Славянин

Ворота прошли споро. Никто из вратарей на двух сирых путников даже внимания не обратил. Что с них взять? Широкоплечий отрок, обвешанный саквами, перехватив через плечо руку седого как лунь немощного деда, почти тащил того по центральной улице. Егор глазами искал того, кто мог бы подсказать в какой проулок свернуть. Беловод, что называется, отключился.

Наконец увидав благообразную старушенцию, лозиной гнавшую двух коз перед собой, остановил, задал вопрос:

–Тетушка, подскажи, где тут у вас знахарка проживает?

–Это юнак, тебе вон в тот проулок повертать надобно, а уж там тащи старого в самый конец улицы, крайняя к реке изба и будет той, якую шукаеш.

Поблагодарив, сподручнее взгромоздив Беловода на загорбок, поплелся по указанной улице. Пыхтя, и под тяжестью общего веса, едва переставляя ноги, досеменил до искомого пункта назначения. Улица давно кончилась, с нее соскакивала тропа и изгибаясь средь высокого кустарника, вилась в гору. Изба стояла практически на отшибе, не имея перед собой ни ворот, ни изгороди, ни мало мальски хоть низкого тына. Дальше нее, городскую черту с крутым берегом, отделяла от реки высоченная стена. Кто б поверил! Стольный град, а в нем такая глухомань. Свалил сумки у входной приступки в избу. Пристроил деда на импровизированную лавочку. Продышавшись, кулаком постучал в щелястую дверь. Тишина!

–Ты потерпи, дед. – Ободрил старика. – Сейчас пройдусь, разведаю, что да как.

Обошел по кругу избу. Все как у всех. Махонький огородик, неподалеку цветничок. Видать бабке не чуждо чувство прекрасного. Метрах в пятидесяти темнели старым деревом еще два строения. Сарайчик и баня, прятались под сенью высоких берез, которые своими ветвями укрывали обе крыши.

–Где ж ты старая хоронишься? – вслух произнес Лихой.

Молодой задорный голос, словно откликнулся на заданный вопрос.

–С добром ли пожаловал, молодык?

Егор обернулся. Ну вот, всего лишь миг назад никого не было, и на тебе, молодая девчонка, стоит, понимаешь в белой рубахе до пят, ухмыляется. Чему ухмыляется? Из кустов, что ли выскочила, пигалица. На вид лет пятнадцать, если не меньше.

–Бабку позови, дело у меня к ней. – Насупился Лихой, сам при этом осознавая, что его молодое тело, притащило за собой и пацанячьи замашки.

–А, бабка тебе зачем? – ничуть не смущаясь, продолжала опрос малолетка.

–Много будешь знать, скоро состаришься. Зови, кому говорю!

–Ха-ха-ха-ха! – звонкий заливистый смех, казалось бы, разбудил сонное царство ведуньего подворья.

Тишину вечерней темени нарушили песни сверчков, стрекотавших на все лады, а в ветвях березы подала голос ночная птица, Лиходеев и не понял, то ли сова, то ли филин. Кто разберет? Чай не орнитолог. Так же резко смех прервался.

–Тебе ведунью? Так она перед тобой!

–Иди, ты! – опешил он.

Если б не угол избы, за которую успел схватиться рукой, от удивления Егор мог очутиться на пятой точке организма. В его представлении, ведунья – горбатая старуха, с широким, бородавчатым лицом и крючковатым носом, своим всевидящим оком способная заглянуть в душу. А, тут… Опомнившись, пояснил:

–Деда я привез. Совсем старый плох. Поможешь?

–Идем.

На пару занесли старика в избу, расположили в темноте на неширокой лавке. Девка запалила светильник, и наконец-то Лихой осмотрелся в чужом жилище. Ничего необычного для этого времени. Мало того, что изба не стояла на курьих ножках, так еще и внутри все как у всех. Печь, сундук сбитый из массивных досок, та же лавка, то есть постель, покрытая домотканым рядном, на которой сейчас возлежал Беловод, массивный стол. На «слепой» стене куча полок с горшками, ступками и туесками, а под притолокой развешаны на веревках пучки пряных трав. Где старуха? Где черный кот? Где, десятка полтора хвостатых чертенят? Туда ли все же они попали?

Девичий голос вывел из раздумья.

–Шел бы ты молодец спать, а то, своими глупыми мыслями сбиваешь меня с панталыку.

–Куда спать?

–Да, вон хоть в сараюшку иди.

–Добро.

Егор почувствовал непреодолимое желание спать. Когда шел к сараю, глаза слипались на ходу. Как по лестнице на чердак взобрался и в сено плюхнулся, даже не запомнил.

Утро. Выспался… Во! Нет. Даже, во-о! Как на всю жизнь вперед. По лестнице не спустился, соскользнул с нее. Где здесь дом неизвестного архитектора? Обозрел округу. Не нашел. Малую нужду справил за сараем. Стоявшая у дверей бани кадь, на три четверти наполненная водой, пригодилась как никогда, вымылся, наполнив влажной прохладой крепкое тело. По тропинке подошел к избе.

Вчерашняя девка встретила у крыльца. На миловидном лице глаза ее ярко проявились темными пятнами под ними, знать ночка ей досталась та еще, нелегкая.

–Помер твой дед.

Сказала, как отрезала, заставив Егора чуть ли не шарахнуться от нее в сторону. Настроение резко скакнуло вниз, из глаз помимо воли выступили слезы.

–Да, ты не плачь! Прожил Беловод жизнь долгую, а временами, так и счастливую. Я уж и Родану позвала, скоро придет, отпоет старого погребальной песней, а к обеду Гнедаш на телеге свезет его к месту сожжения. Я присмотрю. Иди, простись. Дед передал, чтоб не ждал, пока он пеплом станет. Сказывал, что сам он не успел, так ты поутру чтоб шел в княжий детинец, нашел там боярина Милорада. Передашь ему просьбу пристроить к делу последнего из рода, то бишь тебя, а чтоб он не сомневался в правдивости твоих речей,.. вот!

Ведунья протянула ладонь перед собой. Лихой сразу признал на девичьей ладошке дедову шейную цепь из серебра, с круглым медальоном на ней.

–Беловод сказал, что «Колодяник» в солнечном круге дарил ему сам же Милорад, за спасение сына. Вот, мол хай позаботится о внуке. Кажись не забыла ничего.

На лавке лежал дед. Седой и высохший, хотя раньше Лихой этого не замечал. Всегда казалось, Беловод крепкий, богатырского телосложения. Присел рядом, поправил прядь волос старого воина.

–Что же ты, дед… – только и смог промолвить.

Надолго замолчал, вспоминая первую встречу с человеком, можно сказать, воспитавшим его в этой реальности. Послышались глухие голоса за дверью, а вскоре в горницу перевалилась через порог дородная женщина, с точки зрения нынешнего Лихого, старуха. Окинула взглядом покойника, затем Егора, грудным тягучим голосом сказала ему:

–Подь на двор, милай. Не сомневайся, отпою старца.

Лиходеев в чем был, вышел из избы, и сразу услышал слова ведуницы.

–Уходи. Найдешь время, за скарбом придешь. Пригляжу.

Кивнув, проглотил комок, подступивший к горлу, повернулся, и под звуки скорбной песни направился к тропе.

* * *

Каменная крепость, выстроенная в самой средине города, внушала уважение каждому, кто оказывался рядом. Твердыня. Иногородних пугали толстые высокие стены с бойницами, крытыми переходами и зубцами на больших квадратных башнях. Это была крепость в крепости, с внутренним склоном оборонительного рва, шириной метров десять, а то и больше. У ворот, на границе подъемного моста, княжий детинец охраняли наемники-даны. Неруси, со скукой во взоре, наблюдали за суетой дворовой челяди, наметанным глазом умудрялись в считанные минуты обшарить снующие туда-сюда повозки и телеги. Казалось бы, их никоей мерой не затрагивают беготня этих славян, приготовления к выезду молодой княжны на новое место проживания, хотя в городе про это не знал только слепой и глухой. Народ в Курске на все лады обсуждал предстоящее путешествие и бракосочетание…

Милорад вошел в отведенные князем одному из своих ближников покои, сбросил с головы колпак, обшитый бобровой опушкой, бросил на лавку. Следом, туда же полетел ремень с широкой пряжкой и пристегнутым к нему кинжалом. Потянулся стоя у открытого настежь окна, посмотрел вниз во внутренний двор цитадели, туда где мельтешили трудящиеся массы. Устал! Устал на участившихся перед отъездом княжны боярских советах, от выборов посольского поезда, комплектования малой дружины, должной сопровождать невесту. Наверное, возраст подходит, молодых вперед пропустить пора! Вон и князь молод. Хотя, сколь помнит себя, люди не меняются. Чуть выше взобрался, и ну под себя подгребать, иные не разбирают ни роду ни племени. Хапают! Когда нажрутся? Тьфу! Только б не увидеть того, что сыновья в таковых переродились! Но это не должно, закваска в них не та, корень крепкий.