Мёртвая Петля

— Откуда такая уверенность? — буркнул Фабиан и осёкся. Ответ пришёл неожиданно, и догадка подтвердилась.

— Я знал её в школе. — Помолчав, Эйден всё-таки продолжил рассказывать: — Это было во Франции. Школа, я вроде рассказывал, с медицинским уклоном и достаточно популярная в Европе. Дед Эмили из Совета Генералов — англичанин, так что детство она провела в Европе. И, как можешь догадаться, была одной из первых красавиц в нашем учебном заведении. Тогда мы все были падки на красоту, а не на ум. Как сам видишь, интеллектом она не блещет.

— Сам же сказал, что она не дура, — не понял Кайл.

— В своём деле и даже в науке она разбирается прекрасно. Но с человеческими отношениями совсем туго. — Картер резко сменил тон: — Может, спать пойдём? День был тяжёлый…

— Я тебя сейчас в микроволновку засуну, Эйди. Начал — заканчивай.

— Вот же прицепился… — врач вздохнул. — Надеюсь, после этой истории ты не будешь считать меня идиотом.

…половина нашего класса сохла по Эмили явно, ещё половина — тайно. Нетрудно догадаться, что я относился ко второй. Пару раз даже валентинки подкладывал, что за глупость… Сейчас уже трудно сказать, что меня в ней так привлекало. Должно же быть что-то ещё, кроме внешности, верно? Так или иначе, она мне нравилась, и способа сообщить об этом я не находил.

Зимой, когда нам было уже по пятнадцать лет, в школе закатили новогодний бал — бал-маскарад. Это оказался такой шанс сделать что-либо под чужой маской, что идея захватила всех. Готовились едва ли не за месяц. Я тогда был переведён со всем классом на верхний этаж, и мы, гордясь своим старшинством, не стали тратиться на дурацкие костюмы. Просто группой мальчишек сговорились одеться в одном стиле и нацепить маски на лица, чтобы всех запутать.

Кажется, мы выбрали рубашку, пиджак, галстук, брюки… И все делали цветные маски из картона, у кого были деньги на гофрированный — брали его. Моя маска была зелёной, под цвет глаз. Пришлось опробовать контактные линзы, чтобы не мешали очки… — Он рассмеялся. — С ними было больше всего проблем. А женская половина тем временем строила свои планы.

Под мелодию из какой-то оперы танцевали медляк. Девчонки и вправду еле нас различали, только Филиппа узнали сразу — он слишком рыжий для маскарада… Я совершенно случайно нашёл Эмили: видел, как она поправляла маску в коридоре. Белая, закрывающая глаза, щёки и лоб, она как будто была вплетена в волосы. Как брюнетке, ей это очень шло. Плюс чёрно-белое платье выше колен — сплошной контраст.

В итоге я воспользовался своим знанием и пригласил её на танец. Мы почти не разговаривали до этого, так что голос менять не пришлось, а лица моего она не видела. Три круга по огромному залу — как мало надо для счастья… А весной класс разделили пополам, и я оказался отрезан от Эмили. Собственно, я и оставался анонимным партнёром по тому единственному вальсу.

— И вот вы встретились, — подытожил Кайл, растянувшись на столе. — Саммерс тебя не узнаёт, и… в этом проблема?

— Если бы в этом, всё было бы нормально и шаблонно, — горько усмехнулся Картер. — Обычная история, каких тысячи. Но нет. Я уже не гонюсь за званием её бойфренда. Мы слишком разные, да и говорить всё равно не о чем.

— Оба же на медиков учились.

— Как романтично, обсуждать свою хирургию. Кстати, она должна была стать педиатром, но дед… В общем, с этой мыслью покончено раз и навсегда. Можно даже сказать, что она меня разочаровала. — Убедившись, что Фабиан всё ещё ждёт развязки, Эйден в сотый раз вздохнул и заговорил без эмоций в голосе: — Теперь самое неприятное… Всё дело в мировоззрении этой сказочной дурочки… На неё нападают черви. Кто прибежал первым и увёл её из опасной зоны? Я. Кто герой? Шон. После этого ужаса ей плохо, не может прийти в себя. Кто помог? Я. Кто герой? Шон. Конечно, Шон, которого в тот момент и рядом-то не было. В доме Ничьей Матери я убил эту подземную дрянь, терпел её истерику и спасал того же Шона… Результат — она его боготворит. Какая неожиданность! — Успокоившись, он заговорил гораздо тише. — Я понимаю, это зависть. Я не хочу оказаться на его месте, значит, зависть неоправданная… Прекрасно понимаю, что я неправ и мог бы угомониться, но где же эта хвалёная справедливость?

