Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 236 из 259

— Давай уже пойдем, — поморщился Геральт. — Веди, — он сделал приглашающий жест, пропуская Гюнтера вперед.

— Прямо не о’Дим, а Сусанин какой-то, — пробубнила себе под нос Лена, которая мало-помалу начала прекращать бояться. В конце концов, призрак Ирис пока, кроме приветственного шипения и порчи собственной мебели, ничем себя не проявил. И поэтому Лене оптимистично подумалось, что может быть на этот раз обойдется и без драки.

Следуя за Гюнтером, они поднялись на второй этаж по широкой лестнице, ступени которой угрожающе скрипели даже под ногами легковесной Лены, внушая ей вполне справедливые опасения в том, что сейчас эта древняя конструкция с треском провалится, и они ухнут вниз. Однако все обошлось, и, немного попетляв в лабиринте запертых и открытых дверей, лавируя среди лома и гор мусора, они наконец вышли в длинный, скудно освещенный коридор.

Лена отметила про себя, что эта часть здания пострадала от пожара и от времени значительно меньше, во всяком случае, разор и запустение здесь не так бросались в глаза, как на нижнем этаже и в только что пройденных ими комнатах. Однако порадоваться этому она не успела, так как в аккурат посреди коридора материализовалась призрачная хозяйка — и зависла над полом, излучая вокруг себя мертвенное зеленоватое свечение.

— Знаешь, Гюнтер, похоже, Ирис не хочет, чтобы мы рылись в ее вещах — заметила Лена, настороженно наблюдая за пока что мирным призраком, который по-прежнему висел в центре коридора, слегка колыхая подолом и широкими рукавами свободного черного платья.

— Вы, люди, такие странные, — скептически фыркнул Гюнтер. — Каждый думает, что в его вещах и записях есть нечто оригинальное, такое, чего никогда и ни у кого не было. На деле же…

Договорить он не успел, потому что Ирис, которой, видимо, речи Гюнтера пришлись не по душе, издала воинственный клич, точнее, это был резкий, пронзительный, на запредельной высоты нотах визг — и ринулась в атаку.

— М-да, дипломатия — явно не твоя сильная сторона, — с сарказмом заявила Гюнтеру стремительно ретировавшаяся с поля брани Лена, так как о’Дим при первых же признаках опасности тоже поспешил покинуть помещение и теперь стоял рядом с девушкой, с любопытством наблюдая из-за косяка за разворачивающимся сражением Геральта с нежитью.

— Я просто не хочу мешать нашему другу Геральту заниматься своим делом. Ему вряд ли понравится, если я буду путаться у него под ногами, — невозмутимо заметил он.

— Ну понятно. Для призрачной госпожи Ирис фон Эверек ты тоже авторитетом не являешься, — презрительно фыркнула Лена. — Кстати, мне очень интересно, а где же Ольгерд? Ему ведь тоже нужно было явиться сюда.

— Он наверняка где-то тут и есть, — прищурился Гюнтер. — Спрятался, притаился и наблюдает за потугами и злоключениями нашего друга Геральта. Небось, еще и посмеивается про себя. Но веселиться ему осталось недолго. Геральт добудет розу. И вот тогда веселиться буду уже я.

— А как же Ирис? — спросила Лена несколько рассеянно, так как все это время она неотрывно наблюдала за тем, как Геральт и Ирис стремительно перемещаются друг относительно друга в узком пространстве коридора, при этом Ирис, как ни старалась, не могла приблизиться на расстояние удара, а Геральт пока держал дистанцию, выбирая момент для атаки. Тот факт, что противник оказался необычайно вертким и юрким, явился для Ирис полной неожиданностью, потом это стало все больше и больше раздражать ее и наконец привело в ярость. Перемещения призракини стали более хаотичными и нервными и все чаще и чаще сопровождались резкими злобными воплями. У Лены от них закладывало уши, и она болезненно морщилась при каждом взвизгивании агрессивной нежити. Геральта же, похоже, эти вопли нисколько не дезориентировали, он по-прежнему ловко уворачивался от выпадов призрака, избегая ее когтей, и продолжал наворачивать круги вокруг Ирис, выискивая прорехи в обороне соперницы.

От мельтешения черных юбок в ореоле зеленоватого сияния, что окружало Ирис, и взблесков ведьмачьего серебряного меча у Лены уже рябило в глазах, поэтому она не сразу разглядела появившуюся в конце коридора фигуру, а когда наконец расслеповала ее, то сначала удивилась, а потом с облегчением выдохнула:

— Ты был неправ насчет Ольгерда. Вон он, идет сюда.





