Маятник качнулся

–Чего телятся? – нервничал Ступин.

Давыд плечами пожал, в полемику вступать не хотелось, нервы у обоих, как натянутые струны. Высунувшись за бруствер, окинул взглядом позиции по правую сторону. Там выступ. На правом фланге будет действовать вторая рота, она наступает на главном направлении в обход Хопровки. Это лейтенанту Бруку, с его ротой и приданной ей пехотой, предстоит овладеть господствующими высотами и вывести танки к речке за деревней. Улыбин со своими, Хопровку атакует в лоб…

–Кажись связист!.. – Ступин первым заметил посыльного связиста.

В одиннадцать часов ровно, дивизия обязана была выдвинуться вперед, развернутыми боевыми порядками атаковать противника, ну и они соответственно в первых рядах, на острие атаки будут.

Давыд глянул на циферблат наручных часов. Скоро! Перебросился с комбатом парой фраз. Пора! Отдал приказ:

–По местам!

Экипажи заняли места в танках, запустили двигатели машин, ждали зеленую ракету в небе – сигнал атаки. Новоявленный ротный сидел на броне, по пояс высунувшись из башенного люка. Учащенно колотилось сердце в груди. Даже мандраж присутствовал. Как-никак первый бой, первый поединок с фашистами. А каково сейчас парням в металлических коробках, многие из которых впервые..? Нда!

Южное безоблачное небо прорезала и, вспыхнув, раскрылась сполохом зеленая ракета. Вот он, момент истины на поле брани!

–Вперед!

Взревев мотором, танк сорвался с места, пошел вперед, ломая на пути кустарники, валежник, молодой сосняк. Улыбин видел, как вся рота, неся на бортах пехотный десант, двинулась за ним. Оглянулся. Уцепившись за кольца башни, позади него стоял коренастый Ступин, готовый по первой надобности соскочить вниз. Подмигнул комбату, подбодрил:

–Нормально!..

Без сопротивления со стороны гитлеровцев прошли лес и поле с неубранной, пожелтевшей рожью. За косогором вырвались к околице, почти к стенам серых, деревенских хат и сараев.

Где сопротивление? Не встречая его, втянулись в Хопровку, казавшуюся вымершей. Ни одной живой души не видать.

–Комбат! Что за черт! Где немчура? – Перекрикивая шум мотора, спросил Ступина.

–Я почем знаю? – огрызнулся тот. – Разведка подвела.

–Разведка… Дальше куда?

–Держи направление на поселок. Последующая задача должна была быть атакой на него.

–Добро! – Улыбин краем уха слышал, что действительно, в этом районе дивизионные разведчики не смогли толком определить линию фронта.

Центральная усадьба поселка Песковского расположилась в трех километрах от Хопровки. Из деревни можно даже отлично рассмотреть купола поселковой церкви, вот только околица Песковского правее направления их ударного кулака находится.

–Вперед! Правее бери!

Выкатившись из деревни, успел развернуть строй. Подставив борта в сторону речной протоки, тут же ощутил то, что тишины на этом участке больше не будет. В самое настоящее пекло попали. Казавшееся мирным и спокойным поле перед наступающими, ожило. Зарытые, замаскированные на противоположном берегу мелкой речушки танки врага, спрятанные в кустарниках и камышах пушки и пулеметы, разом открыли огонь. Выстрелы, разрывы снарядов, оглушительный треск пулеметов, казалось, были повсюду. Десантировавшуюся пехоту гитлеровцы огнем отсекали от танков, заставили ее залечь прямо в поле.

Давыд ногами толкнул плечи мехвода.

–Скорость предельная!

–Есть!

Куцый виртуозно управлял машиной, не дожидаясь команды, искусно маневрировал среди разверзшегося ада. Действительно ада, по-другому такую долбежку не назовешь. Из одиннадцати танков роты, где-то позади кострами чадили четыре. Первые потери и наверняка не последние.

–Куда нам? – подтормозив, крикнул Куцый.

–Вперед! Только вперед! В поселок.

–Есть!

Любая остановка, промедление в движении, это смерть, а тем более в «фанерной» броне «тэшки». Вражеские снаряды рвались перед танком, вздыбливая вверх землю, бросая ее на броню.

–Маневрируй, Ерохин! Куцый, осколочный!

Снаряд вошел в канал ствола. Выстрел! Ответка очередной раз ушла в сторону камышей. Остаток роты, яростно отбиваясь и неся потери, сумел прорваться в поселок.

–Ур-ра!

Не подвел комбат, пехота хоть и с опозданием, за танками увязалась, ворвалась-таки в Песковский. Бой с окраины быстро переместился к центру.

