Возмездие

— Никогда не думал, что мне доведётся видеть живьём очеловеченного херувима. Вы уже освоились на земле?

— Как выяснилось, нет, — пробормотал Ти. — Поднимитесь, пожалуйста…

— Я должен был, — объяснил посол, отряхивая брюки. — Первое небо не седьмое. Но что привело вас сюда?

— Падение, — очень коротко ответил Ти, но, кажется, они друг друга поняли. — Вы ведь не единственный небесный представитель?

— Не единственный. Когда человеческие здания стали достигать небес в буквальном смысле, я уже был на земле по долгу службы.

— У вас нет крыльев, кто вы?

— Мой отец — один из ангельского пантеона, я живу и работаю среди людей уже больше десяти веков.

Вот это срок. Кон едва не присвистнул.

— Не будем о прошлом, — интересно, для кого крылатик это сказал — для посла или для себя. Акцент опять прорезался: волнуется, что ли? — Лучше скажите, что я…

Ти не договорил и уставился на экраны. Все невольно проследили за его взглядом, но ничего не поняли. Кон ткнул локтем Салли, Салли отмахнулся — он тоже не догоняет, значит. Но херувимчику опять море было по колено, он размашистым шагом подошёл к одной из стен, посмотрел на данные, куда-то там нажал и вывел на экран большую карту мира.

— Вы вообще заметили?.. — он обернулся к остальным. Капитан Брукс, посол, Кон и Салли не знали, что происходит, но неотрывно смотрели на фигуру с четырьмя крыльями напротив них: из-за полутьмы помещения Ти почти полностью сливался со стенами, сияли только белоснежные волосы и ярко-голубые глаза. И глаза сияли тревожно.

— Заметили что?

— Как мало осталось первородного пространства. Природа вас больше не защитит, потому что её нет. На земле и на первых трёх небесах ещё остаётся жизнь, но это ненадолго, — Ти подождал, убедился, что его правда не понимают, и тихо подытожил: — У вас давно нет травы, листвы, зелени, вы смяли горы и высушили озёра, чтобы разместить население. Но… осталось лет пять, максимум десять, и Возмездие придёт.

Никто не проронил ни слова.

========== 1.4 ==========

Кон с третьего раза собрал волосы в относительно прочную хреновину на голове и опрокинул себя на диван. Уставился в потолок, почесал щёку кулаком и подумал, что день выдался охренительным. Не в смысле «лучшим», а в смысле, что он решительно охренел от этой жизни. За полночь найти на улице и припереть домой какого-то херувима, потом проникнуть в сейф-тауэр, причем добровольно, а потом ещё и выслушать весёлые новости о грядущем конце света.

Ти, кажется, знал об этом больше всех. Посол кивнул, поверил и умчался к себе на родину — вероятно, готовиться к апокалипсису. Остальные восприняли весть скептически, в первую очередь — капитан Брукс. Эту старую дрянь никто не переубедит, кроме, пожалуй, мастера Джея, но мастера Джея под боком не оказалось.

Он прикрыл глаза и вспомнил, как Ти убедительно им доказал, что миру крышка. Природа, припоминал Кон, естественная защита человечества от внешних врагов. Небеса прикрывают сверху, деревья — снизу, горы же закупоривают самые опасные дыры в Преисподнюю… Слишком уж всё возвышенно и как-то мифично, но доказательств обратного не было ни у кого. Единственная поверхность, которую люди пока не тронули — это море. Земля стонет под тяжестью небоскрёбов, собственно, то, что она продавилась на несколько километров, общепризнанный факт.

Но что за Возмездие? И от кого? Не от загубленной же природы?

«От того, что в ней обитает», — сказал Ти.

Жуть. Надо выпить, что ли.

— Что желаете? — осведомилась кухонная стена. Днем она работала с голосом, а ночью приходилось делать все самому.

— Ну давай джин-тоник, — Кону было всё равно, а времени у него вагон. Крылатика отправил принимать душ, предварительно объяснив, как это делается. Крылья вроде не пострадали, значит, если намокнут — не проблема, а с синяками и прочим придётся туго, но Ти от помощи отказался. Заразился самостоятельностью или обижается за лифт?