— Это не Ольгерд!

Лена резко повернулась к Гюнтеру, так как его голос вдруг зазвучал очень странно и непривычно — в нем слышались злоба, досада и затаенный страх. Но кого мог бояться сам великий и ужасный могущественный Гюнтер о’Дим? Лена с изумлением посмотрела на него — и вдруг ей показалось, что доселе четкие черты его лица как будто задрожали, смазались — и под ними проступило нечто донельзя неприятное и жуткое. Однако это длилось лишь мгновение, а затем в ее глазах Гюнтер вновь обрел свой обычный облик. Лена сморгнула, решив, что это разыгравшаяся фантазия или уставшие глаза играют с ней злые шутки, и вновь обратила свой взор на шагающую по коридору фигуру.

Теперь она уже и сама видела, что приближающийся к ним незнакомец — совсем не Ольгерд, так как на фон Эверека с его рыжим оселедцем идущий к ним кудрявый брюнет не походил даже близко. В полумраке помещения разглядеть его лицо как следует Лена не могла, однако ей показалось, что этот, так неожиданно появившийся здесь мужчина, был скорее молод, чем стар. В голове Лены заклубился целый сонм мыслей, хаотично сменяющих одна другую — вопросы, на которые у нее не было пока ответов: кто это, как он появился здесь, что ему надо и почему он так уверенно идет прямо на ведьмака и Ирис.

«Он слепой, что ли? — промелькнуло в голове Лены. — Неужели не видит, что тут делается? До Геральта ему осталось шагов пять — не больше. Чего он хочет? И что он собирается делать?»

Геральт тоже заметил странного посетителя и в момент, когда тот приблизился на расстояние возможной атаки, мягко и стремительно отпрянул назад, освобождая себе поле для маневра на случай, если незнакомец решит напасть, или, напротив, создавая дистанцию, чтобы случайно не задеть его, если он пришел с миром. Однако то, что произошло в следующую секунду, заставило ведьмака несказанно удивиться.

Мужчина легко, даже можно сказать ласково дотронулся до призрачного локтя Ирис, привлекая к себе ее внимание. Против ожидания, разъяренный и разгоряченный боем призракиня не накинулась на незнакомца, вторгшегося в ее владения, а напротив даже как-то стушевалась и сникла, явно и враз растеряв весь свой боевой задор.

— Послушайте, гражданочка, — мягким и приятным голосом обратился мужчина к Ирис. — Пройдите, пожалуйста, вот в портретик ваш. Можете в левый или правый, в какой вам удобнее. Со всем уважением к вам, как к хозяйке, я вас извещаю, что ваша скромная обитель выбрана местом очень важной встречи. Ну извините, так уж вышло. И сейчас сюда прибудет высокий гость. О-очень важная персона. Поэтому я вынужден прервать ваш активный диалог с оппонентом. Давайте так: сначала мы свои вопросы порешаем, а потом вы с товарищем вернетесь к своему диспуту.

Ирис, к вящему удивлению Лены, внимательно и терпеливо выслушала речь незнакомца, а потом с тяжким вздохом поникла, ссутулилась, послушно поплыла к портрету, втянулась в него и скрылась за своим же безликим изображением на холсте.

— Эй, Гюнтер! — позвал мужчина, обратив свой взор к дверному проему, за косяком которого прятался о’Дим. — Иди сюда, что ты там прячешься. И спутницу свою прихвати. У нас к ней тоже будет пара вопросов.

— Это Ольгерд, что ли, ваша очень важная персона? — поинтересовалась Лена, остановившись на всякий случай рядом с Геральтом и опасаясь подходить к незнакомцу близко. Хотя теперь, когда она смогла разглядеть его как следует, страшным он вовсе не показался, даже наоборот, Лена отметила, что он выглядел нереально красивым, просто-таки нечеловечески.

«А кто тебе сказал, что это человек, — промелькнуло в голове у Лены. — Наоборот, все говорит о том, что человеком это существо как раз таки точно не является».

— Ольгерд? — незнакомец рассмеялся. — О, нет! Он, как и все мы, лишь песчинка — одна из множества миллионов тех, что Он пропускает сквозь пальцы. Хотя, это я просто сказал красивость. Потому что вы, смертные, любите красивости. Это не приближает вас к пониманию того, что Он есть, но хотя бы иногда побуждает к размышлениям о чем-то, кроме хлеба насущного.