Страница 18 из 28
Однако этот набросок дает лишь самое общее представление о теории, которую мы собираемся защищать. Следует объяснить более подробно, что́ свобода объединений и свобода совести означают в более содержательных терминах, а также показать, что́ толерантность должна представлять собой на практике. Однако, прежде чем приступать ко всему этому, нужно выяснить, почему совести придается такое большое значение. Фундаментальные предпосылки развиваемой нами теории требуют дальнейшего исследования и обоснования.
Глава 2
Природа человека и его интересы
[И поэтому Бог] человека сотворил только одного и единственного. Это не для того, конечно, чтобы оставить его одиноким, без человеческого общества, но чтобы тем самым сильнее возбудить в нем стремление к общественному единству и к узам согласия, коль скоро люди соединены между собой не только сходством природы, но и связями родства.
Когда человек осознает, что различные состояния бытия существ пребывают в Едином и от Него происходят, то он достигает Всевышнего.
Миру людей свойственны всевозможные различия – в языках, в обычаях, в религиях, или, выражаясь обобщенно, различия культур. Встает вопрос: как нам относиться к факту такого разнообразия? Как оно отражается на представлениях о том, каким образом мы должны жить (и каким институтам подчиняться)? Но прежде чем давать ответы на эти вопросы, необходимо выяснить: как следует понимать это разнообразие? И сделать это нужно из-за того, что наше понимание природы человеческого разнообразия самым существенным образом сказывается на способности разумно рассуждать о том, какие институты наиболее подходят для людей. Собственно, от того, как мы понимаем разнообразие, принципиально зависит сама возможность дать общий ответ на этот вопрос, поскольку одной из очевидных реакций на присущее людям многообразие является мнение о невозможности представить себе существование всеобщих или универсальных истин о человеческом сообществе.
В настоящей главе мы ставим перед собой задачу показать, что, даже если разнообразие является неизбежной и постоянной особенностью человеческих обществ, существуют также фундаментальные, присущие всем людям свойства, которые при их правильном понимании помогут объяснить важнейшие черты человеческого разнообразия. Человечество едино; склонность к разнообразию не является «врожденным атрибутом рода человеческого»[73] – она эпифеноменальна. Мы сможем ее объяснить, если поймем природу человека и условия, в которых он существует.
Таким образом, эта глава посвящена защите философской антропологии, утверждающей, что «культурные различия являются не существенным, а случайным и временным атрибутом человеческого существования»[74]. Различия между людьми несущественны, будучи обусловлены обстоятельствами; когда обстоятельства одинаковы, то и люди будут действовать и осуществлять свой выбор одинаковым образом, руководствуясь одними и теми же мотивами, которые определяли человеческое поведение в течение тысячелетий. А поскольку культура и конкретные исторические формы, которые принимает жизнь людей, эфемерны, то сами по себе они не имеют ценности. Важен лишь человек, который создает культуру и которому служит культура[75].
В конечном счете, цель данной главы – в том, чтобы заложить (минимальные) основы для защиты либеральных принципов в качестве универсальных. Соответственно в первом разделе главы мы сформулируем основные утверждения этой индивидуалистической антропологии. Во втором разделе мы будем развивать свою позицию путем критики некоторых важных альтернативных точек зрения. В третьем разделе будет рассмотрен ряд возможных возражений, а в четвертом разделе мы окончательно сформулируем наш тезис, постаравшись также продемонстрировать его актуальность.
Природа человека
«Рейн течет на север, а Рона – на юг; однако истоки обеих рек находятся в одних и тех же горах, и обе текут в противоположных направлениях под действием одного и того же принципа тяготения. Вся разница в направлении их течения создается разным уклоном местности, по которой пролегают их русла»[76]. Так Давид Юм отвечает на свой же вопрос о том, как нам быть с проблемой поиска общего стандарта суждений для «народов, чьи характеры имеют между собой мало общего»[77]. Продолжая размышления, мы должны «подняться чуть выше», что на языке философских изысканий Юма означает обратиться к истокам: к природе человека.
В этом отношении последующий анализ в основном будет опираться на идеи Юма, хотя мы задействуем и иные источники, имея целью как критику взглядов Юма, так и их развитие.
