Страница 9 из 13
Продавщица издевательски улыбнулась:
– Прошу вас.
– Это чего ж, обратно торгсин сделали?
– Все только за рубли.
Не смея поверить, Мальчиш, путаясь в рублях, приобрел бутылку «Черных глаз» (покойница бабка любила) и пачку «Мальборо», которые запомнились потому, что их раскуривал тот диссидентский писатель, за которым Кибальчиш ходил уже перед самой пенсией.
На улице затянулся обновкой (дрянь табак, буржуинский) и потащился, плюясь, в молочный. Тут он совсем ослабел, потому что увидел сыр, которого не видел полгода, и сырокопченую колбасу, которую не видывал, почитай, лет тридцать. Впрочем, сыров и колбас было сортов, не ошибиться бы, по двадцать.
«Горбачева ждут», – вдруг молнией сверкнуло в старческом мозгу Кибальчиша. Он лихорадочно, пока не оттеснили охранники, купил на все деньги колбасы и остановился подождать: может, подъедет Он, и завяжется непринужденный разговор с жителями микрорайона.
Но никто не суетился. Людей в магазине было мало. За окном, видные через витринное стекло, неслись автомобили. Какие-то странные они были, чересчур красивые и чистые. И люди шли мимо какие-то веселые, с разглаженными лицами.
«Нет!» – вдруг просверлила Мальчиша новая догадка, и он даже ослабел и без того нетвердыми ногами. И как только он понял, что случилось, со старческой быстротой юркнул к выходу и пошаркал-пошаркал к дому. И все – откуда ни возьмись появившиеся всюду рекламы, полупустые автобусы, лоток со свежими раками убеждали его, что последняя догадка была верной: он всю жизнь боролся с буржуинами, а они все ж таки победили и были уже здесь, на его родной улице.
Дома он накрепко закрыл дверь, завалил окна мешками со стиральным порошком, вытащил маузер, подаренный лично К. Е. Ворошиловым, и приготовился к последнему бою.
В метро
Как я люблю вечернее метро! Когда уже схлынул поток тех, кто едет с работы, и народу не так много, и люди поспокойней…
Вот сидит тридцатилетняя. Прическа словно только из салона, дубленка, но сумочка черная, а сапоги красные… А как по цвету подберешь! Единственная у нее, видно, сумка, единственные сапоги… Сейчас сапог не накупишься… Читает воспоминания о Тарковском. Что ей Тарковский? Кто она – искусствовед? Киноманка?.. Поднимет голову, обведет тебя туманным взглядом, словно «Сталкера» снимает, и опять – читать…
А рядом – пожилая: в строгих очках, с седыми завитками, сидит, прорабатывает верстку какой-то детской книжки, ставит на полях исправления. Вся в работе, и ей уже ни к чему, как той, тридцатилетней, глаза поднимать, проверять, какое впечатление производит…
А вот мужчина пожилой с молодым беседуют. Стоят друг против друга и обсуждают пакт Молотова – Риббентропа – профессионально так обсуждают, со ссылками на монографии…
А у дверей парнишка девушке заливает: «Был у нас в гостях англичанин, говорит, я американцев не понимаю, у них жаргончик какой-то и через слово мат…» Девушка некрасивая, а парнишка хоть куда, и одет модно, но нет, вот развлекает даму, разливается соловьем – а может, влюблен?
А вот сидят три школьницы. Совсем некрасивые. Одна читает «Бедные люди». Для чего? Разве это проходят? Две другие в одну книгу погрузились, посередке держат. Заглянем в обложку… Конечно, «Преступление и наказание» – по программе…
Какие милые все! Все у них впереди, выучат и Достоевского, и английский, и американский…
Вот это вечернее метро – и есть моя Россия…
– Приехали, Денис Болеславович, – вежливо перебил охранник.
Денис Болеславович грузно вылез в предупредительно распахнутую дверь «Мерседеса».
Раз в полгода ему устраивали поездку в вечернем метро, и умильных разговоров ему хватало еще на полгода.
Бутылочка
Один врач отучил пить одного пациента.
Вернувшийся к жизни отблагодарил спасителя посредством коньяка.
Коньяк был кстати, потому что врач собрался навестить школьного приятеля на даче в Красково.
Приятеля дома не оказалось, зато оказалась его жена, задорно поблескивающая глазками, и врач неожиданно навестил ее.
Муж притащился на рассвете после того, как хряпнул спирта в лаборатории и портвейна в тамбуре со случайными, после чего последовал спор, после чего у мужа недоставало трех зубов, чего не компенсировали внезапно обретенные рога, чего муж не замечал.
Чтобы муж и далее не замечал, жена заховала врачебную бутылку на чердак и квохтала над мужем, радуясь, что не оказалась вдовой.
Утром несостоявшаяся вдова отправилась на службу, продолжая радоваться, что она не вдова и что бутылка кстати. И точно: жена вскоре переместилась в командировку в Брюссель, после того как коньяк переместился в сейф к официальному лицу, а несостоявшаяся вдова поперемещалась на его, то есть лица, коленях. После чего лицо вынуло из коньячной коробки банкноты, пересчитало, а бутылку преподнесло личному, то есть лица, шоферу.
Водила рванул, предвкушая. Заехал за колбаской – машину обчистили, сперев магнитофон, зажигалку и бутылку.
Повествование становится монотонным. Шестеро подростков. Две герлы. Маг толкнули, вайну взяли. Киряли. Коньяк не успели. Были взяты с поличным. Конфисковали. «Уничтожили путем вылития в раковину». Так занесли в протокол, а фактически преподнесли коньяк капитану, как раз ставшему наконец майором.
Еще короче. Капитан – зав. лесоторговой базой – поставщик из Бурятии – директор леспромхоза – Благовещенск – мама новобранца – полковник – академия Фрунзе – адъюнктура в Ленинграде – зубной профессор из Москвы – плата ночному таксисту.
Короче!
Бутылку за бешеные бабки берет у таксиста вдруг развязавший тот самый пациент, открывает, наливает, подносит, нюхает – «торпеда» срабатывает со страшной силой (врач на совесть лечил, не зря был коньяком премирован) – пациент валится на стол, бутылка опрокидывается, жидкость льется на пол.
А говорят, мы пьющая страна. Ха!.. Одной бутылки осилить не можем.
Бутылочка-2
Вова сидел с лучшим корешем на ночной кухне, жена давно отрубилась, обсуждали жен и любовниц.
Как всегда, не хватило.
– Поехали к таксистам, – предложил лучший кореш.
– Стоп, – сказал Вова. – Идея. – И вынул из шкапчика бутылку виски «Джонни Уокер». – На Новый год приберегаем. Но мы ей сделаем усекновение.
Кореш понял, аккуратнейшим образом вскрыл заморскую диковину. Отлили в майонезную баночку добрую треть, разбавили подкрашенной вареньем водопроводной и тщательнейшим образом запечатали сосуд.
Майонезная баночка продлила кайф.
Наутро неопохмеленный Вова потащился на работу, а жена его Зина стала принимать любовника. Приняла она его раз, после чего тот стал ныть, что не кисло было бы выпить. Зина приняла близко к сердцу эти причитания, поелику знала, что, выпив, друг возобновит атаки. Она нашла в шкапчике бутылку «Джонни Уокер», возлюбленный аккуратнейшим образом ее вскрыл, отлили почти треть в майонезную баночку, самец махнул, после чего долили водой, подкрашенной медом, и внимательно запечатали. Взбодренный хахаль полез.
Вечером Вова пришел весь разбитый с похмелья, и когда утомленная дневной любовью супруга заснула, снова надругался над бутылкой, применив ту же майонезную баночку и квас.
«Однако здорово же мы разбавили, – подумал он, махнув. – Как бы Зинка не заметила».
Спустя три дня ту же операцию провернул любовник.
«Однако здорово же я тот раз разбавил, – подумалось ему. – Ну, ей же хуже».
…Наступил Новый год. Как украшение семейного стола была выставлена бутылочка.
Вова налил, втайне содрогаясь. Зина тоже обмерла от страха.
– Ну, за старый год! – отчаянно воскликнул Вова и храбро махнул. Зина тоже засадила. Жидкость была очень похожа на воду, от каковой она, по сути, и не отличалась.