Следуй за солнцем

Было бы веселее, не подчёркивай зелёный маркер больше половины. Дик вздохнул и углубился в собственные ошибки. Ещё осенью Алва предупредил, что будет его гонять, как оруженосца на уроке фехтования. Что ж, господин проректор слово держит — после каждой масштабной проверки Дику хотелось выброситься в окно, а ещё лучше — предварительно сжечь все свои научные изыскания. Обиднее всего было то, что все придирки возникали по делу, а когда он исправлял дотошно каждую запятую, работа выглядела великолепно.

Большинство пометок очень лаконичны: «доказательства?», «предвзятое отношение», «ссылка?», «фактическая ошибка», но попадаются и весёлые. Однажды Ричард чуть не схлопотал сердечный приступ, когда увидел, что радостной оранжевой ручкой исписаны две трети листа. Там оказалась история из жизни в тему работы, «вынужденно размещённая здесь, потому что мне некогда рассказывать её при встрече». Сегодня он обнаружил безумно правдоподобный рисунок клеща на полях: Дик сломал голову, пытаясь понять, при чем здесь клещ, а потом нашёл опечатку — текстовый редактор съел «тематический ключ» и превратил его в насекомое.

«Нельзя было просто подчеркнуть слово?» — задумался Ричард, и тут под дверью начала орать первая кошка. Началось…

— Тихо, не шуми, блохастая, — цыкнул он, приоткрывая дверь. Кошка радостно нырнула внутрь, но Дик не успел расстроиться, потому что на пороге стоял ещё и отец. — Пап, ты не спишь?

— Как и ты, — приветливо улыбнулся Эгмонт и потрепал его по плечу, но как-то неловко. — Если не очень отвлекаю, всё-таки студент…

— Нет, что ты, заходи… — Дик покосился на кровать, где развалились всевозможные бумаги. Реферат для Арамоны очень удачно прикрыл генеральную редакцию научной работы: наверняка отцу знаком почерк Рокэ. — В кресле удобно, только оно скрипит.

— Я помню, — как и на многие вещи в этом доме, на кресло отец посмотрел ностальгически. Оно и впрямь скрипнуло на весь этаж. — Много долгов накопилось к концу года, Дикон?

— Нет, — не скрывая гордости, похвастался он. — Так вышло. Я и сам не думал, что окажусь в первой пятёрке успевающих…

— Ты этого заслуживаешь. Ты всегда был трудолюбивым ребёнком, — Эгмонт вспоминал прошлое и гладил кошку, Ричард был рад, что он здесь, но как же отец стал выбиваться из интерьера его комнаты… — Но неусидчивым.

— Ну пап…

— Очень, — подмигнул тот. — Пока не увлёкся старыми войнами. Для всего остального приходилось заставлять… Но я рад, что ты взялся за ум, Дикон. Нужна только твёрдая рука, чтобы направить твою энергию, и чтобы ты в этой руке не сомневался. Тогда ты достигнешь очень многого, а потом сможешь справляться и сам.

Ричард многозначительно что-то промычал. Рука-то была, и не только рука, а целиковый господин проректор.

— Да знаю я, — неожиданно благодушно перебил его мысли Эгмонт. — Август ещё в ноябре наябедничал. Жаль, конечно, что ты угодил к Алве, но выглядишь нормально…

— А как я должен выглядеть? — растерялся Дик.

— А что, наш проректор встал на путь истинный? — сухо переспросил отец. — Насколько я помню, студенты бегали не к нему, а от него.

— Конечно, если ничего не делать целый год, а потом припереться на экзамен — убежишь, — неожиданно для себя буркнул Ричард. — Это справедливо…

Он только потом понял, что заявил Эгмонту Окделлу о справедливости Рокэ Алвы, но решил, что речь-то о другом, значит — прокатит. Отец о чём-то думал, гладя уже двух кошек — набежали, надо было дверь закрыть!

— Я, конечно, не историк, но ваша невыносимая годовая научная работа на общую тему при мне была, — вспоминал Эгмонт. — Ты уже знаешь, как проходит защита? — Ричард кивнул, хотя он старался не думать об этом кошмаре вплоть до самого Судного дня. — Твой научный руководитель придрался к моему студенту… из-за сущей ерунды, сейчас уже и не вспомнить. Ребёнок не был готов, я тоже, но мы попытались доказать свою правоту, и не только мы — комиссия участвовала в споре. Как ты можешь догадаться, Алву мы не переспорили, он чуть ли не в одиночку доказал, что неправы мы.

