Мёртвая Петля

Veritas non semper latet.

Истину навсегда не скроешь.

Десятый мир,

США, Нью-Йорк, Бруклин

Triffield Medical Centre, филиал №3

2024 год

— Вот так и съездили, — закончили Хоук и Энджел, ранее рассказывавшие о замечательном визите в тюрьму.

Все пятеро в этот день отдыхали в больнице, делая вид, что реабилитируются после боя. Эндж не пострадала и была рядом с ними из солидарности, а Эйден проходил здесь испытательный срок в качестве медбрата. Легкораненый Кайл с первого вздоха возненавидел своих соседей по палате и шатался по другому этажу, поскольку все свои были там.

Собирались в одиночной палате Шона, поскольку ему единственному запретили вставать с постели. Ламберт был польщён, что все стекаются к нему, но с другой стороны было обидно, что он сам так не может — встать и пойти куда-нибудь… в соседнюю палату, например… И ещё минус — друзья торчали здесь круглосуточно, то один, то другой, и стеснительная Эмили, приходившая его навещать, надолго не задерживалась.

Вот и сейчас Шон дулся на кровати, перебирая открытки от мисс Саммерс, окружённый со всех сторон. На краю его постели сидела сестра, на стуле рядом — Эйден, а посреди комнаты упрямо стоял Хоук.

Картер поспорил с шефом, пытаясь доказать, что его ещё рано выписывать. Если, мол, Лаватейн выдержит какое-то время на ногах, то его отпустят домой. Собственно, диагнозом было обычное перенапряжение, но Хоук жил один, и ни у кого не было гарантии, что дома он будет честно соблюдать постельный режим. Через полчаса мучений Эйден предложил ему капитулировать.

— У тебя же ноги дрожат.

— Нет. Это землетрясение!

— Хоук…

Когда шеф начал пошатываться, пришёл Кайл и заботливо швырнул его на стул. Тогда же они и рассказали о встрече с Анной.

После истории все недолго молчали. Воцарилось обычное больничное спокойствие, лениво-умиротворённое, когда ничего не хочется делать. Хоук дремал, сидя на стуле наоборот, то есть, положив руки и голову на жёсткую спинку. Эйден перелистывал их короткие истории болезней, подшитые в цветные папки. Кайл требовал, чтобы Картер по блату освободил его от перевязки и немедленно вернул домой. Энджел думала о чём-то своём, прислонившись к высокой спинке кровати у ног брата и глядя в одну точку. Шон переписывался с Эмили, время от времени улыбаясь.

На улице толпы то и дело взрывались криками, их было слышно даже в тихом районе, где располагалась больница. Сегодня 4 июля, и поэтому все гуляли с самого утра. Вечерние развлечения ещё не начались, но народ уже праздновал вовсю.

— Давайте, вы часам к шести куда-нибудь свалите, а? — попросил Шон, откладывая телефон на тумбочку. — Придёт Эми, и…

— Когда твоя принцесса заявляется сюда, нас как ветром сдувает, если ты не заметил, — резко перебил его Эйден. Ламберт удивлённо вытаращил глаза, но тут вмешалась Энджел и также его отчитала:

— Не веди себя так грубо!

— Да вообще обнаглел, эгоистичная малолетка, — поддержал их Кайл, пнув ногой кровать. Хоук спал и в дискуссии не участвовал.

Шон буркнул что-то вроде «ладно, извините» и снова схватился за мобильник, возобновляя переписку. Его дурацкое настроение держалось ещё с битвы с Матерью: по сути, он единственный ничего не сделал, да ещё и облажался с ядом. Он не очень жалел себя, что, однако, не мешало неосознанно срываться на других.

Около пяти часов вечера здесь начинали вечерний обход. Эйден поднялся и ушёл первым, не попрощавшись. Кайл посмотрел на часы, понял, что появился шанс выписаться, и принялся тормошить Хоука.

— Проснись.

— Отстань…

— Очень мило с твоей стороны. — Фабиан махнул рукой и скрылся.

Шеф среагировал только на пятый оклик Энджел и аккуратное прикосновение к плечам. Приподняв голову, он увидел перед собой обеспокоенное лицо девушки.

— Ты в порядке?

