Страница 9 из 12
В холодильнике нашлись яйца, салями и приличный кусок костромского сыра. Что же она так увлечённо читает? Братислав заглянул через её плечо, пробежал глазами несколько строк. Да уж… Неслабо для подростка.
Дыхание мужчины было так близко, что она порозовела от смущения. Ну чего он подглядывает? Кира зябко повела плечами. Братислав выпрямился, сообразив, что ей неловко.
– Уже обед скоро, я сделаю бутерброды и поджарю яичницу, поешь вместе со мной, потом прокатимся Москву. Идёт? Только не говори, что не будешь есть, взрослых надо слушаться, – Братислав достал продукты из холодильника и принялся за готовку.
Когда яичница уже шкворчала на сковороде, он, сделав страшные глаза, заговорщически спросил:
– Кира, а ты знаешь, что у меня деревянная нога?
– Да, знаю, – прошептала девушка со всей серьезностью.
Братислав заразительно расхохотался, его темные глаза вспыхнули на солнце медовыми искрами:
– Не верь, на самом деле, это металл и пластик!
Кира опять склонилась к книге. Как она должна реагировать на такое? Тоже рассмеяться? Что-то не очень хочется…
– Ладно, согласен, не самая удачная шутка, – виновато сказал мужчина, раскладывая яичницу по тарелкам.
Кира стояла посреди двора и ждала пока Братислав разогреет машину. Солнце после обеда скрылось за низкими, пепельно–серыми тучами, с неба лениво валил рассыпчатый мартовский снег, а в домах загорались оранжевым светом прямоугольники окон. Это было похоже на Новый год, на сказки, которые показывали по телевизору в зимние каникулы. Кира подумала, а что, если бы она жила здесь с самого рождения: открывала бы по утрам тугую дверь подъезда, держась за отполированную до блеска латунную ручку; размахивая портфелем, бежала вприпрыжку по заросшему старыми липами двору, мимо домов с этими, каких там… эркерами, касалась кончиками пальцев узорчатой ограды парка, а после уроков возвращалась домой, к Полине Аркадьевне, к шкафам, доверху заставленным книгами, в тишину и покой? Она была бы выросла другим человеком?
Братислав счищал снег с крыши автомобиля, сетуя на собственную лень и на изменившуюся погоду. Надо было всё-таки встать пораньше, тогда успели бы прокатиться до снегопада. Он посмотрел в сторону Киры, та стояла с приоткрытым ртом, полностью погружённая в свои мысли. Странная она всё-таки… Мужчина слепил снежок и запустил им в девушку, но тут же пожалел об этом. Снежок угодил аккурат за шиворот её клетчатого пальтишка. Кира съёжилась, втянув голову в плечи, и уставилась на него испуганными глазищами, словно спрашивая: за что?! Стянув зубами замшевые перчатки и запихнув их в карман, Братислав подошел к Кире и начал быстро убирать из-за ворота снег, тающий на её коже. Он поймал себя на том, что хочет легонько щёлкнуть её по кончику носа, но, мысленно отругав себя за этот мальчишеский порыв, вслух весело сказал:
– Кира, извини, сегодня день моих неудачных шуток. Если хочешь, то тоже можешь забабахать в меня снежком, я не против.
Кира молча покачала головой, ей хотелось отстраниться от Братислава, но она боялась обидеть его, поэтому так и стояла, не шевелясь и чуть вздрагивая от прикосновения теплых мужских рук. До этого ни один мужчина не дотрагивался до неё, ну, кроме физрука, когда тот помогал прыгать через козла. Но физрук был совсем стареньким, лет сорока, наверно, так что не считается…
Когда они наконец-то уселись в машину, Братислав, сверкнув в полумраке белозубой улыбкой, спросил:
– Ну что? Начнем знакомство с Москвой с Красной площади?
– Хорошо….
***
Когда они вернулись, Полина была уже дома, и ей совсем не понравилось то, с каким щенячьим восторгом Кира смотрела на Братислава. Совсем не понравилось.
Она вспомнила давний телефонный разговор с Гораном, сын тогда только-только окончил гимназию, кстати, с отличием, как они и надеялись.
– Ну всё, Поля, дожили мы до светлых дней, поздравляю, – с места в карьер начал Горан.
Полина, зная его взрывной характер, спросила, как можно спокойнее:
– Что случилось? Объясни толком!
– Вот ей Богу, стыдно рассказывать… В общем, у Братислава появились женщины. Заметь, я говорю во множественном числе, и это не те девчонки, с которыми целуются его ровесники. Наш ненаглядный сыночек спит со взрослыми тётеньками! Полина, ты понимаешь, что это значит?
