Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 49

— Как вы, виконт? Me entiendes?

— Понял, но ответить пока не могу, — с достоинством отозвался Марсель.

— Уже хорошо, — одобрил Рокэ. Это было приятно, и Марсель с чувством выполненного долга откусил первый попавшийся фрукт. Вокруг шумели и смеялись, как одна большая семья. Перед глазами проплыла сценка с покойной ныне «Жанны» — капитан Поль, колыхая своими важными усами, придирчиво осматривает притащенную ему в каюту еду, а потом режет кусочек ветчины двумя специальными ножами. Алва просто спёр у кого-то куриную ногу, и это было очаровательно.

Вообще всё тут было очаровательно, и Марсель почувствовал, что уже не хочет топиться обратно. Вернее, топиться он и так не хотел, но «Сан-Октавия» если не обрела чётких очертаний, то уже понравилась ему так, как не могло понравиться ни одно барахтающееся на волнах судно. Жаль, конечно, что для сухопутного населения он всё равно что умер… Но ведь вернётся! А путешествие обещало быть тяжёлым, но чертовски увлекательным.

Комментарий к 1. «Сан-Октавия»

* аделантадо - титул первопроходца;

* Хуан Понсе де Леон - открыл Флориду в 1513 году (название от “цветущая земля”) и объявил территорию владением Испании

https://vk.com/the_unforgiven_fb_re?w=wall-136744905_2902 (в этот раз про музыку)

========== 2. «Цветущая земля» ==========

♬ Benise — Malaguena

1585

Бушприт. Эта штуковина называется бушприт.

Когда термины наконец-то начали укладываться в голове, Марсель был готов обниматься с фок-мачтой — правда, фок-мачта оказалась не готова, да и не поняли бы его правильно. Тем более, оставался ещё и язык в целом. Валме признал, что понимает по-испански вполне сносно, но этого было неприлично мало. Хотелось не только понимать, а болтать самостоятельно, желательно — с шутками, каламбурами и изящными рифмами на языке. Раньше он бы только отмахнулся, решив, что это нереальная задача, но после почти полностью проделанного пути в Америку на развесёлом испанском корабле виконту всё было по плечу.

Поэтому он применил всю хранящуюся в закромах души наглость и потребовал у Рокэ персональных уроков по вечерам. Дон капитан не удивился, его вообще, похоже, мало что в этой жизни удивляло, только предупредил, что легко не будет. Легко и не было, но Марсель старался, и это его настолько увлекло, что в один прекрасный день он подумал на чужом языке целое предложение. А потом ещё одно, и ещё, и ещё…

— Неожиданно, но приятно, — задумчиво сказал Марсель, глядя куда-то в воду. Вообще бездумно глядеть в воду на «Сан-Октавии» было можно, только если ты сидишь на марсе (замечательное название) с подзорной трубой, но иногда старшие моряки ослабляли бдительность. — Теперь я могу шутить.

— А я могу не ломать язык с твоим французским, — не без облегчения добавил Луиджи, прохлаждающийся рядом. Они удачно встали в тени паруса — и солнце не печёт, и Хуан не видит. Строгий старпом не то чтобы придирался к бездельникам, но было ясно, что лучше так не делать. — Привык?

— Привык…

Привык-то он давно, но в какой момент? Когда мозоли на ладонях огрубели и перестали болеть? Когда фок-мачта показалась не страшной, а очень даже симпатичной? Когда Рокэ прекратил смеяться над его нелепыми попытками построить предложение? Или когда в супе попалась водоросль и Марсель не наорал на неё? Определённо, последнее.

Иногда Валме ещё порывался на родину, но уже без особого энтузиазма. Хотелось, конечно, написать домой, что он жив и в относительном порядке, но письмо-то всё равно не дойдёт, пока он не ступит на сушу! Значит, об этом и беспокоиться нечего. Тем более, всё так изменилось, Марсель даже сомневался, узнает ли его кто-то из братьев или отец… Угроза похудеть была претворена в жизнь. Поначалу, конечно, неуютно, но куда деваться — поправиться обратно не было никакой возможности. Волосы отросли, выгорели и убирались в хвост, а иногда — под косынку, если было у кого стащить косынку. Своих вещей у Валме так и не появилось — неоткуда, но он рассчитывал обзавестись хоть чем-нибудь на берегу уже не такой далёкой «цветущей земли».

— Я тоже в один прекрасный день взял и привык, — неожиданно продолжил беседу Джильди, созерцая мягкие танцующие волны.