Улыбинский танк прижался к толстым стенам церкви, проутюжив укрепленную позицию немцев. В траншеях шла настоящая рукопашная схватка. Хотелось бы помочь своим, да только, как часто на войне бывает – не срослось. Кто-то из фрицев попытался «сунуть» связку гранат под днище машины, но до конца его смелости не хватило. То ли не добросил, то ли пуля остановила, но факт на лицо – гранаты разорвались в непосредственной близости от «брони», перебив гусеницу и лишив пары катков. Мертвым грузом машина встала, «распряглась» с одной стороны, представляя теперь легкую цель для артиллерии, танков противника, и даже гранатометчика. Давыд хотел выскочить наружу, чтобы убедиться, что можно сделать что-то. Не получилось. Как жив остался?

Очереди немецких автоматчиков загнали его обратно. Фашисты засели на чердаках, на колокольне и оттуда отчаянно обстреливали наступавших. По броне барабанили пули.

–Через донный люк выползаем!..

Танк горит факелом. Огонь врага нарастает. Это подключаются немцы, прибежавшие на помощь с соседних участков. Чиф… чиф… тьиу… – разноголосо высвистывают пули, рикошетом уходят куда придется. Бегут рывками, бросаясь из стороны в сторону. Но это не помогает. Пулеметная очередь прожигает ногу бойцу из батальона, через несколько секунд падает как подкошенный, лицом в пыль, Куцый. Притормозил. Кровь стучит в висках. Перевернул тело, убедился, что стрелок мертв. Ему уже ничем не поможешь. Метнулся прочь из-под огня, впопыхах где-то потерял мехвода. Ох и прижали фашисты, практически от самой церквушки на плечах сидели. Работа немецких снайперов с колокольни, собрала немалую скорбную жатву, потому и окопы у церкви спешно бросить пришлось. Так подпекало, что усидеть в них невозможно было.

Выжившие, буквально просочились на занятые своими позиции. Свалившись в окоп, Давыд тут же высунул голову из него, хотел удостовериться, многие ли спаслись. Глаза залил пот, и донимает вжиканье пуль, потому не сразу сообразил вытереть его, да и руки заняты пулеметом, который он у мертвого Куцего забрал. Оказалось есть, есть те, кому повезло не погибнуть. Бежали согнувшись, сломя голову, что есть мочи, но не всем удалось прорваться…

После отбитой атаки, немец кажется слегка выдохся, тоже поиздержался в потерях личного состава. Изредка, как из бочки, по-видимому из укрытия, дудукал крупнокалиберный пулемет. С легким шелестом над головой проносились мины, и хлопки их разрывов методически, слабым эхом потрясали окрестность, но это был не тот огонь, который Улыбин испытал и вынес на прежней позиции. Пошел по траншее, определялся, кто взял на себя командование. Оказалось, комбат был жив и даже не ранен, находился в землянке и с успехом командовал людьми. Ф-фух! От сердца отлегло.

Здесь, где им предстояло теперь обороняться, позиции отбитые у неприятеля, в инженерном отношении были представлены развитой сетью траншей и ходов сообщений полного профиля. Мало того, их противник заблаговременно начинил автоматическим оружием, никак не рассчитывая, что внутренний укрепрайон попадет в руки русских. Ан, нет! Попал! Теперь уже Ступин, каменные строения приспособил под огневые точки.

Только когда своего танка лишился, да до седьмого пота побегал по улицам Песковского, окончательно осознал, что в западню заманили. Поселок – укрепрайон, с наспех оборудованными траншеями и дотами. В инженерных сооружениях не простые полевые подразделения вермахта воюют – самые настоящие эсэсовцы, с нехилой такой выучкой «работы» в населенном пункте. Абзац! А что делать? Только воевать. Только бы до темноты протянуть, благо он не один в поле воин.

Неожиданно наступило затишье. Чего это противник надумал? Никак в атаку намылился или перегруппировку проводит? Вся оборона, что у них, что у немцев – прослойки сплошные, сразу не понять, кто и откуда огнем причесывает. Пригибаясь, прошелся по траншее, оценивал людской ресурс. Лица у всех бойцов продубленные, обветренные, серые, как следствие бессонной ночи, адского, нечеловеческого напряжения в атаке, последующего боя и теперешнего положения. Горстки красноармейцев огнем огрызаются, но в атаку остаткам, еще совсем недавно двух больших воинских частей, не подняться. Потери большие, а еще имеются раненые и он знает, что им-то точно кранты будут. Не вынести их. Да-а! Перед траншеями проволочные заграждения, местами нашим огнем разрушенные. Уже на своей шкуре проверено то, что в этом клоповнике – Песковском, вплотную к проволоке примыкают минные поля. Да, серьезная преграда. Отсюда Давыду хорошо видно, как две БТэшки и КВ его роты именно в местах закладок подорвались, теперь чадят, мерцая слабым огнем. Кто из экипажей и смог покинуть машины, далеко от танков не уполз. Эсэсманы, мать их через коромысло, погорельцев из пулеметов покрошили. Эх! Был поселок, теперь считай нет. Стояли дома. Теперь вместо улиц пустыри с кучами хлама.