Мотивы, движущие людьми
Все люди одинаковы по всему миру, хотя жизнь людей в различных странах мира принимает разные формы в зависимости от обстоятельств. Для того чтобы понять природу человека, в первую очередь следует понять природу его мотиваций. Юм выделяет три основных мотива, управляющих поступками людей: интересы, привязанности и принципы. Эти термины мы встречаем в эссе Юма «О партиях вообще», где они используются для описания преобладающих типов политических «фракций»[78]. Тем не менее такая терминология поможет нам выделить разные типы человеческой мотивации, которые Юм описывает в других трудах, посвященных философии человеческой природы. Разобравшись с этими мотивациями, мы сможем приблизиться к пониманию природы людей, объясняющей их разнообразие.
Интересы – вероятно, наиболее мощный из всех мотивов, определяющих человеческое поведение. И когда речь заходит о поведении индивидуума, мы нередко ищем объяснение в его эгоистических личных интересах. Привлекательность ссылки на личные интересы самоочевидна для любого защитника моделей рационального выбора. Это допущение превратилось в настолько непререкаемую основу современной экономической теории, что принимает за данность существование индивидуумов как рациональных игроков, объявляя целью их поступков максимизацию полезности[79].
Это же допущение находил привлекательным и Юм, особенно в своем «Трактате о человеческой природе», поскольку оно представлялось пригодным для основы, на которой можно было построить полную теорию человеческих институтов – справедливости, собственности и общества, или, обобщенно выражаясь, теорию морали. Хотя мы весьма склонны сочувствовать другим, отмечает Юм, «первичным мотивом установления справедливости» все-таки является личный интерес[80]. Люди в своих действиях руководствуются самыми разными мотивами, многие из которых «благородны» и достойны уважения; но, с точки зрения Юма, не ими объясняется выработка правил справедливости и владения собственностью. Возникновение условностей, связанных с собственностью, обязано эгоистическому желанию оградить свое имущество от захвата; и хотя мы привыкли к этим условностям и считаем должное уважение к ним добродетелью, они существуют только благодаря тому, что отвечают нашим интересам.
Подобно другим мыслителям, делавшим упор на значение личных интересов, Юм старательно подчеркивает, что человеческая природа не столь низменна, как следует из допущения об эгоизме. По словам Юма, в качестве «анатома морали», а не ее «художника», он был обязан объяснить, как устроена человеческая природа, а не живописать ее в привлекательных красках. Так же и в политике, рекомендует он, «каждого следует считать мошенником», пусть даже это предположение и не соответствует действительности[81].
71
Блаженный Августин. О граде Божьем. Кн. 12. Гл. XXI.
72
The Hindu Scriptures, 384.
73
Gray (1995a: 112).
74
Gray (1995a: 114). Грей, которого я здесь цитирую, разумеется, открещивается от этой позиции, которая ассоциируется у него с либерализмом.
75
Здесь следует сделать два важных замечания. Во-первых, мы можем сказать, что и сам человек эфемерен; следует ли из этого, что люди не имеют никакой ценности? Некоторые религиозные традиции – индуизм, ислам, христианство – отвечают на этот вопрос отрицательно, заявляя, что у каждого человека есть бессмертная душа, способная к слиянию с Богом. Однако светский гуманист, не верящий в существование бессмертной души, тоже может признавать, что человечество более долговечно, чем конкретные культурные формации. В абсолютном смысле существование человека эфемерно; с точки зрения самого человека оно таковым не является. (При этом, разумеется, за скобками остается вопрос о том, есть ли какая-то ценность в природе.) Во-вторых, можно сказать, что культура долговечна, в то время как отдельные люди смертны. Это верно, но не имеет никакого отношения к вопросу о ценности. Поскольку культура создается людьми и воплощается в поступках людей (а не в кирпичах и цементе или в страницах печатного текста), то она не может пережить человека.
76
Hume (1975a: 333).
77
Hume (1975a: 333).
78
Hume (1987: 54–63). [Юм Д. О партиях вообще // Юм Д. Соч. в 2-х т. М.: Мысль, 1996. Т. 2. С. 511–517.]
79
Строго говоря, обоснованность этого допущения служит темой многочисленных дискуссий – даже среди самих экономистов. Наиболее известной в этом отношении является работа А. К. Сена «Рациональные дураки»: Sen (1990: 25–43). Тем не менее это допущение сохраняет привлекательность вследствие своей простоты, всеохватности и пригодности для мотивации поступков в мире, описываемом экономической теорией.
80
Hume (1975b: 499). [Юм Д. Трактат о человеческой природе // Юм Д. Соч. в 2-х т. М.: Мысль, 1996. Т. 1. С. 540.]
81
Hume (1994: 42–43). [Эссе «О независимости парламента»]