Страница 18 из 27
«Я была просто женой генерал-лейтенанта Шиловского, прекрасного, благороднейшего человека. Это была, что называется, счастливая семья: муж, занимающий высокое положение, двое прекрасных сыновей. Но когда я встретила Булгакова случайно в одном доме, я поняла, что это моя судьба, несмотря на все, несмотря на безумно трудную трагедию разрыва. Я пошла на все это, потому что без Булгакова для меня не было ни смысла жизни, ни оправдания ее…» – рассказывала позднее Елена Сергеевна.
Это была любовь с первого взгляда. Не будем описывать все перипетии любовной истории. Отметим только, что после того, как Шиловский узнал обо всем, он потребовал от Булгакова не встречаться с Еленой Сергеевной. Причем на встречу с писателем он пришел с пистолетом. Булгаков признавался позднее, что Шиловский хотел его застрелить – настолько накалились страсти. В итоге Булгаков дал слово Шиловскому не встречаться с его женой. Но время в данном случае не стало главным лекарем, и чувство только усилилось от разлуки. Влюбленные не виделись полтора года. Пообещав себе не выходить из дома одной и однажды все-таки выйдя на улицу, Елена Сергеевна встретила Булгакова и услышала: «Я не могу без тебя жить». И ответила: «Я тоже». В конце концов Шиловский все-таки дал развод своей жене. И она стала Булгаковой. Все было решено. Булгаков лишь попросил ее: «Поклянись, что умирать я буду у тебя на руках». Она поклялась и послужила писателю прообразом главной героини бессмертного романа. Всю свою последующую жизнь Елена Сергеевна посвятила заботам о публикации «Мастера и Маргариты», напечатанного почти через три десятилетия, да и то с большими купюрами…
Откуда пошло такое название – Гнездники? Мнения на этот счет существуют самые разные. Дескать, при царе Горохе шумела здесь роща, где гнездилось большое количество птиц. Красивая история. Но есть и иная версия: гнездниками называли мастеров, изготовлявших дверные петли. А кто-то считает, что делали они не петли, а стрелы, подсчет которых велся «гнездами». Но так или иначе, это не первое название переулка. В 1737–1745 годах он назывался Ислентьевским, а затем Урусовым – по фамилиям домовладельцев. Хорошо, что традиция связывать название переулка с домохозяевами здесь не прижилась, ибо владелец самого известного дома в Гнездниках носил слишком витиеватую фамилию. Дом № 10 был построен в 1912–1914 годах по проекту архитектора Эрнста-Рихарда Карловича Нирнзее, специализировавшегося на постройке в Москве многоэтажных зданий. Это самый известный и главный его небоскреб или, как говорили современники, тучерез. Домов выше восьми этажей в Москве до него не строили.
Нирнзее был чрезвычайно работоспособен, за два десятка лет строительной практики он воздвиг в Москве порядка сорока зданий разной высоты и площади, преимущественно доходных домов – по два в год, превратившись в одного из самых плодовитых архитекторов. Небоскреб в Гнездниковском стал вершиной его творчества и в прямом, и переносном смысле. Высота здания определялась предназначением – это был огромный улей в центре Москвы с малогабаритными квартирками для одиноких жильцов, в частности холостяков. На родине зодчего, в Польше, такие квартиры прозвали «кавалерками» (кавалерами по-польски называют молодых холостых мужчин, живущих уже отдельно от папы с мамой).
Дом Нирнзее
В «кавалерке» были все удобства, в том числе и маленькая кухонька. А что? Очень удобно: убираться в такой квартире надо по минимуму, платить за нее немного, зато рядом с Тверской улицей, с Английским клубом, где потенциальные жильцы, как правило, готовы проводить свободное время за карточным столом. И готовить не надо – столовую зодчий запланировал на десятом этаже, куда уносили обитателей дома современные лифты с зеркалами, обитые красным деревом (в таком лифте и жить можно, а были еще и маленькие лифты для продуктов). При необходимости можно было заказать блюдо в квартиру по телефону, которыми были оснащены квартиры, благодаря домовой телефонной станции. Отопление и водоснабжение было централизованным, система расположения квартир – коридорная, как в общежитии. Высокие потолки многие позднее приспособили под антресоли для прислуги. Это было современно и функционально, что в какой-то мере позволяет считать дом предтечей конструктивизма, но с элементами модерна – автором венчающего фасад здания изящного керамического панно с лебедями и голыми русалками (детям до 16!) стал популярный театральный художник Александр Головин.
