Всё нормально

– Кушай, кушай, – повторяла Сашина бабушка-одесситка с характерной интонацией, – а то на тебе одна кожа да кости!

Саша кивал, почти по Станиславскому, изображая, что ест с большим энтузиазмом. Только бабушка не подозревала, что на самом деле суп из Сашиной тарелки исчезал в полиэтиленовом пакете, лежащем у него на коленях.

Минуты две, еле сдерживая смех, я наблюдал за тем, как этот одарённый актёр посылает бабушке взгляды, полные страдания, а сам, раз за разом, выплёвывает суп в пакет. Но потом мне всё-таки пришлось выбежать из комнаты, чтобы спокойно поржать в коридоре. Поэтому я пропустил финал сцены, когда Саша с гордостью вручил пустую тарелку довольной бабушке, а пакет с супом незаметно метнул из окна во двор, где тот приземлился с громким шлепком и распугал окрестных бродячих котов, голубей и старушек.

Глава 6

Охота и собирательство

В магазине:

– Простите, пожалуйста, у вас нет мяса?

– Вы ошиблись: у нас нет рыбы, а мяса нет в магазине напротив.

СКУДНОСТЬ СОВЕТСКОЙ КУХНИ можно отчасти объяснить сезонностью большей части продуктов. За исключением доступных круглый год картошки, морковки, лука и свёклы, овощи появлялись в магазинах в основном только в период своего созревания и надолго не задерживались. Так же обстояло дело и с фруктами: по большей части их можно было купить только в пору урожая, поздним летом и осенью. Заграничные же фрукты были большой редкостью и появлялись на полках только в больших столичных городах.

Как-то мы с бабушкой ездили на каникулы в деревню под Ленинградом. Старушка, у которой мы снимали комнату, поделилась с нами радостью:

– Представляете, на днях в наше сельпо завезли апельсины! Я купила пару штук. Откусываешь – и такая горечь! Хотя чем дальше кусаешь, тем вроде бы вкусней…

С бананами происходила похожая история. Они были огромной редкостью. Их всегда продавали зелёными, как огурцы, и твёрдыми, как подошва. Когда бабушке удавалось достать эти диковинные плоды, она заворачивала их по одному в газету и припрятывала в выдвижной ящик своей кровати, словно фамильные драгоценности. В последующие недели она регулярно выдвигала ящик и проводила тщательную ревизию: какие из бананов уже дозрели, а какие должны ещё полежать. И только тогда спелые фрукты с социалистической справедливостью делились между Алёшей и мной поровну – по одному в день. Речи о том, чтобы кто-нибудь из взрослых мог взять себе банан, разумеется, не шло.

Однажды, когда мне было лет восемь, я возвращался из школы и проходил мимо магазина на Чернышевского. Вывеска над входом гласила: «ОВОЩИ – ФРУКТЫ», но, поскольку фруктов в нём почти никогда не было, все его называли просто «овощной». Огромная очередь тянулась от дверей магазина вдоль всего дома и даже заворачивала за угол. Я спросил, за чем стоят, и – о чудо! – оказалось, что это бананы. Рубль десять за килограмм, не больше двух кило в одни руки.

Над толпой стоял гул радостного возбуждения. Я встал в очередь, открыл «Робинзона Крузо», которого таскал в портфеле на случай скучных уроков или пионерского собрания, и настроился на долгое ожидание. Граждане СССР с ранних лет учились радоваться отложенному вознаграждению.

Я простоял в очереди часа три или даже больше. Бананы не были расфасованы, и продавец взвешивал два кило для каждого покупателя отдельно, а это занимало много времени. Наконец стоявший передо мной мужчина средних лет в синтетических носках и сандалиях получил свои законные два килограмма, и подошла моя очередь. Вернее, могла бы подойти, поскольку продавец громко объявил: «Всё, кончились бананы!» – и скрылся в подсобке.