— И что дальше?

— А что… Студенту, конечно, балл понизили. Никто бы не заметил эту ошибку, она была не столь значительна, но она была, и все это признали. Я так и не узнал, за что он так накинулся, — поджал губы отец, — мы пришли к выводу, что студент на плохом счету у Дорака и ректората, а кто исполняет волю Дорака и ректората, все прекрасно знают. У нас там всё так делалось, Дикон… кто-то угоден, кто-то — нет, и это деление не всегда совпадает с реальными заслугами.

Ричард вспомнил Альдо с его ненавистью и вспомнил Робера, который рассказал о том, как Альдо упрямо и навязчиво игнорирует учёбу. Не все предметы, конечно, ведь ему надо держаться на плаву, чтобы не вылететь. Но Дик разочаровался всерьёз, когда понял, что магистрант нарвался из-за собственных прогулов и промахов — да, Рокэ третировал его на всех экзаменах и защитах, но это было потом, а сначала Альдо демонстративно гулял и дерзил преподавателям. К концу года Ричард уже не сомневался, что проректор Алва ничего не делает просто так, даже если его решение или поведение выглядит странно, у каждого действия есть причина. Вопрос лишь в том, кто может до этих причин докопаться.

Дик посмотрел на родного отца. Он не может повторить это вслух. Эгмонт не Штанцлер, он не станет устраивать истерику из-за того, что Ричард примется оправдывать Рокэ… Но всё равно будет невесело.

— Я запомню, пап, — только сказал он.

— Не подумай, что я пришёл повторять тебе проповеди Августа, — усмехнулся Эгмонт, уходя. — Напротив, хотел сказать, что если ты удержишься на хорошем счету у Алвы, то многого добьёшься. Впрочем, это ты знаешь и сам…

Вот именно! Ричард снова прикусил язык, потом закрылась дверь. И вроде бы отец и дядюшка Август признавали его правоту в конце концов, но делали это таким тоном, что становилось ясно — они просто сдались и не пытаются его переубедить.

И не переубедят. Пусть Дик ещё не разгадал загадку, почему был уволен отец, со всех сторон хороший человек, он уже знает, что ответ не всегда лежит на поверхности. С новыми силами Ричард погрузился в работу, не заметив, как наступила глубокая ночь.

***

Робер поднялся в мансарду и включил свет. Марианна ещё не вернулась из ванной комнаты, и он присел с краю кровати, подбрасывая в руках телефон и думая, что дурные предчувствия себя оправдали, ох как оправдали. Матильда сказала, что умывает руки, Альдо больше не слушает никого. Эпинэ и хотелось бы подбодрить её, но он понял — вот теперь поздно, вот теперь не спасёт ни бабушка, ни старый неудавшийся друг. А почему неудавшийся? А потому что надо было с первого же дня взять дело в свои руки, а не становиться эгоистом и не игнорировать проблему, сидящую на самом носу. Робер попытался подсчитать на пальцах, сколько раз за почти год они хотя бы болтали с Альдо. Руки хватило…

— О чём задумался? — любимая женщина устроилась в постели и обняла его со спины, уютно положив подбородок на плечо. — Насколько я знаю, сегодня ничего дурного не случилось.

— Всё-то ты в городе знаешь, — усмехнулся Робер. Когда он узнал, что работа Марианны не ограничивается милым кафе-мороженым, чуть не поседел — однако удержался. — А думаю я, что виноват…

— Перед кем же?

— Перед Альдо. Перед всеми, кого он подбивал на бунт — теперь они отчислены… И что ещё будет? Он же неугомонный. Надо было не тянуть, — разошёлся Эпинэ, — надо было сразу же понять, что у него на уме и как давно. Тоже мне, друг…

— Ты ему не нянька и не бабушка, — возразила Марианна. — Ты — Робер, и у тебя есть свои дела… Чем плохо, что ты сменил работу и переехал ближе к центру?

— Я сделал это по просьбе Матильды, чтобы быть рядом с этим оболтусом. В итоге я оказался только дальше, — с горечью осознал он.

— Ро-бер, — пропела она. — Ты сменил работу и место жительства, учишь новых ребят, нашёл себе хороших друзей, нашёл меня. Хватит жить за других, поживи для себя. Об Альдо я слышу… получаю информацию давно. Единственный, кто мог бы сбить с него спесь, остановить в бесчинствах или хотя бы отчислить — это Рокэ, но он не стал, и причины есть. Твоё вмешательство ничего бы не изменило.