Страница 26 из 27
Эффекты культурной «привязки» описанного выше типа могут иметь место и в рамках частных рынков, и эволюция социальных ценностей может соответственно замедляться. Аналогичным образом, как ясно демонстрируют феномены «пузырей» и «депрессий» на фондовых рынках, «стихийные порядки» тоже подвержены стадному поведению и могут быть «захвачены» зависящими от предшествующей траектории процессами движения по восходящей или нисходящей спирали, способными продлевать жизнь ошибочным решениям. Хотя такие проблемы повсеместно наблюдаются в рамках рынков и других процедур, основанных на уходе, потенциал для «привязки» может в этих случаях быть не столь значительным, как в случае коллективистских демократических альтернатив, поскольку издержки на переубеждение здесь сравнительно меньше. Например, для того, чтобы обеспечить в рамках рынка поддержку некоему оригинальному предприятию или нестандартной практике, предпринимателям, будь то в коммерческом секторе или в сфере гражданских объединений, нет необходимости ни высказывать свои мнения на публичном форуме, ни добиваться поддержки большинства (Wholgemuth, 1995, 1999, 2005). В условия, когда существует «свобода входа» на рынок, все что нужно предпринимателям, это убедить достаточное количество людей, чтобы они поддержали его предприятие или инициативу, так чтобы он был в состоянии покрыть свои издержки. При более низких издержках на убеждение и при возможности осуществлять на практике множество разнообразных мнений меньшинства, издержки несогласия со статус-кво скорее всего будут ниже и соответственно уменьшатся шансы оказаться «привязанным» к доминирующей системе ценностей.
В общем и целом, хотя мнение большинства и в условиях рынков оказывает влияние на людей, у последних есть больше возможностей для оспаривания ошибочных точек зрения, поскольку: (1) им не требуется получать согласие большинства, прежде чем они вступят в те или иные взаимоотношения или выйдут из них, и (2) они могут получить личную выгоду, отступая от статус-кво. Так, наиболее успешные трейдеры на фондовом рынке – это обычно те, кто «переигрывает рынок», продавая, когда большинство других участников покупают, и покупая, когда большинство продает. Точно так же предприниматели и потребители, не разделяющие расистских или сексистских предрассудков своих собратьев, могут получить дополнительную прибыль, порывая с этими предрассудками и вступая в обмен с людьми вопреки господствующим социальным нормам. Именно благодаря большему пространству, предоставляемому основанными на уходе институтами для такого рода независимых действий, эти институты, не будучи полностью свободными от эффектов «привязки» и зависимости от траектории, тем не менее проявляют склонность к таким эффектам, вероятно, в меньшей степени, чем мажоритарная альтернатива.
Уход и высказывание как альтернативы: моральный аргумент
Препятствия, мешающие совещательной демократии предоставить обещанные от ее имени коммуникативные выгоды, вероятно, отражают проблемы, неотъемлемо присущие совещательным демократическим структурам как таковым. Приводившаяся выше аргументация не означает, что некие искусственные ограничения не дают функционировать совещательным институтам. Напротив, возражение состояло в том, что центральный для совещательной демократии регулятивный идеал может быть несовместим с целями, которых она стремится достичь. Если сравнивать с установлениями, основанными на принципе ухода, и в частности с рынками, то попытки сделать общественные институты более совещательными могут приводить к сокращению пространства, качества и сложности социальной коммуникации. Эти дефекты в равной степени релевантны в контексте моральной аргументации, выдвигаемой в пользу большей опоры на принцип демократического высказывания.
Логистика и равное уважение
Главный моральный аргумент в пользу совещательной демократии состоит в том, что скорее она будет отражать этические нормы справедливости, чем торг и переговоры в рамках рынках или подобных рынку структур, поскольку она обеспечивает членам «исключенных» групп, в том числе беднякам и всевозможным культурным меньшинствам, то, что их взгляды будут учтены на публичной дискуссионной площадке и выслушаны с таким же уважением, как и прочие (Young, 1990, 2000). Однако, как показало вышеизложенное обсуждение, даже при «наиболее благоприятных» сценариях сочетание проблем, связанных со знанием, и отсутствия необходимых стимулов блокирует тот самый процесс коммуникативной рациональности, который хотели бы усилить сторонники совещательной демократии. На практике же примеры совещательности в «реальном мире» скорее всего будут работать еще хуже, чем можно судить на основе вышеприведенных аргументов, поскольку невозможно ожидать, чтобы все население приняло реальное участие в соответствующем процессе принятия решений ввиду логистической невозможности предоставления форума достаточно большого, чтобы удовлетворить требованию, согласно которому все, кого затрагивает решение, были бы в состоянии участвовать в его принятии.
Любая работоспособная форма совещательной демократии неизбежно будет по своему характеру представительной, а не демократией прямого участия, и поэтому не сможет отражать во всех подробностях взгляды и ценности огромного большинства населения независимо от того, являются ли входящие в него индивиды членами «включенных» или «исключенных» групп. Следовательно, непонятно, почему коммунитаристы считают, что совещательная демократия более уважительно относится к взглядам бедняков и меньшинств, чем основанные на уходе альтернативы, такие как рынки. Хотя спектр возможностей, открытых для бедных и членов исключенных групп, меньше, чем для более благополучных, все же решения, которые они могут принимать – например выявление более высокооплачиваемых возможностей занятости или источников более дешевых товаров, – в большей степени будут иметь решающее влияние на их жизнь, чем надежда на далеких представителей и периодически предоставляемый шанс проголосовать на выборах. Поскольку взгляды каждого индивида поступают в качестве исходных данных в систему цен посредством принимаемых ими регулярных и разнообразных решений о купле и продаже, рынки не ограничены рамками совещательного форума. Более того, именно потому что рынки не полагаются на решения большинства, они с гораздо большей вероятностью будут стремиться обслужить интересы меньшинств и культурные ниши. Структуры совещательной демократии по сравнению с рынками предоставляют большинству одновременно и слишком мало, и слишком много власти. Слишком мало, потому что подавляющее большинство людей имеют слишком мало возможностей, чтобы влиять на содержание политической программы действий. И слишком много, потому что, как только политическая программа действий утверждена находящимися у власти представителями, позиция большинства будет навязываться силой вопреки желаниям несогласного меньшинства.
Разумеется, можно доказывать, что неравенство в покупательной способности показывает, что классические либеральные институты не обеспечивают людям того уважения, которого они заслуживают. Вопрос о том, действительно ли равное уважение может служить подходящим критерием справедливости и что́ именно вытекает из этого понятия, будет более подробно рассмотрен в главе 5. Но для нынешних целей важно то, что из-за продемонстрированных выше препятствий институты совещательной демократии могут оказаться не в состоянии достичь цели обеспечения равного уважения. Шаг от принципа конкурентного ухода в сторону совещательной демократии является шагом от положения, в котором как бедные, так и богатые, как «включенные», так и «исключенные» индивиды могут оказывать решающее влияние на размещение ресурсов – хотя богатые при этом будут обладать более широким набором возможностей, – в направлении ситуации, в которой огромное большинство людей не оказывают никакого или почти никакого личного влияния на выбор, осуществляемый от их имени. Большее равенство между богатыми и бедными идет рука об руку с бо́льшим неравенством между людьми в целом, с одной стороны, и ограниченным числом «представителей», которые могут обладать большей властью над размещением ресурсов, чем кто-либо прежде.