Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 16

Потом нас посадили в эшелоны, и дивизия поехала обратно в Горький, но наш полк направили в Павлово-на-Оке, это где-то 90 километров от Горького. Приехали туда, казарм не было, так что кого где расположили – кого в школах, кого в других учреждениях, а нашу роту поместили в Клуб металлистов.

7 апреля 1940 года рота пошла на политинформацию, которую комиссар батальона проводил, а я с дневальным остался порядок наводить. Дневальный орет во всю ивановскую: «Смирно!» Смотрю, майор Петров, заместитель командира полка, пришел, командир полка тогда был ранен. Я докладываю: «Товарищ майор, рота находится на политинформации, за старшину такой-то». – «Показывай, где ваши пулеметы». А у нас пулеметы прямо на полу стояли, и когда дневальные подметали пол, пыль прям на смазанные пулеметы и осела. Ее сразу видно. Он говорит: «А ты куда смотришь?!» Пишет на крышке слово из трех букв: «Что написано?» – «Нецензурное слово». – «Говори какое!» Я сказал, а Петров: «И ты такой же!»

Только он ушел, сверху солдат бежит, говорит: «Мичурин, беги к комиссару батальона». Поднимаюсь на второй этаж. Только поднялся, все вскакивают, меня схватили и кричать: «Ура!» Я обалдел. Подходит комиссар: «Василий Сергеевич, я вас поздравляю с присвоением звания Героя Советского Союза». – «Товарищ комиссар, это же танкистам, летчикам, но не пехоте!» Я максимум на медаль «За отвагу» надеялся. А комиссар продолжает: «Можешь и меня поздравить, мне тоже присвоено звание Героя Советского Союза». Ему за то, что он взял на себя командование, когда комбат и разведка погибла.

А мне неловко как-то, даже не верится. Ребята мне телеграмму из конторы, в которой работал, протягивают, там: «Поздравляем!» Потом пришли газеты «Правда», «Красная звезда», в них указ: из нашей дивизии троим присвоили звание Героя Советского Союза, причем двое из нашего полка.

В мае я стал кандидатом в члены партии, мне было присвоено звание замполитрука, четыре треугольника в петлице и звезды на рукавах, а в августе меня направили в Минское военно-политическое училище. 28 августа я прибыл на Первомайскую, 26. Сдал экзамены, и меня сразу же назначили командиром 3-го взвода роты курсантов, в училище две роты было: наша – рота курсантов – и рота политруков, направленных на переподготовку. В этом училище мы изучали географию, топографию, тактику, вооружение. В феврале 1941 года мой взвод занял третье место на всеармейском кроссе им. Тимошенко, и 18 мая меня направили в командировку в Москву, я должен был получить приз – портрет Тимошенко. Приезжаю в Москву, докладываю. Мне: «Вы что, один прибыли?» – «Так точно, один». – «Портрет в рамке, рамка два метра высотой. Как ты понесешь?» Дали мне помощников, они сделали на рамку футляр, довезли меня до вокзала. Там я портрет сдал в багаж и в июне прибыл в расположение училища, которое в это время было в лагерях.

18 июня у меня закончился кандидатский стаж, и мне требовалась рекомендация из дивизии, она в это время в Полоцке находилась. Приезжаю в Полоцк, а полк и дивизия в это время ушли в район Лиды, причем без боеприпасов, только личный состав. Когда война началась, им крепко досталось…

В общем, рекомендацию я не получил, некому было ее дать. 20 июня в Полоцке зашел к секретарю райкома комсомола, он меня хорошо знал. С ним побывал на выпускном вечере и 22 июня прибыл в Оршу, там пересадка была. Выхожу из вагона, и вдруг на меня бежит взлохмаченный такой бирюк, а за ним с носилками бегут. Я ногу подставил, бирюк упал, подбежали с носилками, говорят: «Сумасшедшего везем, он вырвался». И тут я подумал, что будет что-то нехорошее.

Пришел на вокзал и услышал выступление Молотова. Комендант вокзала сразу же говорит: «Военнослужащие, едущие в отпуск, выйти из вагонов и следовать в Минск, для направления в свою часть». Гражданских, не жителей Минска, в Минск уже не пускали.





Приехал в Минск. У вокзала зенитки стоят, патрули. Прибыл на полигон, в расположение роты, а 23–24 июня нас, курсантов, направили в Минск, оказывать помощь гражданам, которые попали под бомбежки немецкой авиации. Они, сволочи, что делали – от вокзала по улице Ленина, сейчас это улица Победы, летели примерно 100 самолетов, бомбили и из пулеметов стреляли. Мы выводили очумелых людей из огня. Направляли их на Москву, Бобруйск, Могилев, Осиповичи. Потом мы получили приказ двигаться в район Могилева.