— Ты давно здесь? — поинтересовался Марсель не из вежливости, а из чистого интереса. Как-то так вышло, что на судне особо никто не откровенничал. То ли здесь так принято, то ли они все пошли в «дона капитана».

— Второй год, если не третий. Мы плыли из Палермо… через Сардинию, — вспоминал Луиджи. Он как будто не очень хотел рассказывать, но уже начал и погрузился в прошлое с головой. — Крушения не было, как у тебя, была ссора на корабле. Я принял сторону капитана, моего отца, но мы оказались в меньшинстве, и его убили. Мне было бы трудно остаться, да и незачем. Так и попал…

Он явно пропустил два больших куска в рассказе, но виконт не стал настаивать. Тем более что сзади подкрался Алва. Не то чтобы он прямо крался, но, как обычно, был внезапен.



— Марсель, вы здесь красиво встали, но всё же сделайте два шага в сторону.

Валме послушно отошёл и удивлённо ойкнул. Оказывается, он ещё не всю «Сан-Октавию» исползал! Прямо под ним оказалась потайная дверца и лесенка в погреб.

— А я правда стоял красиво? — не удержался он. Рокэ отозвался уже из погреба:

— Относительно грот-мачты — очень.

— Что ж, это уже достижение!

Оказавшись под рукой, Марсель помог капитану выволочь на палубу бутылки и бочонки. Выглядели они заманчиво, а хранение в неизвестном виконту погребе придавало таинственности.

— Торговать будем?

— И это тоже, — рассеянно откликнулся Алва, пересчитывая вытащенное на свет добро. — Кстати, вы можете сойти здесь, построить домик и обзавестись семьёй.

— Ещё чего! Я пока не наплавался, — храбро сказал Марсель. Отчасти враньё, отчасти правда. — И вообще, можно я сойду хотя бы на родном материке?

— Это ром? — вклинился Луиджи, придирчиво рассматривая пыльную этикетку. — Дон капитан, мы будем?..

— Сейчас — нет. Может быть, потом, — если Джильди что-то понял, Марсель — определённо нет. — Господа, вы либо поищите другую тень, если хотите откровенничать дальше, либо оставайтесь здесь и подписывайте бочки. Наши соотечественники на берегу не откажутся лишний раз посмотреть на родные буквы.

— Да какие откровения, вы про меня и так всё знаете, — усмехнулся блудный сын Палермо. — Впрочем, Валме, если у тебя есть, что рассказать…

— Рассказать? — оживился виконт. — Найду! А что рассказывать? Только сначала скажите, что подписывать, чтобы я начал работать…

— Можешь про предыдущий корабль, — подсказал Луиджи. Марсель уже понял, что парень вправду обожает всё, что плавает в море, но ему не очень хотелось вспоминать затонувшую «Жанну».

— А могу про дом. Заодно посыплю себе соль на рану, — бочонки подписывать было не очень интересно, но это вам не такелаж обделывать. — Вообще-то я почти рад, что задержался. В фамильном особняке спокойно и никого не режут, но вот добираться до воды было сущим адом.

— Всё воюете?

— Ещё как… — Раньше Марсель не придавал особого значения, кого, как и за что пытают, но некоторые вещи всё равно отпечатались в памяти, в том числе те, которые творились совсем близко. — Одна резня в Ниме чего стоит. Или эта жуть в канон Святого Варфоломея. Ладно, вы были правы, кораблики всяко приятнее людей!

— Конечно, — меланхолично сказал Рокэ, перебрасывая бутылку из руки в руку. — Что может быть более угодным Богу, чем массовые убийства из-за того, на каком языке молиться. Милосердие и любовь к ближнему так и хлещут.

— Они верят, — припомнил Марсель, — что, когда гугенот заставляет страдать католика, а католик — гугенота, то страдающий спасает свою душу.

— Какая прелесть. На самом деле страдающий страдает.

— Просто пересказываю, — пробормотал виконт и тихонечко вздохнул. Нет, зря их потянуло сушу вспоминать. А Алве словно шлея под хвост попала:

— Что же насчёт «равно возлюбленных детей Его»? Если отбросить никем ещё не проверенные последствия для страдающей души, это гражданская война на духовной почве. Разумеется, чем больше соотечественников мы сожжём, тем легче нам будет дышать, хотя после аутодафе воздух чище не становится, скорее наоборот… Креститесь, Луиджи, я не смотрю.