Кричи, белокрылое создание

Она говорила правду, а врач только записывал, делая для себя выводы.

В какой-то момент ей стало все равно. Она здесь, запертая в четырех стенах. Может, ей действительно помогут? Хотя бы избавиться от хронической депрессии.

– Очередная порция умиротворения, – с усмешкой заключила Лиза, наблюдая, как тонкая игла покидает ее руку, оставив маленький бугорок под кожей.

– Врач прописал тебе минимальную дозу флуоксетина, так что не переживай, – положив шприц на металлический поднос, Илона промокнула пропитанной в спирте ваткой место укола. – Я с уверенностью могу сказать, что ты самая адекватная из пациентов.

Лизе ничего не оставалось, кроме как сдавлено улыбнуться и спустить рукав. Каждый день ей делали уколы, и рука начинала болеть, покрывшись мелкими красными точками. Хотя, стоит признать эффективность лечения – тревоги она практически не ощущала, пребывая в флегматичном состоянии. Главное не стать овощем.

– Да брось, здесь минимум четверть таких же счастливиц, которые предпочли психушку тюрьме.

– И только четверть из четверти является адекватными, – шепнула блондинка, одарив собеседницу многозначительным взглядом. – Но это вовсе не показатель, Лиза. Все люди, которые попадают сюда, нуждаются в помощи, и мы ее предоставляем.

Брюнетка внимательно присмотрелась к собеседнице, подумав, что, быть может, неправильно поняла, поэтому решила уточнить:

– Мы же говорим о преступниках, так? Об убийцах.

В палате никого не было, женщины отправились гулять в сад, наслаждаясь первыми теплыми ветрами. Лизе нравилось думать, что медсестра прониклась к ней симпатией, увидела просвет в ее душе и рассудке, однако, чем больше они разговаривали, тем сильнее сомневалась брюнетка. Не в искренности Илоны, а в ее отношении к обитателям больницы. Раньше ей казалось, что она проявляет профессиональную вежливость по отношению к ним, но, похоже, ею двигала доброта.

– Не так все просто, Лиза, – улыбнулась девушка. Тонкие пряди, выпавшие из убранных на затылке волос, колыхал легкий сквозняк. – Я верю, что в каждом человеке есть добро, и моя задача вытянуть его наружу, сделать мощнее негатива, который переполняет этих людей.

– А тебе никогда не казалось, что добра попусту не существует? – Не удержалась от едкости брюнетка.

– Оно существует, иначе бы мир давно бы погряз в хаосе и разрушениях.

Тот мужчина явно не думал о частичке добре в своей душе, когда полез мне под юбку…

Потупив удрученный взгляд, Лиза не хотела вступать в спор, однако слова так и вертелись на языке, поэтому она прошептала:

– Не думаю, что добро и зло вообще реальны. Есть только точка зрения, чужое мнение и желания. Ты хочешь помогать людям, Илона, ты помогаешь пациентам, в то время как кто-то другой видит в этом лишь неприемлемое сочувствие убийцам.

Медсестра промолчала, и вид у нее был не оскорбленный или обидчивый, а более задумчивый. Она неотрывно смотрела на собеседницу с нескрываемым беспокойством, от которого Лизе стало не по себе, будто светло-голубые глаза прожигали ее душу насквозь, видели боль, камнем висящую на сердце.

– Добро есть прощение, – подытожила медсестра. – Я соглашусь, у каждого свое понимание добра, но оно схоже в некоторых смыслах. Многие говорят, что я лицемерна, и не спорю, так оно и есть. Я верю в то, во что верю, и мне не важно чужое мнение.

– Даже твоим родным?

– Мой жених меня поддерживает.

– Работу в дурдоме? – Ухмыльнулась брюнетка, обведя растерянным взглядом палату.

– Он военный, мы познакомились с ним в Афганистане, я работала медсестрой в полевом госпитале. Мы спасли друг друга, там… там было трудно за что-то удержаться, понимаешь?

Илоне было между двадцатью пятью и тридцатью, а за свою жизнь она успела побывать на войне, спасти жизни десятку людей, обзавестись семьей, при этом сохранив рассудок и чистое сердце. Во всяком случае, она не унывала, и ее улыбкой можно было лечить людей.

Лиза невольно задалась вопросом, а чего достигла она к своим двадцати шести годам? Выплатить ипотеку и надрессировать болонку? Бросить любимое дело ради карьеры тестера в крупной IT-компании? Какая порой разница бывает между людьми одного поколения, живущими в разных условиях.

