Страница 4 из 8
– Простите, вам интересно слушать про грибы?
Многих это смущало, а Василия всё устраивало. Его устраивала его должность, где-то чуть выше середины иерархической лестницы, устраивала небольшая квартира, которая досталась ему от бабушки, устраивало отсутствие женщин в жизни. Он никогда не знал жалости к себе, совершенно не понимал многих проблем людей и не пытался казаться лучше, чем он есть, чтобы кого-то заинтересовать. Василий всегда оставался Василием.
Свой выход на пенсию он встретил совершенно спокойно, как и всё в своей жизни. В какой-то степени, даже с радостью. К этому времени, у него почти не осталось родственников, так что телефон, который и так нечасто звонил, теперь подавал сигналы жизни лишь по крупным праздникам. Василий, свободный от рутины работы, проводил семь месяцев в году за сбором грибов. Многие он ел, многие солил, некоторые морозил или отдавал немногочисленной родне. В Июне, отправившись в очередной поход в дальней глуши, он забыл дома свои очки и, блуждая по лесу ранним утром, не заметил коряги. Оступившись, Василий покатился с оврага и навсегда остался лежать на мягкой и влажной простыне из папоротников, в той части леса, куда обычные люди никогда не заходят. Вот теперь я не шучу.
Красный синий
– Вы когда-нибудь слышали про инопланетянина, который дослужился до чина высокого партийного функционера?
– Что?
– В нашем Советском Союзе, в двадцатые годы, был инопланетянин, который дослужился до больших чинов в партии! То есть, он и позже был, но началось всё в двадцатые.
– ???
– Вот, слушайте. Мне эту историю покойный дед рассказал. В квартиры после уплотнения частенько набивали кого попало. Повезёт – кого поприличнее, не повезёт – понеприличнее. Где какие-нибудь мазурики из бараков, где просто заводской люд. А к моему деду, вот тебе раз, синекожего заселяют! Дед его начал расспрашивать. Тот вроде пытался как-то биографию выдумать, мол, чернил напился, а сам из Африки, но дед-то мой сразу раскусил – он ещё в революцию за звёздами наблюдал.
Ну, вроде, разговорились – нормальный мужик оказался, с Альфы Центавра. Бабушке моей приглянулся тоже. А он, в общем, пел очень хорошо, народные песни центаврианские. Много знал, с ума сойти. Бывало, засядут вечерком, накатят и давай: бабушка запоёт свои – пинежские, а он свои. Язык никто не знает, ясное дело, но красиво так, слёзы у всех наворачивались. Ну, с таким голосом его поближе к аппарату-то и взяли. Агитработником, считайте. Он начал выступать везде, с речами ездить, по деревням особенно, там про чернила байка вообще сработала на ура. А на черно-белых фотографиях и не поймёшь – так посмотришь, ну темнокожий мужик, ну и что?
Дед мой так на заводе всё и работал, а того-то уже всё выше толкают. Многие удивлялись, чего это он такой синий, а он им: «А как это характеризует меня, как коммуниста?» – или: «Зато моя партийная линия куда краснее вашей». Никто после такого не стал его больше спрашивать. Как НЭП кончился, он против кулаков агитировал, про колхозы заливал. Ну и постепенно начал в квартире всех остальных уплотнять, пока не остались там трое – дед с бабушкой и инопланетянин. Ну, а потом их выселили, остался он один на все четыре комнаты.
Вообще, чем выше рос, тем дальше скатывался. В войну, говорят, жировал, отсиживался где-то в тепле, даже к Сталину на дачу приезжал иногда, песни тому очень нравились центаврианские – плакал, водку пил под них, иногда даже подпевал.
Дед мой его видел потом, в пятидесятые, с балериной, с какой-то, из Большого Театра, но подходить не стал: «Ну его, – думает, – этого…»
– Ну-ну-ну, на балерине я вас совсем потеряла. Молодой человек, вы так за сумасшедшего хотите сойти?
– Да нет, думал, Вам интересно будет послушать просто.
– Где ж это видано, чтобы инопланетяне так высоко дослуживались? В сталинские-то времена! Да ещё и с Альфы-Центавра. Юморист. Берите свою карточку и давайте к окулисту.
Синекожий психиатр написала на медицинской карте "отклонений не выявлено" и прокричала фамилию следующего призывника.