Прошло много времени с окончания его рассказа. Кайл молча перекатывал печенье по тарелке, время от времени поглядывая на Эйдена. Тот ушёл в себя глубоко и надолго, а когда вернулся, был, как всегда, собран и спокоен.

— Пошли спать. Теперь-то уж точно поздно. — Убрав всё лишнее со стола и выключив телевизор, Картер добавил: — Извини за эту истерику. Наверное, мне надо было это сказать…

— Разве это истерика? — невесело усмехнулся Кайл, направляясь за ним в комнату. — Ты даже ничего не разбил. И, извиняюсь, твой громкий голос сравним с моим тихим шёпотом.

— И правильно. Если бы скандалил ты, соседи бы сбежались.

— Когда я делал это в последний раз, соседи были уже опытные и просто покинули дом…

Погасив свет в спальне, они улеглись на свои кровати, стоявшие в метре друг от друга. Фабиан пытался заснуть, но исповедь друга не шла из головы. Несмотря ни на что, Эйден остался Эйденом, и Кайл был уверен, что больше об этом никто не узнает… Но один момент никак не давал ему покоя.

«Кто герой? Шон… — он закрыл глаза. — Чёрт, как же мне это знакомо…»

— Эйди. — Тишина. — Эйди!

— Ну что? — сонно ответили с соседней кровати. — Я только заснул.

— А я нет. — Побарабанив пальцами по прикроватной тумбочке, Кайл сказал: — Поговори с мелким.

— Не думаю, что это хорошая идея, — после паузы отозвался Картер. — Что я ему скажу?

— «Дорогой друг, ты меня достал. Не веди себя, как болван и придурок».

— Какой ты добрый. Со всеми так разговариваешь?

— Нет, только с вип-персонами. Между прочим, очень помогает.

Пересказав сожителю воображаемые переговоры с Шоном, которые почему-то закончились эпичной битвой, Фабиан тут же заснул. Решив отложить всё это на завтра, Эйден последовал его примеру.

========== Часть III. Глава III. Благословение грешницы ==========

Multum interest utrum peccare aliquis nolit aut nesciat.

Большая разница — не хотеть или не уметь согрешить.

Десятый мир,

Китай, Пекин (Бейджинг)

2025 год

Белоснежные шторы колыхались на ветру, похожие на пару танцующих привидений. Солнечный свет пробивался сквозь мягкую ткань и стелился по полу вместо ковра. В самом конце светового прямоугольника, отпечатавшегося на холодной плитке, сидела темноволосая девушка и медитировала. Ноги и руки застыли неподвижно в предначертанной позе, пальцы по-особому скрещены, глаза закрыты. Единственное, что могло отвлечь её — жар или холод. Жар солнца и холод земли.

После того как юных богинь распределили по мирам, Энджел попала в Китай — в страну, освящённую её матерью. Энджел никогда не знала полного имени её божественной родительницы: аборигены дали храму имя Ан Ли, ту же фамилию «Ли» присоединили к её имени. Скорее всего, истина далека от этих прозвищ и названий. И, более того, спрашивать запрещалось. Энджел не могла часто обращаться напрямую к своей матери.

Ан Ли олицетворяла луну, синий цвет и электричество. Наверное, ночной Бейджинг можно было описать этими тремя словами. Именно поэтому её божественная семья — дети, прислуга и ближайшие последователи — располагалась в одном из небоскрёбов столицы. Солнце садилось, и прямоугольник света медленно менял цвет и исчезал с пола. Вскоре комната погрузится в темноту, и Энджел закончит медитацию.

— Юная госпожа, — с порога послышался тихий голос. — Солнце село.

Небыстро открыв глаза, Энджел моргнула пару раз и поняла, где находится. Она встала на ноги и обернулась, поправляя традиционное китайское платье, расшитое драконами. Волосы девушка убирала в высокий пучок, так что узоры на спине были видны каждому. На пороге стоял один из жрецов Ан Ли.

— Спасибо, Чжу, — поблагодарила Энджел, не узнавая свой голос. Рядом с мамиными жрецами он всегда становился властным и высоким, что ей не очень-то нравилось. — Что-то ещё?