Страница 9 из 20
Оценить это поразительное достижение можно только при сравнении с современностью. В 1990-е гг. в Америке появлялось чуть больше 4 млн новорожденных в год, хотя население увеличилось на 100 млн человек.
В чем же разница? Она – в темпах рождаемости. Этот показатель, зачастую измеряемый суммарным коэффициентом рождаемости – числом рождений на одну женщину за все время ее жизни, – говорит нам о том, чего ждать в будущем – роста или сокращения населения. Если суммарный коэффициент рождаемости равен 2,1, через несколько десятилетий численность населения стабилизируется. Такую величину коэффициента рождаемости считают идеальной в организации «Нулевой рост населения» (Zero Population Growth, ZPG) и прочих объединениях, пропагандирующих политику контроля численности населения.
В 1957 г. суммарный коэффициент рождаемости в США поднялся до 3,68, то есть приблизился к уровню, характерному для слаборазвитых государств. Такое значение коэффициента (не говоря уже о 4,3 млн новорожденных) встревожило всех, кто был озабочен ростом населения, и оживило мальтузианские страхи всеобщего голода. На деле же ни количество новорожденных, ни суммарный коэффициент рождаемости с тех пор больше никогда не достигали таких рекордных значений.
После 1957 г. коэффициент рождаемости начал снижаться. В 1970 г. он был равен 2,48, а в 1971 г. упал до 2,27. На протяжении большей части 1970-хи в начале 1980-х гг. коэффициент рождаемости был существенно ниже уровня, обеспечивающего воспроизводство населения. В 1976 г. было достигнуто минимальное значение – 1,74. На смену беби-буму 1950-х пришел спад рождаемости и «дефицитродившихся» 1980-х (см. рис. 1.2).
Хотя увеличение ожидаемой продолжительности жизни и снижение рождаемости и сами по себе способны изменить возрастную структуру населения и существенно повысить число пенсионеров, которых придется содержать работающему населению, то соседство сильнейшего бума и выраженного спада рождаемости способствуют лишь обострению ситуации.
Источиик: Population Reference Bureau, a-FERT_USFerti/l/x/s
Рисунок 1.2. От бума к спаду.
Сегодня в США коэффициент рождаемости близок к уровню воспроизводства населения, но есть зловещие признаки его снижения в будущем. Как будет показано далее, сочетание более высокого уровня образования, более позднего вступления в брак и более позднего рождения первого ребенка могут привести к тому, что коэффициент рождаемости упадет ниже 2,1, то есть уровня воспроизводства населения. Если такое случится, нам предстоит пережить затруднения, с которыми уже столкнулись Европа, Япония и Китай.
Центральное слово здесь – могут. Какие бы проблемы ни возникли у нас из-за роста численности пожилых людей, можно быть уверенным лишь в том, что от остального мира ждать сочувствия не стоит. Во многих странах положение еще хуже. И если мы сами не справимся, никто нам не поможет.
Это легко понять, если сгруппировать страны по двум показателям: ожидаемая продолжительность жизни и коэффициент рождаемости. Пусть ожидаемая продолжительность жизни будет вертикальной осью, а коэффициент рождаемости – горизонтальной, так что мы получим четыре квадранта (см. рис. 1.3). Если в точке пересечения осей ожидаемая продолжительность жизни будет равна 60, а коэффициент рождаемости 2,1, мы получим два квадранта катастрофических, один квадрант серьезных потрясений и один – «лучший из миров». Пока что США – «лучший из миров», но в будущем нам грозят грандиозные поколенческие дисбалансы.
Рисунок 1.3. Четыре квадранта демографии.
Подобно Сизифу, большинство стран мира влачат каторжную жизнь в традиционном мальтузианском аду. Ожидаемая продолжительность жизни низка, потому что общественное здравоохранение неразвито, доходы низки, а угроза голода присутствует неотступно. Коэффициент рождаемости высок, потому что необходимо компенсировать высокую смертность.
