Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 22

Поставив рядом пакетик с коробочкой французских духов и ночным кремом, приобретённым по случаю, а также бутылочкой кофейного ликёра и пузырьком коньяка, купленными не в угоду сомнительным аппетитам и привычкам, а чтобы «с помпой» отпраздновать прибытие, а также для целей медицинских, Женька смотрела как за огромными фасадными стёклами в сером утреннем свете всё четче вырисовываются силуэты пассажирских лайнеров, которые, словно огромные рыбы, дремали на краю бетонных полос, готовые в любой момент развернуться и, набрав скорость, под грохот ускоряющихся двигателей, подмигивая разноцветными огоньками, унестись в небеса.

Женька представила себе, как по прилёту, вечером, сидя на берегу, нальёт себе немного коньячку, погреет стакан в ладонях, закусит свежими фруктами и будет, не отрываясь, смотреть, как волны плещутся у ног её, накатывая с шорохом на песок.

«Скорее бы добраться до места, а то в сон начинает клонить. Глаза так и закрываются, хоть спички подставляй. Похоже, что начинает сказываться усталость от последних суматошных дней и бессонной ночи».

Глава 4

Летим!

Как ни странно, но аккуратно по расписанию, без задержки, без опоздания, объявили посадку. Пассажиры поднялись с кресел, где отдыхали после изнурительного марафона вдоль товарных полок, опять выстроились в неровную очередь.

Та женщина с девочкой, что привлекла Женькино внимание перед паспортным контролем, на этот раз шла впереди, на несколько человек раньше. В руках она несла небольшой ярко раскрашенный пакет, по форме и, наверное, по содержанию похожий на тот, что Женька держала, прижав к себе, а девочка, оглядываясь по сторонам, послушно семенила рядом и несла другой пакетик, размером поменьше. Женька вздохнула, опустила глаза и посмотрела на Кольку. Он бодро вышагивал с гордым видом, прижимая к себе коробочку с моделью автомобиля.

«Мужичок мой…» – ласково погладила его по голове. Колька вопросительно посмотрел на мать. Женька ободряюще улыбнулась – всё будет хорошо.

По обе стороны от люка выстроились стюардессы, они заученно улыбались, но при этом взгляд их оставался холодным и оценивающим, как у придирчивого покупателя. Разглядывая пассажиров, заглядывали к ним в билетики и потом, оживлённо жестикулируя, будто объясняли глухонемым, показывали обеими руками, словно регулировщики, что нужно вначале пройти прямо, затем, легко изогнувшись, проводили ладонями в воздухе то направо, то налево, указывая дальнейшее направление следования.

Пассажиры с любопытством наблюдали за этой пантомимой, безропотно кивали головами, соглашаясь, официальное лицо всё-таки. Мужчины, отступив на шаг, наклонив голову, с нескрываемым интересом следили за изгибами приятного во всех отношениях женского тела, улыбались в ответ, напрасно пытаясь поймать взгляд холодных глаз. Потом проходили в салон и, немедленно забыв о полученных инструкциях, нагибались над рядами кресел и, пользуясь методом хорошо отработанным в кинотеатрах, выискивали свои места.

Конечно, случались и недоразумения, куда же без них: те редкие пассажиры, что поддались уговорам милых девушек и строго следовали их инструкциям, как правило, оказывались на чужих местах. А будучи обнаруженными там законными владельцами, да еще и расположившимися с комфортом в привилегированных креслах около иллюминаторов, само собой разумеется, отказывались уйти, объясняя совё присутствие тем, что вон те официальные лица в юбках указали им на эти места. Как могли повторяли жестами виденную ими пантомиму и призывали в свидетели тех самых стюардесс, которые, однако, не спешили прийти на помощь. За этим обычно следовал краткий, но энергичный выброс эмоций, тон голосов поднимался до пронзительного визга и, привлечённые не соответствующим инструкции и полётным правилам шумом, девушки бегом покидали свой пост у открытого люка и устремлялись в самую гущу зрителей, разнимать спорящих.





Женька же, как человек самостоятельный, привыкшая принимать решения и отвечать за свои действия, особенно не задерживаясь и не отвлекаясь понапрасну на такие крупные мелочи, как грудь или бедро, легко переступив через высокий порог, быстро прошла мимо «регулировщиц» .