Алкоголь всё делает лучше. Так же, как отсутствие прямых обязанностей перед какой-либо башней. Развалившись в кресле, парящем над полом в паре сантиметров, Кон попробовал представить себя бодигардом сейф-тауэра и не смог. А ведь хотел. В детстве, пожалуй, даже мечтал об этом: как же, самая престижная работа на всём континенте. Но его угораздило родиться слишком близко к земле.

Пусть Салли людей охраняет, ему и форма идёт, и волосы не жалко. Из хрени-пучка на затылке демонстративно выбилась огненно-рыжая прядка.

— Иди нахуй, дура, — сказал Кон прядке.

— Ваш запрос недействителен, — отозвалась стена. Твою мать, не выключил.

— Да не ты…

Ти вернулся — значит, не утоп. Конечно, белобрысый парень с полотенцем на крыльях выглядел диковато, но Кон начал к нему привыкать. Пройдясь в сухой одежде до дивана, крылатик рухнул с краю, не задев, однако, ничего своими полотенцами.

— Должно быть, неудобненько, — самую малость заплетающимся языком заметил Кон из кресла. — Есть будешь? Если ты ешь, конечно…

— Наверное, — отозвался Ти. — Откуда ты вчера достал… как это называется…

— А что оно делает?

— Исцеляет.

Кон вздохнул, со второго раза вытащил себя из кресла и поплёлся за аптечкой. Наверное, он мазь имел в виду. Как вчера, то есть, сегодня, присев слева от херувимчика и копаясь в коробке, Кон скосил глаза на его руки.

— Нихуя…

— Ночью ты спрашивал, не больно ли мне, — напомнил Ти немного сдавленным голосом. — Если это ощущение, как будто конечность пытаются оторвать, то мне очень больно.

— Конечно, тебе очень, — пробормотал Кон, уставившись на покрасневшее и распухшее ещё сильнее запястье. — Бля, надо было не ломаться и в медик…

— Регистрация. Та штука, которой у меня нет.

— Будет… Так, не двигайся, ага… Хочешь сказать, что вчера больно не было?

— Сегодня, — педантично поправил крылатик, разобравшийся в человеческом временном пространстве, тьфу на него. — Было, конечно, но я не знал, что боль мешает человеку двигаться и разговаривать. Теперь вижу, что мешает…

— А раньше так не было? — надо как-то его отвлечь, пока он будет бинтовать лапы. — Ну, в смысле… когда ты был летающей башкой.

— Нет, — коротко ответил Ти. — Как ты можешь догадаться, рук у меня не было… Подарили перед тем, как отправить сюда. Я летел через Небесное Пламя…

— И ебанулся в асфальт, — в тон ему подсказал Кон. — Ага. Ясно… Я сейчас приложу вот эту хреновину, будет больно — скажи.

— Зачем? Это же необходимо.

Вот и разговаривай с ним. Пожав плечами, Кон осторожно приложил ватный диск с прохладной мазью к краю ранки. Ти вздрогнул и тихо заскулил. Чёрт возьми, подумал Кон, это первая в его жизни боль. И её невольно причиняет он.

— Это поможет, — уверенно сказал он. — Видишь, там, куда вода не попала, стало намного лучше… Чуть-чуть осталось. — Он только начал, но надо же что-то такое говорить.

— Не надо, — Ти слабо отдёрнул руку, посмотрел на него из-под влажных прядей. Кон почти почувствовал себя последней сволочью, но людям-то с детства известно, что некоторые лекарства сначала причиняют боль, а потом убирают её. И чего он ждал? Откуда это знать херувиму?

— Надо… Это пройдёт, правда, — твою мать, в жизни даже с детьми не разговаривал, а как с этим говорить? — Неприятно, конечно, но что поделать… Бывает хуже. У Салли есть друг один, ему вообще чуть голову не снесли по ошибке, тупые идиоты, тоже мне, центр инноваций… Представляешь, то же самое, только внутри головы? А тут всего лишь синяки да царапины, — Кон не был уверен, джин-тоник это говорит или он сам, в любом случае, не помогало. — Ну, бля, короче… Помнишь, ты нам про природу рассказывал? Есть поверхность, а есть то, что под ней прячется.

«Охуеть. Я сам запутался».

— Я понял, так надо, — видимо, Ти тоже решил, что он несёт какую-то ерунду. — Только осторожно…

— Да уж ясен хрен, — отозвался Кон и снова взялся за дело. Им очень повезло, что тут нет ни одного перелома.