Исход Эдема

— Да, Хозяин, — отвечает крошечная женщина. Её голос…такой странный. Ей трудно говорить, словно горло крепко сжимают. Голос звучит словно находится на грани крика. Словно он душит ее невидимыми тисками, которые сдавливают гортань изнутри. Чувствую, как кровь отливает от лица, но обуздав чувства, я поворачиваюсь и следую за ней. Она ничего не говорит, когда, свернув с главного фойе, ведет вниз по коридору. В уме делаю заметку, ни о чем ее не спрашивать без всякой на то необходимости.

Завернув за угол, у меня пересыхает во рту.

Прислонившись к стене, стоит парень и со скучающим видом рассматривает свои кутикулы. С ног до головы одет во все черное, что идеально гармонирует с его полуночными темными волосами, которые небрежно падают на лоб. Чуть выше среднего роста, широкие плечи и квадратная челюсть.

Саския замедляет шаг, а по ее хрупкому телу пробегает дрожь. У меня достаточно здравого смысла, чтобы догадаться и воспринять язык ее тела, как подсказку. Это кто-то из опасных.

— Дальше я сам, Саския, — говорит мужчина, не поднимая глаз от ногтей.　

Крошечная женщина трясется, ее слова также трепещут.

— Но… но хозяин… сказал…

— Твой хозяин не будет возражать. Если только ты не хочешь побеспокоить и спросить его. Малышка, а почему бы нам вместе не пойти и не спросить, а?

— Нет, — быстро отвечает Саския, от напряжения ее голос срывается. — Нет, в этом нет необходимости. Простите меня. — Она поворачивается ко мне, и ее темные глаза расширяются от испуга. Тихое предупреждение.

— Просто произнеси мое имя, когда потребуюсь. Я скоро вернусь, чтобы помочь тебе искупаться и одеться. — Затем, стремительно зашагав, она исчезает в коридоре, из которого мы только что вышли.

Мужчина отталкивается от стены и не сказав ни слова начинает идти. Я же не осмеливаюсь и шага сделать.

— Ну… ты идешь? Или предпочитаешь все сделать здесь, в вестибюле.

Я взвешиваю все варианты и понимаю, что у меня их просто нет. Раздраженно выдохнув и закатив глаза, я иду позади него.

— Куда ты меня ведешь? — Знаю, что лучше не показывать страх. Покажешь и тебя заживо здесь сожрут.

— В твою комнату.

«Только не с тобой», думаю я.

Но когда я оглядываюсь кругом, проходя мимо бесчисленного количества дверей в этой дворцовой тюрьме, то понимаю, что выбора у меня нет, кроме как следовать за ним. Я никогда не найду выход из этого лабиринта. Кроме того, он ничего не может мне сделать, что со мной еще бы не сделали. Меня били, унижали и обманывали. Ни одним словом не описать то, что я чувствую… ни тот уровень ярости, ни ту боль, которые вполне могут поведать об агонии в моей груди. Так что, сглотнув, я все смываю изрядной дозой беспристрастия. Эмоциям здесь не место. Не это мне нужно.

Он останавливается у двери, которая выглядит, как и все остальные — тяжелая, полированная древесина, увенчанная золотой ручкой — открыв ее, он ждет, когда я войду. Я заглядываю внутрь и почти уверена, что увижу Андреевский крест, цепи и кожу. Но я вижу лишь большую кровать цвета слоновой кости, драпированную на вид дорогим фиолетовым постельным бельем.　Шкаф с комодом стоят у дальней стены комнаты, а остальные стены украшают бесценные произведения искусства, на которые мне совершенно плевать. Никаких окон. Точно, здесь они не нужны.

Парень входит в комнату так, словно воздух в ней принадлежит ему. Проходит мимо меня и направляется к круглому столу, на котором стоит чаша со свежими фруктами. На столе из темного дерева также стоит графин с янтарной жидкостью, из которого мой незнакомец наливает себе бокал. Именно тогда я хорошенько рассматриваю его. Клянусь, я не хотела таращиться. Его лицо словно вырезано из алебастра — гладкое и неповторимое. Выразительные скулы, прямой нос, тонкие, но в тоже время чувственные губы. Он, без всякого сомнения, прекрасен. Но не от этого я стою как вкопанная на пороге.

Его глаза. Узнаю его глаза. Словно я смотрю сквозь них прямо в самую сердцевину его манящей тьмы.