Свои кресла она, к сожалению, нашла в непривилегированном среднем ряду, располагающемся на равном расстоянии от иллюминаторов правого и левого борта. Но нет худа без добра. Никто не претендовал на их места, а потому они спокойно расположились и, разложив свои вещи по полочкам, принялись терпеливо ждать, когда закончится посадка.

Хотя Колька в самом начале немного расстроился, потому что мечтал посмотреть на уплывающую под крылом самолёта землю и даже пытался изобразить недовольство, но очень скоро смирился, особенно после того, как мать строгим голосом предупредила его, что оставит одного в аэропорту, если он не прекратит ёрзать, как ужаленный, и попросила пристегнуться широченным ремнём с огромной пряжкой. А тут ещё на спинке противоположного кресла был придуман маленький откидной столик, очень удобный. Воспользовавшись им, он наконец-то смог извлечь из коробки купленный автомобиль и катал его по столу, рассматривая со всех сторон.

Наконец пассажиры расселись, пристегнулись и угомонились. Всем вещам нашлось место: на полках и под креслами, в ногах. Нашлось место и для ног, которые вначале не знали куда пристроить из-за малого расстояния между рядами кресел, но потом приспособились и перестали обращать всякое внимание на временные неудобства.

Стюардессы закрыли люк и лайнер, вырулив на взлётную полосу, поревел немного двигателями и, разогнавшись, устремился куда-то вверх. Женька судорожно схватилась одной рукой за подлокотник, а другой изо всех сил сжала Колькину хрупкую ладошку. Колька же бесстрашно вытягивал свою тоненькую шейку и пытался заглянуть в иллюминатор через три кресла. Увидеть, конечно же, ничего не получилось – слишком маленькое окошко, но и без этого всё вокруг было так интересно, необычно.

Спустя минут тридцать после взлёта по проходу между рядами медленно двинулись тележки гружёные съедобными припасами. Ничто так не поднимает настроение, как перспектива хорошенько подкрепиться, особенно в пути, и пусть этот путь пролегает на высоте десяти тысяч метров – сей факт никого не смущает.

Завидя приближающиеся тележки, подталкиваемые сзади неизменно улыбающимися стюардессами, пассажиры заметно оживились, зашевелились в креслах, отложили глянцевые журналы, перестали сонно таращиться на облака и начали проверять на боеготовность свои откидные столики, опуская и хлопая ими обратно так, что впереди сидящие вздрагивали и раздраженно морщились, но сильно не возмущались, а, сердито пришептывая, предпочитали отыгрываться на тех, кто сидел перед ними.

Женька убрала со стола маленький автомобиль, бережно упаковав его обратно в коробочку, откинула свой столик и, когда одна из тележек поравнялась с их рядом, из всего предложенного выбрала для себя и Кольки курицу. Стюардесса выложила перед ними два пластиковых подноса, улыбнулась Кольке, при этом взгляд её на мгновение потеплел, но лишь на мгновение. Выпрямившись, она протолкнула тележку к следующему ряду и равнодушно продекламировала:

– Говядина, курица, рыба…

Женька сняла крышечку с одного из лотков и с удивлением воззрилась на зелено– желтый предмет, по форме напоминающий птичье крыло. Подцепив его на кончик вилки, осторожно перевернула, разглядывая то так, то сяк. Точно! Это крыло и очень похожее на куриное… Но цвет… Откуда такой мёртвенно зелёный цвет? Женька не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь доводила продукты до такого состояния. Даже в тот роковой день, когда холодильник сломался и пришлось часть продуктов спрятать у тёти Маши, даже тогда почти всё удалось сохранить или использовать по назначению… А здесь? Да ещё волоски какие-то подозрительные торчат из пупырчатой кожи. Наверное, тушку не опалили. Она взглянула на Кольку. Тот же, схватив обеими руками похожий по цвету и форме предмет, как голодный волчонок, уже примеривался к тому, чтобы откусить кусочек побольше. Почему-то в памяти всплыл роман одного писателя, где почти все пассажиры и экипаж отравились рыбой, любезно предложенной вечно улыбающимися стюардессами, и самолёт пришлось сажать какому-то непонятному субъекту, в неизвестном аэропорту, после чего стюардессы перестали улыбаться вплоть до последней страницы.