Страница 11 из 23
На практике же в течение 1928 и 1929 г. Федеральный резерв четыре раза повышал процентные ставки, с 3,5 до 6 %. Предприятиям стало труднее заимствовать деньги для инвестиций, что сдерживало экономический рост и в конце концов привело к краху рынка акций в октябре 1929 г., вызвало панику вкладчиков, стремившихся скорее забрать свои деньги из банков, и закрытию многих банков. В начале 1930-х годов Федеральный резерв вел себя импульсивно, так что набеги на банки продолжались. Для клиентов, которые хотят снять деньги со своих сберегательных счетов, банкиры оставляют в резерве от 3 до 10 % суммы вкладов, а остальное ссужают инвесторам, покупателям недвижимости и другим банкирам. Если слишком много клиентов решат снять свои средства, то банк останется без наличности и прогорит. Если, с другой стороны, заемщики не вернут кредиты, банк также прогорит. Банкротства заразны: когда лопается один банк, обеспокоенные вкладчики других банков иногда бегут забирать свои деньги, пока и эти банки не разорились.
11 декабря 1930 г. лопнул знаменитый «Банк Соединенных Штатов». Это вызвало серию набегов на другие банки, и сотни банков по всей стране либо закрылись, либо балансировали на грани закрытия. Федеральный резерв мог бы замедлить или, возможно, даже остановить этот кризис, предоставляя ссуды банкам, испытывавшим дефицит наличности. Вместо этого Федеральный резерв позволил набегам вкладчиков продолжиться, что привело к разорению сотен банков. К 1932 г. количество денег в США уменьшилось почти на треть за три года. Деньги, как и невыплаченные займы, просто испарились. Когда банки лопались, их активы исчезали. Многие советники Федеральной резервной системы требовали вмешательства Федерального резерва, но оказались в меньшинстве – Федеральный резерв, созданный для предотвращения банковского кризиса, поспособствовал его возникновению.
Великая депрессия – сложное явление, и эти три причины объясняют не все, но многое. Они помогают показать, почему случился банковский кризис, почему произошло падение рынка акций, почему схопнулся экспорт, что обозлило торговых партнеров, откуда возникла экономическая неопределенность насчет государственного долга и почему рухнули такие ключевые сферы промышленности, как производство автомобилей. Более того, все проблемы, охватываемые этими тремя причинами, были созданы государством, а не свободным рынком. Военные долги, высокие пошлины и никудышное регулирование денежного обращения – все это были грубые ошибки государства.
Одна из теорий причины Великой депрессии, сильно пропагандируемая многими интеллектуалами в течение 1930-х годов, но отвергнутая сегодня, действительно во всем винила свободное предпринимательство. Тезис о недостаточном потреблении, кратко разобранный выше, подразумевает, что 1920-е годы были десятилетием промышленного роста. Однако, согласно этой теории, благосостояние делилось неравномерно. Богатые богатели, а бедные беднели. Классовые противоречия усугублялись, а облегчение налогового бремени, инициированное Меллоном и Кулиджем, добавило денег богатым. Поскольку американский средний класс в целом не имел доступа к благосостоянию эпохи, большинство людей не могли позволить себе купить то, что производили. Вскоре у нас возник кризис перепроизводства, когда было слишком много товаров и слишком мало покупателей. Неизбежным результатом этого стала Великая депрессия, а предложения по выходу из нее сводились к тщательному государственному планированию и регулированию[68].
На поверхностный взгляд, некоторые факты свидетельствуют в пользу идеи недопотребления. Многие успешные предприниматели стали миллионерами, и снижение налогов Меллоном тому поспособствовало. Фермеры на протяжении этого десятилетия действительно производили слишком много продукции, и, когда страну накрыла Великая депрессия, у США было много непроданных автомобилей, холодильников и телефонов. Однако несколько разрозненных фактов еще не составляют законченную теорию, подобно тому как из белого соуса и щепотки сахара не выйдет суфле. Не хватает яиц, а у сторонников теории недопотребления отсутствуют статистические данные.
Тезис о недопотреблении можно было бы считать доказанным лишь в том случае, если даны ответы «да» на следующие три вопроса. Первый: действительно ли в 1920-е годы богатые получали значительно бо́льшую часть национального дохода? Второй: получали ли наемные работники меньшую долю дохода компании? Третий: потребляли ли потребители меньше валового внутреннего продукта (ВВП) в конце 1920-х годов, чем в 1920 г.? Изучив исторические данные, мы на все три вопроса твердо ответим «нет».
Во-первых, в 1921 г. 5% населения, составлявшие самых богатых, зарабатывали 25,47 % национального дохода; в 1929 г. эти 5 % зарабатывали 26,09 % национального дохода. Да, это рост, но крайне незначительный. Во-вторых, с 1900 по 1920 г. прибыль корпораций в США составляла в среднем 8,2 % и оставалась на том же уровне с 1920 по 1929 г. За это десятилетие резкого роста прибылей корпораций не зафиксировано. Вместе с тем в течение 1920-х годов зарплаты наемных работников выросли с 55 до 60 % от дохода компаний. Иными словами, в 1920-е годы служащие получали бо́льшую долю доходов компаний, чем раньше. В-третьих, доля ВВП, приходящаяся на потребительские расходы, не упала, а выросла с 68 % в 1920 г. до 75 % в 1927, 1928 и 1929 г.[69]
Более точная картина 1920-х годов рисует американцев, покупающих все больше радиоприемников, телефонов, автомобилей, пылесосов и холодильников. 1920-е годы были скорее десятилетием чрезмерного, нежели недостаточного потребления. Спрос опережал предложение. По мнению экономиста Массачусетского технологического института Питера Темина, «в современной макроэкономике концепция недостаточного потребления отвергнута». Он объясняет это просто: «На протяжении 1920-х годов соотношение потребления и национального дохода не падало. Следовательно, точка зрения о недопотреблении в 1920-е годы несостоятельна»[70].
Анализ недопотребления важен, поскольку Рузвельт, который жадно искал экономические идеи, уцепился за недопотребление и включил его в свою президентскую кампанию. Он представлял ее как альтернативу программам Гувера. Неясно, сам ли Рузвельт обнаружил идеи недопотребления или его навел на них его «мозговой трест». Будучи губернатором Нью-Йорка, Рузвельт регулярно приглашал группу профессоров из Колумбийского университета, ставших его «мозговым трестом», а они представили Рузвельту целый ряд экономических идей, модных в академических кругах. Некоторые из этих советников, особенно Рексфорд Тагвелл, отстаивали теорию недопотребления, и вскоре Рузвельт уже прямо говорил о «недопотреблении» в своих речах, которые ему помогал писать «мозговой трест»[71].
Особенно привлекательно теория недопотребления звучала для интеллектуалов. Если богатые разрушали американскую промышленность, злоупотребляли снижением налогов и использовали свое экономическое влияние, чтобы ввергнуть в нищету фермеров и трудящихся, это означало, что капитализм распадается на глазах, откуда следовало, что должно вмешаться государство и назначить «экспертов» в комитетах планирования, чтобы перезапустить американскую экономику, поощрять расходы потребителей и перераспределить богатство. Таков был рецепт мощного государственного вмешательства, и многие университетские профессора, будучи образованными экспертами, нашли себе место в этих комитетах планирования, которые занимались и управляли американской экономикой. В ретроспективе мы видим, что историческая статистика зачастую опровергает точку зрения о недопотреблении. Поэтому, возможно, неудивительно, что самые ярые сторонники этой теории не имели экономического образования. Почти все бизнесмены и многие экономисты, такие как Бенджамин Андерсон, Генри Хэзлит, Айзек Липпинкотт и Ирвинг Фишер, резко ей противостояли. Если бы Рузвельт для баланса включил в свой «мозговой трест» хотя бы одного бизнесмена, возможно, он более тщательно обдумывал бы свои идеи[72].
68
Lawrence W. Reed, “Great Myths of the Great Depression,” Mackinac Center for Public Policy, 2005; Gary Dean Best, Peddling Panaceas: Popular Economists in the New Deal Era (New Brunswick, N.J.: Transaction, 2005); Rexford Tugwell, The Battle for Democracy (New York: Columbia University Press, 1935), 78–96, 265, 285; Stuart Chase, A New Deal (New York: Macmillan, 1932).
69
Thomas B. Silver, Coolidge and the Historians (Durham, N.C.: Carolina Academic Press, 1982), 124–136.
70
Peter Temin, Did Monetary Forces Cause the Great Depression? (New York: Norton, 1976), 4, 32; Peter Temin, Lessons from the Great Depression (Cambridge, Mass.: MIT Press, 1989). См. также: Gene Smiley, Rethinking the Great Depression (Chicago: Ivan Dee, 2002).
71
Об идеях недопотребления у Тагвелла см.: Rexford Tugwell Diary, “Introduction”, 6–10, in Rexford Tugwell Papers, RPL. О критике идей недопотребления см.: Stanley Lebergott, Men Without Work: The Economics of Unemployment (Englewood Cliffs, N.J.: Prentice Hall, 1964), Lebergott, The Americans: An Economic Record (New York: Norton, 1984). [См. также: Хаберлер Г. Процветание и депрессия: теоретический анализ циклических колебаний. Челябинск: Социум, 2005. – Ред. ] О происхождении «мозгового треста» см. письмо Сэмюэла Розенмана Рексфорду Тагвеллу от 16 января 1969 г. в Samuel Rosenman Papers, RPL.
72
Benjamin M. Anderson, Economics and the Public Welfare: A Financial and Economic History of the United States, 1914–1946 (Indianapolis: Liberty Press, 1979 [1949]); Henry Hazlitt, Economics in One Lesson (San Francisco: Laissez Faire, 1996 [1946] [Хазлитт Г. Экономика за один урок. М.: И.Д. Вильямс, 2007]; Isaac Lippincott, The Development of Modern World Trade (New York: D. Appleton-Century, 1936); Irving Fischer to Franklin Roosevelt, June 16, 1936, April 30, 1933, и December 19, 1937, в: Irving Fisher Papers, RPL. Из этих четырех экономистов Хэзлит не имел официального экономического образования. См. также: David Laidler, Fabricating the Keynesian Revolution: Studies of the Inter-war Literature on Money, the Cycle, and Unemployment (Cambridge, England: Cambridge University Press, 1999). Лейдлер указывает, что идеи Кейнса развивались в течение 1920-х годов и что в разработке того, что стало кейнсианской революцией, участвовали и другие экономисты.