Прибыли на Буйничское поле, где нас зачислили в резерв политуправления Западного фронта. Дали три машины, меня назначили старшим, и мы поехали в Оршу, штаб фронта к тому времени под Смоленск переехал, в Гнездово. Приехали в Оршу. Город горит, а нам есть хочется, пайков-то нет. Ребята говорят: «Давай, возьмет директор магазина за яйца, скажем, мобилизовали для нужд фронта». Так и сделали. Директор говорит: «Берите что хотите, только дайте мне документ, что взяли для нужд фронта». Мы ему бумагу написали, масло, булки, консервы в машины загрузили и поехали. Приехали в Гнездово. Там был организован пересыльный пункт запаса политсостава, их же мобилизовать нужно, а потом в части направить. На этом пункте я опять оказался старшим. Всех распределили, осталось двенадцать человек курсантов. И тут пришел приказ: присвоить всем нам звание младшего политрука. Выдали новое обмундирование, мы повесили в петлицы по два кубаря. В это время штаб фронта переехал дальше, за Ярцево. Прибыли в Ярцево, там река Лобь, и мы пошли искупаться. Сняли обмундирование, только в реку вошли, смотрим – левее нас клеверное поле, а на нем парашюты, немцы выбросили десант. Мы форму схватили и почти голые побежали к коменданту Ярцево. Там переоделись, а немцы в это время Ярцево из минометов обстреливать стали. Но ничего, уничтожили этот десант, а потом в Ярцево Рокоссовский приехал, он останавливал группы бегущих и направлял их в части. Я попал в 64-ю стрелковую дивизию, она Минск обороняла, а когда стала отходить, немцы часть дивизии окружили, но основная часть дивизии вышла со знаменами, так что ее пополнили и снова на фронт.

Вот в эту дивизию я и попал, политруком пулеметной роты 3-го батальона 288-го стрелкового полка.

Под Ярцево дважды был ранен. Первый раз – когда этот десант уничтожали, а второй – у совхоза им. Зайцева, он правее Ярцево был. Немцы пошли в атаку. Артиллерия, минометы, пулеметы – отбили. Второй раз пошли – отбили. Третий раз их напоили пьяными и под барабанный бой в психическую атаку. А у меня три пулемета, рядом минометная батарея. Я минометчику говорю: «Давай поближе их подпустим». Они метров на 200 к нам подошли, мы как дали по ним из пулеметов, минометчики тоже как дунули – немцы и побежали. Пошли на поле собирать трофеи, часы, сигареты и прочее. Выходим, там немец раненный. Я ему: «…твою мать, доколи вы тут воевать будете?!» А он на чистом русском: «Пока всех не перебьем, будем воевать!»

Потом немцы опять в атаку пошли. Пулеметчика и наводчика ранило, их в тыл отправили. Командир роты за пулемет лег, пострелял немного, и его тоже ранило. А впереди большой валун, немцы сбоку от валуна. Я тогда беру пулемет – и к этому валуну. Немецкий расчет положил, потом меня у пулемета сменили. Рядом сарай стоял, я там НП сделал. Стою, наблюдаю, и в это время подбросило руку. Гляжу – кровь. Санпакетов уже нет, израсходовали. Рядом борона была привязана, так ребята кусок веревки отрезали, руку мне перетянули, и я пошел в медпункт полка. Прихожу, рука вздулась, но вскоре медицинский самолет прибыл, и меня отправили в Гагаринское имение, в армейский госпиталь. Привезли, врачи говорят: «Тебе наркоз или спирт?» – «Спирт». Они мне кружку налили, и я с катушек. Мне пулю вырезали, перебинтовали. Я в себя прихожу, на руке уже повязка, и: «Все, товарищ дорогой, иди в роту».

Прибыл в роту. Стали отступать. Мы вышли к реке Царевич. И в междуречье Царевича и Оби мы целый месяц воевали, правда, там уже не роты были, а отдельные группы солдат. То немцы нас подожмут, то мы их…

Потом у нас убило связиста. А надо же наблюдать, что впереди творится, и докладывать. Я командиру группы говорю: «Давай мне шесть солдат. Мы вперед пойдем и будем передавать, что видим». Пошли. Метров на 200 отошли, а немцы успели мину поставить, мы и подорвались… Кто впереди шел, тех насмерть, а мне осколки в шею и лопатку попали. В санитарном эшелоне меня отправили в Саранск, в госпиталь. Там я лечился до декабря 1941 года, а по излечении меня направили в распоряжение политуправления Московского военного округа, оно тогда было в Горьком.