Дьявол в голове

========== Весна бывает разной ==========

♪ Женя Любич - Ритуальная Песня

БимонВалхольм. Воспоминания

Сорбец, 1261 год

Погоды ужаснее я никогда не видел. Туманы и ливни наполняли округу, словно мерзка болезнь, липкая и отдающая сладковатым гнилым привкусом. Середина весны знаменовала сезон, в котором пробуждалась не только природа и насекомые, но и нечисть. На охоту мы выходили все реже, но приходилось затолкать страх глубоко в сердце, вооружиться до зубов и с лживой улыбкой пообещать жене и детям, что это необходимость.

Да, погода – хуже не придумаешь. Даже лошади боязливо ржали и переступали с ноги на ногу в ожидании, когда откроются врата селения. Барон, как никак, кто же еще кроме меня отправится в столицу княжества, потому что «у нашей дочери именины, как же мы без вас, барон Валхольм?».

Ненавижу чертову весну и паршивых идиотов, живущих под защитой города, близ высоких стен и вооруженных стражей. Вчера охотники едва унесли ноги от чертовой твари, слившись с туманом, словно молоко с белой известью. С приходом весны наши стены едва выдерживали натиск нечисти. Каждый год давался все труднее и труднее, а городские аристократы словно смеялись над нами, приглашая присоединиться к веселью. Возможно, это шанс попросить помощи, договориться с кем-то, но я не мог бросить своего ребенка!.. ниспошли мне Всемогущий хоть одну весомую причину послать к чертям князя и его приглашение!

Ворота открылись, тяжело, со скрипом, словно тоже плакались и умоляли нас не выходить за пределы поселения. Лошадь подо мной неожиданно завиляла, шумно выпустив воздух из раздувшихся ноздрей. Первое мгновение я испугался, неужели нечисть подкралась так близко к деревне?

Нет, не призраки тому причиной. А ребенок, стоящий на коленях посреди дороги. В разобранной сорочке, исцарапанный, с бледной от стоящего холода кожей. За взъерошенными волосами, отливающими болотной зеленью, пряталось осунувшееся лицо и пустые остекленевшие глаза.

Мы поняли, что явилось к нам непростое дитя. Стражники моментально обнажили клинки, натянули стрелы, не желая пускать эту тварь на порог дома. Однако я заколебался – одержимый ребенок никак не напоминал монстра.

– Ваше поселение на грани, я чувствую, – неожиданно заговорило дитя, вынудив нас растеряться.

– Кто ты? – Вырвался у меня осипший хрип. – Духи опять пришли… истребить мои владения?

– Может, они и придут, но не по вашу душу.

– Тогда уйди, Одержимый, и мы тебя не тронем.

Ребенок прищурился, легкий туман обтекал его кожу, словно шелк, и даже мне, укутанному в волчий мех, стало прохладно – но не ему. Хоть тело и начало коченеть, Одержимый этого не замечал.

– Твоя жена умирает, – неожиданно указав на одного из моих слуг, дитя перевело палец на другого, – твой сын погиб. Духи тянут жизнь из твоих детей, а ты, барон… у тебя почти никого не осталось.

Пугающая волна гнева и страха едва не свалила меня с седла. Кровь прилила к щекам, я мог поклясться, что с раскрасневшейся кожи сходил пар.

– Не смей говорить о моей семье, отродье! Моя дочь!..

– Умирает и не переживет эту ночь, если… – Подлая ухмылка окрасила лицо ребенка. – Если ты не сделаешь все так, как я скажу.

– Довольно это выслушивать, мой господин. – Вмешался Агасфер, молодой и пылкий юноша в моей охране, характер которого не вызывал теплых чувств. Но на этот раз я с ним был абсолютно согласен.

Но вместо того, чтобы поддержать инициативу, я поднял руку, удивив не только охрану, но и себя.

– Как ты можешь спасти мою дочь?

Этот день подарил не только ужасную погоду. Туман и морось – сочетание, которое навеки закрепилось в моей памяти. Как и дитя, что пришло погубить нас – но в итоге сохранило самое дорогое, что есть в моей жизни.