Самую мрачную картину будущего предлагает постмодернистский мальтузианский ад, где доминируют государства, входившие некогда в СССР. Здесь крайне низки как ожидаемая продолжительность жизни, так и коэффициенты рождаемости. Коэффициент рождаемости упал до 1,3, а ожидаемая продолжительность жизни мужчин равна 57 годам. В результате население России менее чем за сорок лет может сократиться с нынешних 148 млн до 58 млн. человек в 2040 г. Сокращение численности населения может составить 60 %. Такое бывало в XIV в. в Европе во время печально знаменитых эпидемий чумы. Единственная разница в том, что у России впереди почти 40 лет, и она успеет схоронить своих мертвецов. А в средние века города так быстро пустели во время чумы, что хоронить трупы было некому.{15}
В ожидании «мистера/ миссис совершенство»
В книге Дэвида Брукса «BoBos в раю: Новое высшее общество и откуда оно взялось» (David Brooks, BoBos in Paradise: The New Upper Class and How They Got There) самым остроумным и наиболее характерным с точки зрения демографических проблем является раздел, где автор сравнивает современные и прошлые объявления о бракосочетании в New York Times. Тридцать лет назад информации о родителях жениха и невесты в этих объявлениях было не меньше, чем о самих брачующихся. Сегодня, замечает Брукс, сообщения о бракосочетании больше похожи на резюме для агентства по найму на работу.
Когда в Америке ценилось хорошее происхождение, в брачных объявлениях подчеркивались родословная и благородное происхождение семьи. Сегодня в Америке право на место в кругу избранных обусловлено степенью одаренности и карьерными перспективами. Читая эту страничку Times, почти физически ощущаешь давление совокупляющихся университетских дипломов. Здесь Дартмут выходит замуж за Беркли, магистр вступает в брак с доктором наук, банкирский дом Lazard Freres соединяется с телесетью CBS, а диплом с наивысшим отличием – с таким же дипломом с наивысшим отличием (редки случаи, когда сочетаются наивысшее отличие и просто отличие – напряжение в таком браке будет чрезмерным). Times подчеркивает четыре основных характеристики брачующихся: диплом колледжа, диплом докторантуры, карьерные достижения и профессия родителей, – согласно именно этим критериям формируется современная элита Америки{16}.
Если тридцать лет назад образование невесты и имело некоторое значение (оно давало представление о ее достоинствах), то место ее работы – никакого. Теперь же для невесты карьерные перспективы не менее важны, чем для жениха: «Сегодня на брачной церемонии в Манхэттене соединились два внушающих благоговейный трепет резюме, а учитывая всех присутствовавших при этом школьных приятелей, совокупный образовательный ценз в помещении был просто заоблачным», – пишет Брукс.{17}
Одна из причин подобной тенденции состоит в том, что сегодня и невеста, и жених стали старше – намного старше. Другая причина кроется в том, что теперь и невеста, и жених работают. После свадьбы оба собираются продолжать карьеру. Работа для женщин как промежуточный этап перед замужеством осталась в прошлом. Там же остались июньские свадьбы, игравшиеся после выпускных экзаменов в колледже. Сегодня брак может быть отложен до окончания докторантуры, до первого перспективного рабочего места и даже дольше. В результате сегодня звон свадебных колоколов нередко сопровождается многозначительным тиканьем биологического хронометра.
В 1950-е гг., в разгар беби-бума, медианный возраст замужества составлял нежные 20,3 года. Мужчины, соответственно, женились в 22,8 года. В 1970 г., в начале резкого падения рождаемости, возраст первого замужества увеличился совсем немного, всего на шесть месяцев – до 20,8 года. Для мужчин возраст первой женитьбы составлял 23,2 года. Опять лишь на полгода больше.
15
Barbara H. Tuchman, A Distant Mirror: The Calamitous Fourteenth Century (New York: Knoph, 1978), p. 97.
16
David Brooks, BoBos* in Paradise: The New Upper Class and How They Got There (New York: Simon & Schuster, 2000), p. 14.
17
David Brooks, BoBos* in Paradise: The New Upper Class and How They Got There (New York: Simon & Schuster, 2000), p. 14.