Эмигранты

– Так! Теперь вот это, – она взяла в обе руки по пистолету. Прицелившись в люстру, улыбнулась и спросила. – Ожидаем нападения на самолет или ты думаешь, пираты высадятся на берег?

Колька, надувшись как мышь, сидел молча и обиженно сопел.

– Что молчим?

– А может и нападут? Вдруг нападут? Как защищаться-то?

– Нет. Мне кажется, что всё обойдётся. А в самолёт с твоим вооружением не пропустят, подумают, что ты террорист, да и в гостинице долго объяснять придётся. Однозначно – не берём! – решительно заявила Женька и переложила пистолеты туда же, где на полу, накренившись на левый борт, лежал катер. На дне чемодана, вытянув потертые плюшевые лапки и весело поблескивая глазками-пуговками, остался лежать одноухий медвежонок.

– Ну а этот гражданин поедет с нами. По поводу его кандидатуры у меня нет возражений … – Женька переложила одноухого медведя в угол чемодана и подумала, что казённый, конторский язык настолько проник в её речь, что даже с Колькой она начала объясняться этими корявыми, угловатыми, жёсткими фразами. Нужно последить за собой. Нечего таскать всякую гадость, тем более в отпуск едем, можно и расслабиться. – Всё! Таможенный досмотр закончен.

Поняв, что его тщеславным планам показать всему миру свои лучшие игрушки пришёл конец, и, зная по опыту, что с матерью лучше не спорить, Колька сполз с дивана. Хлюпая носом, сгрёб не прошедшие проверку игрушки и потащил их к себе в комнату.

Конечно, если бы не жёсткие правила определённые не менее жёсткими, а порой и исключительно жестокими обстоятельствами, то Женька позволила бы сыну взять с собой не одного лопоухого медведя, а полный ящик игрушек. Пусть веселится, ведь время летит так стремительно, что скоро, очень скоро, эти игрушки станут ему не нужны и разноцветные машинки, большой катер, из-за которого он сейчас бродит из одной комнаты в другую, не поднимая глаз и обиженно оттопырив губы, все те самолёты, вертолёты, солдатики … всё это обретёт реальные формы и размеры, станет мощнее, стремительнее, дороже и опаснее. А тут ещё оружие…, а об этом вообще не хочется думать. Что ж, правила действуют и им следует подчиняться.

Правила, правила… Везде правила. На улице правила, в конторе еще больше правил, в собственном доме тоже правила. И почти все какие-то чужие, навязанные откуда-то извне. Некоторые со смыслом, но таких мало. Другие – бессмысленные, как их не крути, но за ними чувствуется чья-то жесткая, жадная рука, подгребающая под себя всё, а с владельцами этих рук лучше не спорить и не конфликтовать. Силы неравные. Приходится подчиняться, но неохотно, сопротивляясь на каждом шагу, а потому и дома появляются свои правила, чтобы уберечься, чтобы не потратить лишнего, чтобы сохранить здоровье. Без них, без правил, как-то не получается.

– Значит, возьмем одного медведя? – Женька проводила взглядом сына, который с понурым видом, шлёпая разношенными тапочками по полу, таскал из своей комнаты вещи, раскладывая их на диване. Женьке стало до слез его жалко, но и тащить через границу в чемодане целый арсенал совсем не хотелось – Колька, а где твой водяной пистолет?

– Какой ещё водяной пистолет? – недовольным голосом, не оборачиваясь, переспросил он.

– Ну, тот, что мы купили в начале лета.

– Разноцветный, что ли? В шкафу… Наверное…

– Тащи сюда! Зачем тебе эти, – она брезгливо отпихнула контрабандное оружие подальше от себя. – Они ничем не стреляют, они тяжелые, в воде тонут, а из того ты можешь попасть в краба или в рыбу струёй воды. Это же здорово! Представляешь, струёй попасть в бегущего краба, а он от неожиданности перевернётся на спину и начнёт дрыгать ногами. И в море ты сможешь с ним купаться. С ним можно играть на пляже с другими ребятами.

Колька остановился и задумался, представил себе, как будет охотиться на крабов, ловко перепрыгивая с камня на камень. Сразу было видно, что идея ему понравилась, но гордость не позволяла немедленно отказаться от своих планов, нужно было поторговаться, требовалось потянуть время.

– Ма, но он разноцветный. Девчачий.