Сорбец, 1276 год

Весна в этом году хуже некуда – комары проснулись в начале апреля, солнце топило снег и поднимало зеленые ковры на полях, не оставляя крестьянам время на подготовку к работе. Но причина негодования молодой девы крылась не в погожих условиях для прогулок, а в нежданном госте, как бы невзначай затерявшемся среди общей свиты.

– Всегда поражалась нашим краям, всем в Редании завидно тому, как мы процветаем!

«Боже упаси, если о нас действительно хоть кто-то узнает», – рассуждала баронесса АлеттаВалхольм, не переставая с едва скрываемым недовольством буравить взглядом старшую сестру.

Старшую, но по восприятию ли мира? Магнолия Валхольм, а ныне – Бевентот, несомненно, была прекрасной, словно летний цветок, пышущий красками. Она любила яркие цвета в нарядах и не скупилась на украшения из изумруда, подчеркивающие зелень ее глаз и пушистые кудри цвета ореховой скорлупы. Алетта и по сей день завидовала ее умению располагать к себе людей не только приятной внешностью, но и манерой речи, поведения. Она действительно являлась мягким лучом солнца, в то время как младшая сестра обжигала собеседников невольным взглядом.

– И процветающий край решил посетить Карл Бевентот без моего ведома?

Замечание обидело сестру, улыбка ускользнула с ее лица, уступив место плотно сжатым губам. Алетта будто видела свое отражение, только предпочла не любоваться им, а перевести взгляд на пейзаж, открывающийся с балкона. Запах легкой сырости и сладости молодой травы удачно успокаивал нервы.

– Опять ты за свое.

– Не опять. Это, – Алетта широким жестом обвела поселение за стенами усадьбы, – это наследие нашего отца, Магнолия, а не приданное.

– Именно что наследие, а наследие должно передаваться детям.

– У тебя нет детей.

– Это пока. И такими темпами они уж точно появятся у меня раньше, не находишь?

– Я ценю твою жертвенность, сестра, благодаря тебе мы заключили пусть и не столь удачный, но крепкий союз, дающий нам возможность поставлять зерно и хлопок через Гелибол и Новиград, но… что ты на меня так смотришь?

Магнолия взирала на сестру с сожалением, с нисхождением, которое задевало баронессу куда глубже оскорблений и угроз.

– Карл хороший человек, Алетта, я согласилась на этот брак не только из-за того, что его семья имела вес и хорошую репутацию среди торговцев. Он выказывает мне знаки внимания, заботится и не бывает грубым…

– Это только пока, – с сомнением констатировала девушка, скрестив руки на груди. – Его цель – не процент от продаж, а мои земли.

– Наши.

– Нет, мои. Ты теперь Бевентот, а я осталась единственной Валхольм, и вся ответственность за это место лежит на моих плечах.

– Ты слишком многое на себя берешь, как бы ты ни хотела отнекиваться и отрицать очевидное, но без чужой помощи тебе не справится.

– Но без помощи Бевентота я обойдусь.

– Хватит так говорить. Он мой муж.

– Он явился сюда без моего согласия, – возмутилась Алетта.

– Он мой муж, Алетта! Как бы я выглядела, явись на похороны отца без сопровождения!

И не поспоришь. Хотела бы Алетта возразить, найти любой предлог и причину, по которой Карлу Бевентону здесь не место, да только не находилось таковой. Если бы он не явился, то уже открыто продемонстрировал бы неуважение к роду Валхольм. Ее старшая сестра связана с ним узами брака, что делало их родственниками. Хуже всего, что Магнолия догадывалась о корыстных намерениях мужа, однако видела в них необходимость.

– Ты не веришь в меня, верно? – С грустной улыбкой уточнила Алетта.

– Управлять поместьем – это одно, но тебе предстоит заботиться о людях, экономических аспектах и политических. Сколько тебе лет? Двадцать? Я всего на два года старше тебя и…

– Мне жаль, что ты в меня не веришь, Магнолия.

– Дело не только в вере.

– В страхе? – Заметив, как резко затаила дыхание собеседница, Алетта хищно ухмыльнулась. – Старые суеверия остались в прошлом, я помогала отцу вытянуть наш край из глубокой ямы, придерживалась жестких правил и смотри… теперь мы живем в раю.