Драма
Как-то я, мой самый лучший костюм и моя очень красивая жена пошли в картинную галерею. Ах, картинные галереи, вы так напоминаете мне здания, где в рамах висят работы художников! Пошли мы любоваться пейзажной живописью, потому что от портретов у меня голова болит ещё сильнее, чем от жизни, и не говорите мне, что бывает ещё какая-то другая живопись.
– Посмотри, какая красота! Чернозём, коровушки. Вот туда бы и поехал жить, – вожделенно проговорил я.
Жена очаровательно улыбнулась и покачала головою:
– Город тебе чем нехорош?
– Даже и не зна-а-аю… – затянул я. Перед нами возникло отвратительно ухоженное лицо:
– Добрый день, – отвратительно ухоженное лицо отвратительно улыбнулось и представилось. Имя у него тоже было какое-то такое, ухоженное, – Я работаю в театре и в кино, а ваша спутница поражает своей красотой, быть может, она захочет попробовать себя на актёрском поприще?
Я, было, хотел вызвать полицию, но жене моей была вручена визитка и нас оставили в покое. Мы закончили свой пейзажный моцион и пошли к выходу. В гардеробе я увидел ещё один шедевр:
– Посмотри, какая великолепная картина!
– Это зеркало, – ответила моя жена.
– Хе-хе, забылся, прелесть моя! Искусством навеяло.
Через пару месяцев, когда я сидел в своём большом кресле и читал «Сельский вестник», а жена смотрела в окно и великолепно загораживала мне палящее солнце, она вдруг спросила меня:
– Что бы ты сказал, если бы я пошла на кинопробы?
Я задумался – с одной стороны, я не люблю кино, с другой, я не люблю актёров. Тут так сразу и не разберёшься – что сказать.
– Ну, а зачем тебе это вообще нужно? Мало тебе внимания, какое я оказываю? Да, и вспомни, мы по улице не можем пройти просто так – на тебя даже женщины засматриваются, зачем тебе это, ещё украдут.
Жена отошла от окна, и солнце начало мешать мне:
– Драгоценность моя, ты так чудесно загораживала солнце…
– Ты понимаешь, это же искусство всё-таки! Мне хочется как-то приобщиться к нему, – супруга продолжала говорить, не слыша моей просьбы. Она ушла вглубь комнаты. Серьёзная ситуация!
– Послушай, начнём с того, что если кино и искусство, то его низшая форма. И потом, ты посмотри, что у нас снимают сейчас – это же, слов даже приличных не найти. Если бы ты пошла на театральные пробы, я бы ещё подумал, как отнестись к этому ужасному событию менее ужасно, но кино-о-о!
– Да нет же, это не то, о чём ты думаешь, это хорошее кино! В конце концов, это же только пробы.
– Ну, даже если и хорошее кино. Потом начнёшь выкладывать свои фотографии всюду напоказ в пафосных позах и с подписью из стихов какого-нибудь, прости господи, Бродского! И курить ещё начнёшь! Ты вообще знаешь, что все актрисы курят? И неудивительно – от такой бессмысленной профессии любой закурит!
Жена немного рассердилась.
– Ну, не дуйся, статуэтка моя. Подумай, сколько в стране актрис, которые закончили актёрские техникумы, и сколько из них добились успеха? А ты даже в техникуме не училась! И ещё хочешь какие-то пробы пройти! Ты вообще астрофизик по образованию, куда тебе за ними? Портьерушка моя, сделай милость, постой ещё у окна, а то мешает этот диск в небесах.
– Шар! – жена закрыла шторы и ушла в спальню.
Я быстро забыл об этом пустяковом разговоре. В один прекрасный день, я наконец-то купил небольшой домик в чудесном месте у реки и теперь обдумывал план посадочных работ.
– Я должна кое-что сказать тебе, – жена отвлекла меня от яблонь и слив (белых, чёрную я не очень), – я сходила на пробы.
Горе, какое горе в нашей семье! Я собрал всю смелость, какая была во мне:
– Скажи… ты прошла?
– Не знаю, сказали, что перезвонят в течение месяца, – ох, пронесло на этот раз, надеюсь, что забудут и не перезвонят.
В Апреле, я вовсю готовился к садовым работам. Супруга подкралась ко мне внезапно. По её выражению лица я всё понял: