Табу и невинность

Нужно, однако, видеть аутентичность драмы подобного выбора, который заставлял умеренных принять именно такую линию поведения. Качество полицейских картотек оставляет желать лучшего: они косвенно укрывают тех, кто был более всего верен старому строю. Принимая такие досье за основу для восстановления справедливости, можно зачастую наказывать жертву, а не палача, второстепенных лиц, а не вдохновителей. Помимо этого оценивание людей на основании картотек специальных служб делает из полицейских самых настоящих арбитров: фактически это они принимали решения о судьбах новых политических и интеллектуальных элит, ибо главным предметом заинтересованности политической полиции ПНР были, по понятным соображениям, как раз оппозиционные круги. С такой перспективы люстрация – это «революция, которая пожирает собственных детей»[49].

Антикоммунистическая чистка должна была в глазах умеренных обеспечить ускоренную циркуляцию элит, дать возможность устранить первое поколение руководителей революции – тех, кто проявляли мужество во времена, когда оно было опасным. «Молчаливые берут теперь реванш за свое унижение», – говорил Гавел. Тезис этот более чем ложен в польских условиях, ведь среди радикалов фигурируют многие деятели оппозиции из предыдущих десятилетий, а далеко не только «оппозиционеры последнего часа».

Отношение умеренных к проблеме «расчетов» с прошлым тоже вытекает из их понимания вопроса об ответственности. Социализм умалял не только властителей и палачей, своих бенефициаров и доверенных прислужников. Он доводил до моральной деградации и своих жертв. Старый строй удерживался благодаря насилию, но вместе с тем сформировал и развил глубоко укоренившиеся интересы и зависимости. Он содействовал таким психологическим установкам и формам поведения, которые стабилизировали власть. Из плачевного морального состояния общества умеренные делали вывод о необходимости подходить к проблеме ответственности и вины с осторожностью. Мы не освободимся от коммунизма, канализируя нашу коллективную агрессию против «козлов отпущения». Парафразируя Чехова, можно сказать: всем нам надо выдавливать из себя по каплям советского человека (Чехов говорил о рабе)[50]. Необходим акт воли, но в первую очередь всеобщее демократическое переобучение и перевоспитание, которые могут иметь место только в условиях демократии, ограниченной роли государства, ответственности индивидуума за свою судьбу. И вовсе нет уверенности в том, что люди номенклатуры приспособятся к свободе хуже, нежели вчерашние оппозиционеры. Решающим тут будет не вчерашний героизм или оппортунизм, но открытость ума, динамизм, квалификация, умение действовать и справляться с трудностями в условиях неуверенности и неопределенности.

Прошлое предоставляет еще один аргумент против всяких морализаторских поползновений радикалов и против их притязаний на расчеты с прошлым. Недавние злодеяния и преступления напоминают о том, что и независимая Польша не была свободна от них. Говорят об убийстве Нарутовича[51], о Березе[52], об отношении к национальным меньшинствам и т. д. Да и в период войны замечают не только героизм, но также случаи измены, фашизирующего радикализма, антиеврейских действий. Пишется, следовательно, о Национальных вооруженных силах[53], о Юзефе Мацкевиче[54], о военных и послевоенных еврейских погромах. Сложная картина вины и ответственности, расширение круга лиц и поколений, которым можно предъявить моральные и политические – если не уголовные – обвинения, внушают, как представляется, мысль о необходимости проявлять осторожность и не разбрасываться поспешными суждениями или приговорами.

В этом свете любопытно, что умеренные, среди которых можно обнаружить большинство видных фигур демократической оппозиции, делавшей из морали и истины эффективный инструмент борьбы с коммунизмом, с такой легкостью отказались от этого языка в пользу политики реализма и прагматизма.

говорит Фортинбрас в стихотворении Збигнева Херберта[55].

Радикалы…

…иначе, чем умеренные, воспринимают приоритеты, перед которыми оказывается народ, восстанавливающий свой суверенитет. Избавление от следов коммунистического прошлого является для них условием сохранения свободы, упрочения демократии и дальнейшей хозяйственно-экономической реконструкции. А ключевым вопросом является политическая власть. Осенью 89-го, говорит Ярослав Качиньский, «следовало атаковать и добить коммунизм в Польше… Надлежало приступить к решительным действиям, объявить ПОРП вне закона и овладеть аппаратом принуждения, арестовать главарей партии и служб безопасности, опломбировать архивы Центрального комитета, МВД и министерства национальной обороны. Следовало немедленно задержать процесс приватизации, наделяющий номенклатуру собственностью, и приступить к систематическому возврату награбленного имущества».

Для радикалов Польша 1944–1989 годов была страной, оккупированной и управляемой чужой агентурой, которая угнетала и порабощала общество с помощью физического и духовного террора, а также коррупции. Тем не менее поляки, вооруженные католической верой и традициями, остались, в принципе, незараженными, будучи устойчивыми к угрозам и искушениям коммунизма. Народ в этой картине – это отнюдь не реально существующее сообщество, изменчивое и сложное, а некий беспорочный идеал, не запятнанный злом этого мира. Зло в трактовке радикалов является чем-то внешним по отношению к мистической национальной общности. [Оппозиционная журналистка и литератор] Тереса Богуцкая писала о сходстве такого видения с ролью рабочего класса в марксистской эсхатологии.

Остатки коммунизма представляют собой – по мнению радикалов – угрозу, причем и внешнюю и внутреннюю. Невзирая на распад империи, создававшиеся на протяжении десятилетий связи с Советским Союзом остались неразорванными. Их продолжают поддерживать – сознательно или нет – люди, сформированные этими связями. Сегодня такие рычаги и знакомства приняли отчасти скрытые или даже тайные, мафиозные формы, которые способны в любую минуту создать угрозу для независимости государства. Именно поэтому радикалы требуют решительного ограничения всяких контактов с Москвой независимо от экономических убытков, которые из-за этого придется понести.

Внутренние угрозы вытекают, по мнению радикалов, из того факта, что бывшие коммунисты сохранили контроль над экономикой, народным хозяйством, администрацией, банками и средствами массовой информации. Радикалы предостерегали: терпимое отношение к этой ситуации будет тем или иным способом вести к тому, что «красные» вернут себе власть – в том числе и политическую. Они утверждают, что это является прямым и непосредственным следствием договоренностей, достигнутых весной 1989 года. Одни подозревают существование подписанного в Магдаленке тайного соглашения «красных» с «розовыми», другие делают упор на созданную там атмосферу сближения, понимания и доверия, которая сделала возможным, как они утверждают, совместное планирование будущего и раздел добычи.

После договоренностей Круглого стола возникла такая ситуация, говорил Ян Ольшевский в апреле 1991 года, в результате которой «может оказаться, что мы переживаем не окончательное падение, а только кризис коммунизма» и что мы «обнаружим себя в новой его стадии, как в 1956 г.». А вот в своем exposé (официальном обращении) после назначения на должность главы правительства он заявил: «Сегодня народ ждет от нас ответа, окончательного ответа на вопрос: когда в Польше закончится коммунизм?» И выразил надежду, что формирование его правительства будет означать «начало конца коммунизма на нашей родине». Остается лишь задуматься, выступает ли здесь коммунизм как некое метафизическое бытие или же как эмпирическая действительность, с определенной идеологией, структурой собственности и управления, с системой организации государства и правилами деятельности. Антони Мацеревич, прощаясь со своими сотрудниками из МВД, вроде бы сказал: «Помните, господа, что в течение четырех месяцев здесь была свободная Польша». Революционное сознание в чистом виде хорошо воспроизводится декларацией одного из молодых сотрудников Мацеревича: «Мне по душе философия этого правительства (Ольшевского. – А. С.) – открыть всю правду, пусть один раз произойдет катарсис. А потом мы будем все строить с самого начала».

49

Это почти точное цитирование известного афоризма «Революция – как Сатурн, она пожирает собственных детей», автором которого является казненный в 1793 г. жирондист Пьер Виктюрньен Верньо (хотя его часто приписывают другим деятелям Великой французской революции – Камилю Демулену или Жоржу Жаку Дантону, тоже казненным).

50

Это цитата из письма А. П. Чехова издателю и журналисту А. Ф. Суворину от 7 января 1889 г. Чехов пишет о том, насколько для человека необходимо чувство личной свободы: «Что писатели-дворяне брали у природы даром, то разночинцы покупают ценою молодости. Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям… выдавливает из себя по каплям раба». В оригинале эти слова ошибочно приписываются Гоголю.

51

Габриель Нарутович (1865–1922) – первый президент РП, инженер; с 1908 г. профессор политехники в Цюрихе. В 1920−1921 гг. – министр общественных работ независимой Польши, в 1922 г. – министр иностранных дел. 9 декабря 1922 г. голосами левых, центристов и национальных меньшинств был избран президентом, что вызвало резкие нападки правых сил; 16 декабря 1922 г. застрелен в Варшаве националистом.

52

Имеется в виду концлагерь, созданный польскими властями в 1934 г. в Березе-Картузской (сейчас г. Береза в Брестской области Беларуси) как место внесудебного интернирования противников правящего режима, главным образом членов оппозиционных партий (эндеков, социалистов и коммунистов), а также радикальных украинских националистических организаций (ОУН и др.). В этот концлагерь сажали на основании распоряжения административных властей на срок 3 месяца (который часто продлевался). Ликвидация лагеря в Березе была одним из требований антисанационной оппозиции.

53

Главной целью этой части польского вооруженного подполья была борьба за независимость Польши и восстановление государства в довоенных границах, но с новой западной границей, по Одеру и Нысе Лужицкой (концепция марша на запад), а также создание так называемого Католического Польского государства путем национального переворота (революции) во всех сферах общественной жизни. Предусматривалось национальное экономическое самоуправление с сохранением частной собственности; национальный солидаризм, противостоящий классовым разделениям; национальная парламентская система в конфедерации малых государств Центральной Европы; национальная армия для защиты национального сообщества от тоталитаризма двух видов: германского и советского. В идейно-воспитательной и пропагандистской работе (издавалось около 70 собственных журналов) делался упор на национализм и католическую веру, осуждался фашизм и коммунизм, подвергались нападкам так называемое партийство и влияние бывших пилсудчиков в Армии Крайовой. Кроме того, эти силы выступали против существовавшей до сих пор значимой роли евреев в обществе и требовали ее ограничения в будущей Польше, а также подчеркивали свою лояльность властям РП в изгнании.

54

Юзеф Мацкевич (1902–1985) – писатель и реакционный публицист. В 1939–1941 гг. – редактор виленской «Газеты цодзенней» («Ежедневной газеты»). В июле-октябре 1941 г. печатался в издаваемом немцами «Ежедневном курьере». За этот акт коллаборационизма специальный суд АК в 1943 (1942?) г. приговорил Мацкевича к смертной казни (позднее приговор был официально отменен). По приглашению немцев и с ведома командования АК участвовал летом 1943 г. во вскрытии могил и в эксгумации польских военнопленных в Катыни, о чем позднее много писал. С 1945 г. в эмиграции в Великобритании, с 1954 г. – в ФРГ. В своей прозе сочетал художественный вымысел с документальным повествованием; автор романов о советской и немецкой оккупации Виленского края, о судьбах прогерманских казацких соединений и др.

55

Цитата из стихотворения «Трен Фортинбраса для М.Ч.», перевод А. Ройтмана.