В те годы модные архитекторы входили в число самых богатых людей Москвы. Не испытывая недостатка в заказах, Нирнзее мог вполне позволить себе одновременно быть и инвестором строительства, что сулило ему огромные барыши в будущем. Так что первым владельцем небоскреба в Гнезд-никах изначально был сам архитектор, купивший здесь участок земли почти за 200 тысяч рублей. В его обращении в городскую управу от 5 мая 1912 года говорилось: «Прошу разрешить мне по сломе существующих строений выстроить вновь каменное в 9 этажей жилое строение для маленьких квартир, с жилым полуподвалом, с отдельной столовой над частью 9 этажа, центральным водяным отоплением, проездными воротами под сводом». Перекрытия между этажами Нирнзее задумал сделать из вековой лиственницы. Разрешение получили быстро, строилось здание в 1912–1913 годах. Первые жильцы въехали в 1914 году, в основном это были представители культурной и научной интеллигенции Москвы.
Однако в 1915 году Нирнзее неожиданно продает небоскреб банкиру Дмитрию Рубинштейну более чем за два миллиона рублей. Как видим, вложение денег оказалось достаточно выгодным. Причина столь скорой продажи дорогой недвижимости вызывает у обладателей богатой фантазии самые разные предположения, первое из которых, само собой, связано с чертовщиной. Тут сразу вспомнили, что когда прежняя хозяйка земельного участка А. И. Быстрова решила перестроить свои каменные владения, то в процессе слома ветхого дома погибло два строителя. Потому Быстрова, которой якобы стали по ночам являться души погибших, и поспешила продать все Нирнзее. Дальше – больше. Едва дом был подведен под крышу, как на ней впечатлительным москвичам в вечерние часы стали мерещиться огоньки. Попытка объяснить феномен с научной точки зрения, дескать, это не что иное, как огни святого Эльма (разряд в форме светящихся пучков, возникающий на крышах домов, мачтах кораблей, вершинах высоких деревьев при большой напряженности электрического поля в атмосфере), ни к чему не привела. В открытом море покровитель моряков святой Эльм еще мог внушить доверие, но никак не в центре Москвы. «Чур его, чур» – крестились на дом не верящие в чудеса природы набожные старухи, стараясь обходить его стороной.
А тут вдруг с некоторыми жильцами небоскреба стали проходить странные случаи. То лифт между этажами остановится, причем все время в одном и том же месте. То кто-нибудь поскользнется, подвернув ногу. А некоторым холостякам, возвращавшимся навеселе за полночь, стали мерещиться призраки тех самых погибших рабочих, что принялись разгуливать по лестницам, нагоняя страх на жильцов. Они же, надо полагать, явились источником слухов о возникающих время от времени странных звуках, напоминающих завывающие голоса. Первой голоса почудились супруге архитектора, поселившегося в этом доме, затем их услышали соседи. Не получив объяснений от Нирнзее, люди стали съезжать от греха подальше. К тому же приглашенный настоятель близлежащего храма Дмитрия Солунского на Тверской не решился заново освящать дом от порчи.
Первый московский небоскреб
Тут надо вспомнить, что подобные случаи с голосами были и раньше. Причиной могли стать элементарные происки конкурентов-строителей, желавших насолить удачливому коллеге. Достаточно было во время строительства дома спрятать в его стенах несколько пустых бутылок, чтобы затем они стали завывать дурным голосом, побуждаемые к этому обыкновенным и случайным сквозняком. Ветер, попадая в бутылки, рождал в них самые неожиданные звуки. Таковы удивительные свойства акустики.