Сказать, что я расстроился, значит не сказать ничего. Причём больше всего меня огорчило даже не то, что мне придётся идти домой с пустыми руками. Бананы были редкостью, в очереди передо мной было много страждущих, так что я прекрасно осознавал, что рискую ничего не получить. И дело было даже не в тех трёх часах, что я потратил впустую: стояние в очередях являлось всеобщим повседневным занятием. Обиднее всего было, что продавец даже не предложил посмотреть, не завалялся ли у него где-нибудь банан-другой, чтобы продать его маленькому мальчику. Меня бы устроил один-единственный! Но забота о чувствах клиентов никогда не была сильной стороной советского сервиса. Как и вообще забота о чьих бы то ни было чувствах.

Будь я постарше я, наверное, пошёл бы домой, проклиная нашу собачью жизнь и эту страну, но мне было всего восемь лет – и я просто заревел. Мало-помалу обида и разочарование уступили в моём сердце место злости. Ну почему всё вокруг вот так? – задавался я риторическим вопросом.

Тогда я ещё толком не мог сформулировать, как именно «вот так», но с каждым днём всё более отчётливо понимал, что вот так я жить не хочу. Хотя выбора у меня, конечно, не было: куда ты денешься с подводной лодки?

В это трудно поверить, но всего тридцать лет назад все рестораны, заводы и магазины самой большой в мире страны принадлежали одному собственнику – «народу» в лице советского государства. При этом советская экономическая модель отказалась от такой морально устаревшей ерунды, как конкуренция. Вместо неё система породила фантом под названием «соцсоревнование», участники которого – заводские рабочие, шахтёры и колхозники – должны были поливать своим потом борозду за скромную получку и вручаемый время от времени нагрудный значок «Ударник социалистического труда».

Что-то дают

Для советской системы слова «прибыль», «эффективность» и «добавленная стоимость» были сугубо теоретическими понятиями. Зарабатывание денег не было целью заводов и фабрик, обратная связь с потребителями отсутствовала, а востребованность продукции покупателем мало беспокоила руководство предприятий.

Если завод «А» производил утюги, которые никто не покупал, это не значило, что их перестанут штамповать. В то же время, если завод «Б» выпускал сковородки отличного качества, которые пользовались огромным спросом, и их было днём с огнём не найти, то это совершенно не вело к тому, что предприятие произведёт хоть на одну сковородку больше, чем было изначально запланировано.

«План» – системообразующее ядро советской экономики. В случае существенного невыполнения ответственного руководителя могли снять с должности или даже исключить из партии. А это уже было серьёзно, так как грозило потерей пенсии и привилегий, в том числе доступа к дефицитным товарам и продуктам питания, а также возможности проводить отпуска в ведомственных и партийных санаториях или лечиться в спецбольницах.

Нехватка всего подряд сопровождала гражданина СССР на пути от колыбели до могилы. Слово «дефицит» было одним из главных в лексиконе советского человека. Из продуктов питания к дефицитным товарам относилось столько всего, что проще перечислить то, что дефицитом не являлось. Базовые овощи, хлеб, молоко, макароны, соль и рыбные консервы – вот, пожалуй, все продукты, на наличие которых в магазинах всегда можно было рассчитывать, со всем остальным надо было надеяться на удачу.

Вот, например, кофе – наглядный пример дефицита. В СССР существовало два вида кофе: в зёрнах и растворимый. Готовые обжаренные зёрна стоили очень дорого – двадцать рублей за килограмм. Учитывая, что среднестатистический советский гражданин получал немногим больше сотни рублей в месяц, эта сумма была ощутимой. Сырые кофейные зёрна стоили дешевле, и их было чуть проще достать, так что наша семья предпочитала их. Толя собственноручно обжаривал их небольшими партиями на сковородке, на очень медленном огне, постоянно помешивая. Квартира наполнялась жутким кофейным запахом, от которого слезились глаза, и каждый раз после завершения обжарки приходилось открывать все окна, даже если дело происходило зимой.