– Никакой он не девчачий, – отмахнулась Женька. – А разноцветный пистолет легче найти в песке, если забудешь его где-нибудь. Неси, неси! Это то, что нужно.

Продолжая изображать недовольство, Колька ушёл к себе в комнату.

«Только бы он не был сломан», – думала Женька. – «Но, кажется, этим летом он им не пользовался».

Колька быстро вернулся, неся в опущенной руке яркий пузатый пистолет.

– Вот, он… – протянул его матери.

Женька бережно взяла, осмотрела со всех сторон. Вроде цел. И то хорошо, и стоит недорого, а если забудет где – не страшно, новый купим, и положила в угол чемодана, рядом с медвежонком.

Зная по опыту, что с матерью в таких ситуациях спорить бесполезно, а хныканье, слёзы, жалобы на нелюбовь и на несправедливость ни к чему, кроме раздражения не приведут, Колька смирился, а вскоре, в суматохе сборов и вовсе забыл о своих планах, на что, впрочем, Женька и рассчитывала, потому что знала своего сына как никто другой. Но в отношении себя сейчас она не была уверена, сомневалась, что под гнётом накопившейся усталости сможет терпеливо объяснить сыну скучные правила перелёта и не сорвётся где-нибудь на полпути, и не скатится в гнев, и не повыкидывает всё из чемодана. И тогда пришлось бы Кольке ехать к морю без всего: и без солдатиков, и без оружия, и даже без медведя.

Хотя Женька была человеком отходчивым и, спустя уже несколько минут, начала бы переживать о случившемся, и первая пошла бы мириться с сыном, но подобная вспышка гнева могла испортить впечатление об отпуске с самого первого дня, а что начинается криво, то и растёт далее непонятно как. Поэтому немного хитрости, чуть– чуть понимания, капельку терпения и сборы в дорогу продолжились в обычном, можно сказать, спокойном ритме, если такое вообще бывает.

Спустя уже час Женька с удивлением обнаружила, что вещи начали разбегаться по комнате как тараканы, непонятным образом исчезать из чемодана и появляться в неожиданных местах.

Так Колькины джинсы, в отношении которых она была более чем уверена, что уже упаковала ранее, вдруг оказались висящими на спинке кресла. Женька взяла их в руки и, с недоумённым видом разглядывая, вертела то так, то сяк, судорожно пыталась вспомнить покупала ли она одну или две пары, но воспоминания оставались более чем запутанные, а спросить было не у кого. Впрочем, тоже самое произошло и с её блузками, которые по её же представлению давно уже покоились на дне чемодана, но оказались на самом деле сложены на стуле. Все эти нелепые происшествия её смутили и расстроили, в комнату для дознания немедленно был приглашён Николай и самым серьёзным тоном допрошен, но на все вопросы Колька отрицательно мотал головой, отвечал, что из своей комнаты не выходил, что играл, и при этом вид у него был сонный и замученный. Женька обняла сына, поцеловала и отправила спать.

«Что ж… от усталости можно и голову потерять, не то что какие-то джинсы и блузки», – подумала Женька, обошла комнату по кругу, собирая нужные вещи на диване, потом аккуратно переложила их в чемодан, нагнулась над ним, чтобы застегнуть ремни и осеклась, вспомнив… что забыла зайти в аптеку после работы, докупить необходимые лекарства. Ехать в другую страну с малолетним сыном, пусть и на курорт, но с неполной аптечкой она определила как верное самоубийство.

Что же делать?

Стрелки часов равнодушно указывали на половину одиннадцатого. Все аптеки к этому времени уже закрылись, а до дежурной нужно было брести тёмными дворами, что Женьке показалось, совсем не без оснований, предприятием опасным и неуютным, а потому оставалось лишь обратиться за помощью к тем, у кого, как она знала наверняка, всегда есть всё, начиная от пищевой соли, кончая удачей и семейным благосостоянием, а именно – к соседке напротив.

Женька ещё раз взглянула на часы. Не поздновато ли? Нет, нормально. Тётя Маша, как обращался к соседке Колька и как они привыкли шутливо величать её, разговаривая друг с другом, имела привычку ложиться поздно, и хотя «тётя» эта была ровесницей Женьки, но прозвище укрепилось за ней прочно. Женька вышла на лестничную площадку и позвонила в соседнюю дверь.