всем, словами о ненависти, словами о любви. Что же сможет сохранить нам жизнь если мы снова будем вместе?

–Никит, прошу, не надо. Я не знаю смогу ли. Да, я люблю тебя, до потери себя люблю. Но я не знаю, что хуже. С тобой погибать или подыхать без тебя, – выбор и правда был нелегким. Хотя результат и первого и второго, в принципе, одинаковый.

–Я больше не отпущу тебя, Рит. Если ты не знаешь, что я точно знаю, что готов на все, только бы с тобой. Без тебя я уже не я. Ты нужна мне, малышка, прошу…

–Когда ты был нужен мне, ты оттолкнул, посчитав, что мои чувства тебя недостойны. Ты не прощал моих ошибок, и не замечал своей вины. А когда тебя начало изнутри разъедать, ты просишь начать все заново? – я на мгновение замолчала, глядя в глаза Измайлова, прикусив свою нижнюю губу. Как мне хотелось и правда забыть обо всем. Снова поцеловать любимые губы. Ощутить, что в его объятиях я спрятана от всего мира. Но не может быть все так просто, лишь по чьей-то прихоти.

–Подумай, готов ли ты сам пробовать заново, имея за спиной все наше прошлое. Определись для себя, действительно ли ты простил. Понимаешь ли ты, что не будет так просто? Что притираться придется, через себя перешагивать? – Измайлов открыл рот, собираясь что-то сказать, но я коснулась пальцем его губ, не давая ничего ответить.

–Не сейчас. Не на эмоциях, Ник. А здраво все взвесив. А сейчас… я хочу, чтобы ты ушел, пожалуйста. И если ты готов считаться с моим мнением, то уйдешь. И если все, о чем мы сейчас говорили – не брошенные на эмоциях пустые признания, мы поговорим снова. И… возможно что-то и получится, – как-то с надеждой, но в тоже время отчаянно произношу я, видя, как в глазах Измайлова надежда тоже угасает.