Полина недоверчиво протянула:
– Да ладно… Может ты всё-таки преувеличиваешь? Где он их находит-то?
– Где находит… Да уж он найдёт, не сомневайся! Знаешь, что вчера выдал? Я, говорит, мужчина, мне, говорит, с девчонками неинтересно. Каково?
– Горан, у меня нет слов! Вырос мальчик, называется! Послушай, может ты, как отец, как врач, хотя бы объяснишь ему, как… Ну, как надо вести себя, чтобы эти похождения не имели последствий.
– Что-о?! Ой, Поля… Не ожидал я от тебя такого спокойствия, не ожидал, – Горан шумно засопел в трубку. – Ладно, может ты и права, под замок этого казанову всё равно уже не посадишь. Хотя, боюсь, он уже побольше меня знает про все последствия!
Полина усмехнулась: мальчик – это мальчик, с девочками всё не так просто… Откомандировав Киру на кухню, чтобы та начала накрывать стол к ужину, она отправилась в комнату сына, где застала его, перебирающим пластинки. Повернувшись к матери, Братислав пояснил:
– Хочу поставить для Киры «Богемскую рапсодию».
Полина погладила его по плечу:
– Не надо очаровывать эту девочку, ты даже не представляешь, как легко ей в тебя влюбиться. Я надеюсь, ты не позволил себе ничего такого, что можно расценить, как…
– Мама, ты за кого меня принимаешь?! – раздраженно оборвал её Братислав, вернув пластинку на место. – Кира не моя чашка чая, можешь не переживать за свою подопечную ни сейчас, ни впредь.
– Что значит не твоя чашка чая? Она тебе совсем не понравилась? Почему? Да, сейчас она нескладный подросток, но года через два станет очень красивой девушкой! – возразила Полина, обидевшись за Киру.
Братислав недоумённо развёл руками:
– Я тебе поражаюсь, Полина! То ты боишься, как бы я твою Киру не совратил, то чуть ли не сватаешь. Так вот, расставим все точки над i, между таким мужчиной, как я, и такой, как она, не может быть ничего общего. Никогда. Извини, я не буду ужинать, мне надо работать.
У него остался неприятный осадок после разговора с матерью. Кому нужна эта зашуганная, чудаковатая Кира! Честно говоря, ему было немного не по себе разгуливать по Москве с девушкой, одетой в клетчатое пальто с кроличьим воротником. О, боже, когда это он успел стать таким снобом?!
Пока Полина Аркадьевна и Николай Иванович разговаривали в кабинете, пока Кира угощалась тортом на профессорской кухне в компании его дочери Ирины. Ирина была чуть старше Киры, но общалась запросто. Хорошо воспитанная московская девочка из интеллигентной семьи.
– Поля, ты хоть представляешь какой у нас конкурс? Какие детоньки к нам поступают? Да я тебе уже сейчас могу сказать, кто из них точно станет студентом, извини, фамилии называть не буду, – Николай отпил кофе из крохотной чашки тонкого фарфора и зажмурился от удовольствия.
Полина, покачав головой, ответила с легкой досадой в голосе:
– Послушай, но нельзя же так! Вы в своем институте пишете учебники, составляете методички, где чёрным по белому написано, как прекрасно стало в России после революции! Кто был ничем, тот стал всем! Молодым везде у нас дорога! Что там ещё? В СССР все равны, каждый может стать космонавтом, ученым, дипломатом! А на деле что?
Николай примиряюще поднял руки:
– Не горячись, Полина. Простые ребята у нас тоже учатся, но они все отработали в школах по нескольку лет, активно вели комсомольскую работу, почитала бы ты их характеристики! Боюсь, мне такую не напишут. Пойми, истфак – это политика, кого попало на идеологический фронт не берут. Наши студенты – будущая номенклатура. Что касается твоих упрёков, да, революция широко открывает двери на лестницу, ведущую на самый-самый верх. Мой прадед был бурлаком, дед гнул спину в Сормове на заводе, отец стал инженером, ну, а я, как ты помнишь, профессор. Так неужели я отправлю своих детей в кузнецы, токари или клёпальщики? Дверь прикрыта, осталась щёлочка. Но и эта щёлочка дорого стоит в стране с тысячелетней историей рабства. Поля, милая, не забывай, пока мой прадед тягал баржи по Волге, твои предки были рабовладельцами. Да, самыми натуральными рабовладельцами, и не одну сотню лет. А теперь ты встаешь в третью позицию и заявляешь, как плоха Советская власть, не обеспечила за полвека всем равных возможностей!