– Ладно тебе, не вешай нос. – Заметив, что Лиза загрустила, Илона воодушевленно похлопала ее по плечу. У девушки не оставалось шансов, как улыбнуться в ответ. – Могу сказать, что если будешь держаться в том же духе, то покинешь это место через два-три месяца. Так что… крепись…

Пациентка искренне верила в наставление медсестры, пусть ее оптимизм слегка раздражал, но она готова была воспрянуть духом. Илона улыбалась, но секундой позже глаза расширились в испуге, когда она посмотрела за плечо собеседницы. Неожиданная перемена настроения удивила Лизу, хотя она старалась не дергаться и не подавать вида, что заподозрила неладное. По правде сказать, ей стало не по себе, будто у нее за спиной стоял призрак, и голос разума шептал «не оборачивайся». Медсестра долгое мгновение в напряжении, хмурым взглядом буравила пространство позади, и миг затишья прервала звонка трель.

– Ой, извини, – вернувшись к обычному состоянию, Илона потянулась на пояс к пейджеру.

Воспользовавшись заминкой, Лиза обернулась, однако ничего подозрительного не увидела, даже тени за окном приятно играли с солнечными лучами.

– Прости, мне надо идти, – облизав губы, вздохнула Илона. – Меня вызывают в другой блок.

– Да, хорошо, – не стала задерживать ее брюнетка, и как только медсестра попрощалась с ней, невольно почувствовала себя неуютно.

Палату освещали чистые лучи солнца, прохладный ветерок залетал внутрь, и несмотря на спокойствие позднего утра, Лиза уже не находила в нем наслаждения. Ей хотелось верить, что Илона увидела паука на стене или испугалась игры света. И тем не менее девушка предпочла не оставаться здесь в одиночестве, покинув комнату как можно быстрее.

1 мая. 12:03

Франция, лечебница «CygneBlanc».

Здесь не только стены выглядели пугающе, но и свет словно боялся этого места. Блок С1 первое время работы в CygneBlance пугал Илону до ужаса, она смотрела на него из окна административного здания, представляя удаленной крепостью зла и безумия. По ночам оттуда доносились душераздирающие крики, пока доктор Новак не пустил в оборот новую методику. Вот уже чуть больше полугода больницу окутывала относительная тишина и покой, воспринимаемый более как шторм перед бурей.

Многие пациенты уже не возвращались в палаты, врачи ставили в их картах последний штамп, и смерть окончательно забирала о них воспоминания. Но помимо гибели преступников не меньшее подозрение вызывали увечья, появляющиеся на их телах. Мужчины постепенно сходили с ума, и медикаменты никак не способствовали выздоровлению.

Кого-то уже не спасти…

– Как думаешь, что на этот раз приключилось?

Следуя бок о бок вдоль просторного коридора, ведущего к блоку С вместе с медсестрой, которую также добавили в контакты «экстренных вызовов», Илона перевела на нее задумчивый взгляд. Невысокая шатенка, чьи пышные бедра обтягивал белоснежных халат, вертела в руках пейджер, изучая его сквозь тонкие линзы очков. Несмотря на полноту, она была симпатичной женщиной с мягкими губами и легкой россыпью веснушек.

– О чем ты, София?

– Ну, как «о чем»? – Убрав, наконец, устройство в карман халата, женщина раздраженно цокнула. – С чем еще таким не могут справиться мужики?

– Опять ты бунтуешь…

– Меня просто берет негодование, что нас, беззащитных медсестер, отправляют сюда унимать буйных пациентов. Мужикам, конечно, такое дело лень доверить. У меня и своей работы полно.

– На нас они не так остро реагируют.

– Сраные извращенцы и насильники…

Илоне не могла поспорить с Софией относительного того факта, что после каждого подобного вызова хотелось принять душ и смыть с себя неприятные воспоминания, очиститься от губительной энергетики этого места. Но если шатенка постоянно воспринимала все в штыки и видела в обязанности каторжное наказание, то Илона не видела в этом ничего плохого. Они выполняли свою работу, и для большинства заключенных образ женщины являлся успокаивающим, они не видели в медсестрах опасности, что способствовало налаживанию контакта. А, значит, социализации и выздоровлению. Если таково вообще возможно для них.