Страница 2 из 7
Вот только показалось ей, что Мороз разозлился от ее вольности. Его голубые глаза полыхнули странным огнем, а губы требовательно накрыли ее рот. Не было в этом ни осторожности, ни нежности, только желание подавить ее волю. Василь позволял себе только слегка коснуться ее губ, как вор, пока никто не видит. Этот же мужчина чувствовал, что Настя полностью в его власти, она будет принадлежать ему ровно столько, сколько он захочет.
Земля кружилась и уходила из-под ног, Насте почудилось, что она стремительно несется в пропасть. Только не разбивается, а падает на что-то мягкое. Запоздало поняла Настя, что лежит на тулупе. Над ней красивое лицо незнакомца. Его волосы приятно щекотали щеки, а через мгновение его губы прочертили дорожку от скулы, вниз по шее к ключице, задержались на груди, сорвав девичий стон, переместились ко второй, а затем спустились по подтянутому животу вниз. Настя с ужасом поняла, что голова его оказалась между ее ног. Она судорожно запустила пальцы в серебряные волосы, пытаясь остановить, но мысли стали путаться в ее голове, тело изогнулось дугой, а перед глазами заплясали золотые огоньки. Настя закусывала губы, чтобы сдержать крики. Если она умирала, то смерть была мучительно сладкой.
Неожиданно все прекратилось. Настя не успела испытать разочарование, губы Морозко снова завладели ее ртом. Только теперь у поцелуя был другой вкус, пряный. Морозко прижался к ней всем телом, накрыл ее, Настя подумала, для того, чтобы согреть, и обхватила его руками и ногами. И тут она почувствовала резкую боль, там, внизу. Она попыталась выбраться из-под него, но Морозко удерживал ее, целовал и шептал успокаивающие слова на непонятном языке. Толчок. Еще толчок. Вместо боли пришло новое чувство, накатывающее теплыми волнами. Ей показалось, что летит она в ночном небе среди звезд и счастливо смеется.
Очнулась Настя в объятьях мужчины. Они лежали нагишом на снегу, но ей не было холодно.
- Я жива? – спросила она.
- Да. Полюбилась ты мне, девица. Не смог принять я твою плату. Жизнь дарю тебе. Как хоть зовут тебя?
- Настенька.
Настя осмотрелась. Вещи были разбросаны, а на снегу ягодами калины алела кровь. Настя подняла рубаху, но остановил ее Морозко.
- Домой поедешь в этом.
Окружил ее вихрь снежинок, а когда они осыпались наземь, увидела Настя, что на ней белоснежное платье, искрящееся на солнце, короткая шубка и сафьяновые сапожки.
- Это тоже тебе.
Рядом возникли сундук, доверху набитый драгоценными каменьями и жемчугами, и повозка, запряженная тройкой белых лошадей.
- Захочешь увидеть меня снова, просто позови, - сказал он ей на прощанье.
Домой Настя прибыла в аккурат на свои поминки. Соседи и родня, одетые в черное, сидели за столом и ели пирожки, испеченные накануне Марьяной. Пьяный отец рыдал на лавке. Гости повскакивали с мест, заохали, Марьяна принялась креститься. Настасья выглядела как принцесса, вот только бледная и седая.
Когда гости разошлись, стали выпытывать у Насти Марьяна и Дарьюшка, что произошло. Настя рассказала им все как на духу. Не поверила Марьяна, подумала, что нашли в лесу ее барчуки, натешились, а чтобы совесть не мучила, откупились богатыми дарами.
Но потом поразмыслила и велела мужу везти Дарьюшку под ту же ель. Вот только на следующий день Дарьюшка не вернулась сама, а привезли ее на телеге, обледеневшую и нагую. Кольнуло сердечко Настеньки, подскочила она к трупу. Но бросив взгляд на волосы сестрицы, что остались черными как вороново крыло, рассмеялась да сама потом устыдилась.
Марьяна же выла собакой, кидалась на холодное тело родной кровиночки, пыталась отогреть. Еле оттащили ее соседки. На погосте Марьяна улыбалась, сказывала, что в платье белом, жемчугом речным расшитом, да в венце из шелковых роз выйдет Дарьюшка замуж за барина. Настенька же была грустна и тиха, притомилась следя за тем, чтоб сестрицу в мир иной по-божески проводить. Сама и копачей, и плакальщиц искала, и со священником договаривалась. Некому кроме нее было о Дарьюшке позаботиться: батюшка пил с горя, а мачеха умом тронулась.
После поминок Марьяна села у окошка дочь свою любимую поджидать, вглядывалась в даль до боли в глазах, да прислушивалась, не звенят ли бубенчики тройки, на которой Дарьюшка со своим мужем-барином едет.
Настенька же жила по-старому, все хозяйство на себе тянула, да за стариками приглядывала, чтоб сыты да в чистое одеты были. Иногда казалось ей, когда к проруби по воду ходила, что смотрит на нее кто-то пристально, оборачивалась – да никого не было.
От работы тяжелой или от тоски по Дарьюшке не пришла в срок кровь. Думала Настенька, что занемогла она. На другой месяц то же случилось. Дурнота подкатывала, да в глазах темнело. На третий месяц поняла Настенька, что понесла она от волшебника иноземного. Вспомнила девушка, говорил позвать его ежели что. Да побоялась она поведать ему о чаде, вдруг вытравить заставит дитя невинное.
=3=
Знала Настенька, как заметят растущий животик люди, зазлословят пуще прежнего, и так за спиной пересуды слышала. Податься в город можно, да родителей одних не бросишь.
Василь не появлялся все это время. На похороны пришел, а потом будто дорогу к дому Миколы забыл. Да и тогда сказал слова приличествующие и все в стороне держался. Не была теперь Настенька невестой завидной. Раньше говорили о ней, что красива, работяща, скромна. А теперь трепали бабьи языки, что приключилось с ней срамное, что просто так лошадей да повозки не дарят, а раз не сказывает никому, что произошло, так, значит, есть что скрывать.
Но как только растаяли снега, истомилось сердце Василя, подгадал он, когда Настенька за водой пойдет, да и перехватил ее у калитки. Проход загородил, не пускает, поговорить хочет. Протянул к Настеньке руки, не сдержался, обнять хотел, да отстранилась девушка как от чужого.
- Прости меня, Настенька. Жизнь без тебя не мила. Выходи за меня замуж.
- Нет, Василь. Ребенка я жду. Не нужна тебе я такая. Получше найдешь.
Пробежала тень по лицу парня, но потом решился он:
- Не попрекну тебя я никогда прошлым. А малышу отцом стану.
Думал Василь, обрадуется Настенька, на шею к нему кинется, да молвила она только:
- Воля твоя. Пусти во двор, - вздохнув, наклонилась за ведрами, да в калитку вошла.
Вечером, как только наступили сумерки, заявились в избу Миколы сваты: мать Василя Аглая и отец его Ефим.
- Доброго вечерочку! – сели сваты под матицу и завели разговор: - Слыхали мы, что у вас есть курочка под стать нашему петушку, как бы свести их в один хлевушок?
Марьяна, что сидела у окна, оживилась вдруг, признала Аглаю, изменилась в лице, поднялась с лавки:
- Курочка наша сгинула. Любила она Василя как жизнь свою. Слезы лила о нем днем и ночью. Да сгубила ее сестра лживая, рассказала сказки да в лес заманила.
Настенька как раз чай гостям дорогим разливала. Так и застыла, словами мачехи пораженная. Не замечала она, что подходит к ней Марьяна. А та, подойдя, рванула ее за косу белую да дала пощечину хлесткую:
- Замуж собралась? А Дарьюшку черви едят в земле сырой! Ненавижу! Всегда ненавидела! Душегубка!
Схватилась Настенька за щеку пунцовую, и в тот же миг зверем взвыла Марьяна. Ожгло ее руку ледяным холодом. Смотрит баба на руку - инеем ладонь покрылась. Волдыри кровавые вздулись, затем посерела кожа и струпьями пошла. Глаза выпучила от ужаса Марьяна, подбежала к сватам, к мужу, каждому рукой в лицо тычет, хрипит:
- Рука! Рука! Что с ней?!
Гости лишь плечами пожимали, думали, что совсем Марьяна умом тронулась, не видели они тех страстей, что ей чудились. Не найдя жалости, удалилась баба к окошку, тихо поскуливая и руку баюкая.
А сваты, чуть погодя, пришли к согласию с Миколой, засветили свечку, помолились, тем и скрепили договор. Но признать надо, сватья заприметила, что сарафан у Настеньки широк слишком. Никак окрутила ее Василя, чтобы грех прикрыть, пока не поздно. Не желала Аглая видеть ославленную на всю деревню девку своей невесткой, да Василя не переубедишь. Совсем другим сын стал. Уж и не пускала его к Настасье, чуть ли не в ноги падала, и рыдала, и на здоровье плохое жаловалась – ничем не проймешь. Нет, точно приворожила его Настя, не иначе. Но ничего не попишешь – через месяц молодые обвенчаются, а там, бог даст – заживут в мире и согласии.