— Да, конечно! — Лаватейн бодро встал и тут же сел обратно. — Или не совсем…

— Пойдём, тебе лучше лечь, — суетливо пихая вещи в сумку, бормотала Энджел.

— Конечно. Донесёшь меня на ручках?

— Ещё чего!

В итоге выяснилось, что шеф вполне способен дойти до палаты сам, но Энджел всё равно пыталась поддерживать его под руку. «Пыталась» — мягко сказано, потому что из-за разницы в их телосложениях выглядело совсем наоборот.

На этаже тяжелораненых обычно царило мрачное вязкое уныние, витавшее прямо в воздухе. Если больные и могли ходить, то при поддержке медсестёр или своих гостей. Одиночных палат было больше, поскольку многим здесь требовался абсолютный покой. Сегодня, по случаю праздника, немалое количество пациентов оказалось здесь из-за неудачных попыток запустить фейерверк.

— Чувствую себя не местным, — заметил Лаватейн, искоса рассматривая соседей по этажу. — Нет, честно, тебе так не кажется?

— Может, и нет. Когда мы тебя поднимали, ты выглядел примерно так же, как вон тот мужчина.

— Да, но сейчас-то мне лучше…

— А это уже врачам решать.

Стараясь не заблудиться, они добрели до самого дальнего закоулка в противоположном от Шона конце крыла. В этом месте стены словно были толще, звуки извне не проникали. Энджел наконец решилась:

— Так о чём вы тогда говорили с Браун? Если не тайна, конечно… Просто это может оказаться важно для… — шеф жестом прервал поток её преждевременных извинений и мягко сказал:

— Тайна или нет, сейчас они все умерли, думаю, никого не покоробит, если я расскажу.

— Ты про отряд? Я тоже думаю, что тебя бы уже нашли, — призналась Энджел.

— И не только. Теперь понятно, почему RSA скрывали тщательнее остальных. Дело не в том, что оборотни круче всех, это вообще неправда… Но если бы проект с интригующим названием «животное оплодотворение» всплыл на свет, им было бы невесело…

— Какое-какое?!

— То самое. Не могу представить, что двигало этими женщинами соглашаться на нечто подобное, но у Анны наверняка нашлось, чем их приманить или, может, чем им пригрозить. Таким образом, отца ни у кого из нас толком нет, во всяком случае — человеческого, — перемахнув через добрую половину неприятных подробностей, сказал шеф.

— Но это же… ладно, я понимаю, что мир у нас дикий и всё такое, — бормотала Энджел, пытаясь это переварить, — и, может, за это платили немалые деньги… хотя как женщина я этого понять не могу… Наверное, они все были очень здоровыми. Это же противоестественное издевательство над организмом!

— Если я не ошибаюсь, в Red Sky противоестественно было всё. А женщины… ну, были здоровыми, да. До начала эксперимента. Потом умирали одна за другой. Как понимаешь, эксперимент сам по себе настолько, как бы сказать, летальный…

— Извини, конечно, но без магии тут не обошлось, — покачала головой Энджел. — Они не могли не использовать оборотническую кровь, иначе бы не выжили ни вы, ни эти бедные женщины.

— Как скажешь.

Долгое время они молча смотрели друг другу в глаза, изучающе и покорно, выискивая что-то и позволяя рассматривать себя. Светлые карие столкнулись с тёплыми медовыми, и больше их было не расцепить. Приподнявшись на цыпочках, Энджел осторожно коснулась седых прядей на затылке Хоука.

— Я бы на твоём месте другое спросила, — прошептала она. — О седине, например…

— Есть идеи. Тем более, я уже давно не комплексую, а вот ты нарываешься, — констатировал Хоук, деланное возмущение одолевала улыбка.

— На чт… — Энджел вздрогнула и чуть-чуть отпрянула, но от поцелуя не отказалась. Обхватывая руками шею Лаватейна и чувствуя его ладони на своей талии, девушка не могла не отметить, как он был осторожен. Было совсем не похоже на жадное и собственническое поведение брата.

Стоя неподвижно и прижимаясь к его груди, Энджел думала, как быть дальше. Через туман сладостного восхищения пробивалось прагматичное мышление. Но при голосе Хоука она снова отмахнулась от здравого смысла. Подождёт…

— Романтика, — прошептал он ей в макушку. — Больничный халат. Запах йода. Вон в том кабинете клизму ставят.