Переступив порог и закрыв за собой дверь, я пересекаю комнату. Незнакомец наполняет два бокала, но мне не предлагает до тех пор, пока из одного не выпивает и снова не наполняет его янтарной жидкостью.

— Спасибо, — благодарю я, когда он протягивает мне бокал, не удосуживаясь посмотреть в мою сторону своими кристальными глазами. Он показал мне, что выпивка не отравлена. Это все, что мне нужно.

— Хочешь рассказать, почему ты здесь?

Его голос холодный, но все же в нем слышатся нотки веселья. Я делаю глоток обжигающего пойла, на вкус оно кислое, но сладкое на моем языке.

— Что ты имеешь в виду?

— Оглянись, Иден. На пляжный курорт немного не дотягивает.

Я сглатываю.

— Откуда ты знаешь мое имя?

У него хватает смелости улыбнуться мне, как будто его развлечение — это благословение. И я ненавижу признаваться в этом. Но это совершенно неестественно быть настолько непреднамеренно красивым. История моей жизни. В мире тайн и лжи — боли и страданий — меня окружают потрясающие создания, погруженные в мифы и фантазии.　

Се7мерка. Колдуны. Даже Люцифер во всем своем великолепном ужасе. Столько ужасающей красоты лежит в этом уродливом черном пятне беззакония. Как будто мне нужен еще один повод, чтобы вспомнить кто я такая — жалкий, хрупкий человек.

— Ты действительно думаешь, что попала сюда случайно? Вопрос заключался лишь в том, когда это произойдет. Честно говоря, я надеялся, что у тебя будет немного больше самоуважение к себе. Такая досада.

Его ухмылка становится грубой…смертельно угрожающей. Я должна была догадаться, что ослепительный незнакомец больше зверь, чем человек. Может это подарок. Может он вырвет мне глотку и избавит от уготованного мне здесь.　

— Надежда удел слабых, — твердо говорю я, а затем делаю еще глоток янтарного напитка. Он не обжигает. Я ничего не чувствую. — Ты ошибся.

— Так ты веришь, что сильная. — сардонически произносит он. — Хорошо. Ты должна быть такой, если хочешь достаточно долго прожить здесь и выбраться, мать твою, одним куском.

— А если нет?

Он пожимает плечами, когда подносит хрустальный бокал к губам.

— Тогда нам всем крышка. И многие из нас погибнут просто так.

Он опустошает бокал и бьет им по столу, посылая ударную волну напряженности по всей комнате. Она отскакивает от стен и ложится между нами липкими, всклокоченными молекулами. Тревога настолько плотная, что я ощущаю ее вкус на языке.

— Я никогда не выберусь отсюда, — шепчу я пять коротких слов, вызывающие презрительное предчувствие.

— Ну уж точно не в таком виде.

Он скользит взглядом сверху вниз по моему телу. И тогда я вспоминаю про свой растрепанный вид. Всего несколько часов назад я ехала по грязным улицам Чикаго, глупо улыбаясь и глядя на мужчину…демона…в которого влюбилась. Затем в вспышке яркой мести и искореженного метала, Ягуар Легиона обернулся вокруг передней части кузова броневика. По крайней мере, именно так сказал Люцифер, после того как вытащил нас и связал внутри бетонной комнаты. Моей комнаты. Комнаты из моих кошмаров, где я пытаю и калечу приемную сестру и других невинных людей. И все ради того, чтобы Люцифер был счастлив. Ради того, чтобы насытить это темное желание насилия, которое прячется глубоко во мне и жаждет бойни. Но я обменяла тьму на жизнь сестры. Мой последний самоотверженный поступок на Земле. Хотелось бы верить, что он был — самоотверженным. Но по правде говоря, моя тьма и рядом не стояла с той болью, которую я испытала, узнав, что для Се7мерки я была всего лишь пешкой. И я хорошо справлялась с этой ролью. Шах и мат.

Теперь вот она я — добровольный узник Ада.

Мрачный незнакомец подходит к шкафу и даже не коснувшись его пальцами, открывает дверцу, демонстрируя множество блесток, кружев и шелка — все это, без сомнения, нелепо дорогое. Он подбирает платье цвета мерцающего рубина и протягивает его мне.

— И что мне с ним делать?

— А как ты, черт возьми, думаешь? — отвечает он со зловещим блеском в глазах. — Надевай.