Страница 226 из 259
— Тут есть неподалеку одна медичка. Хорошая девка. Надежная. И дело врачебное как надо понимает. И к ведьмакам, что удивительно, относится прямо вот… хорошо. Она меня подлатает. А потом только меня тут и видели.
— Все-таки на большак?
— Да. Хотел пожить в тепле и довольствии, но не судьба наверное.
— Ну так-то ведьмакам работы много. Только платить за нее некому. Война для нас не прибыльное дело.
— Еще какое. Если б была у меня возможность, я б лучше королей убивал, которые войны развязывают. Во кто чудища-то настоящие. И людя́м из-за них жизни нет. И нам, ведьмакам, не заработать. Хаос токо сеют. А народу-то порядок нужен. Хоть ты кто: купец, кмет или ведьмак.
— Кстати, а как ты собирался отсюда смыться?
— Путем, которым предложил новый хозяин дома. Притворился бы трупом, меня бы выкинули через потайной вход на окраину Оксенфурта, а там меня и поминай как звали. Но ты оказался по-ведьмачьи предусмотрительным и дотошным. А перспектива быть похороненным заживо меня, сам понимаешь, вовсе не вдохновила. Пришлось воскресать раньше времени. Кстати, — Гаэтан понизил голос. — Я смотрю, братья вроде по характеру разные, но кое в чем мыслят абсолютно одинаково.
— Ты о чем?
— Этот хозяин решил избавиться от сора в доме так же, как и предыдущий.
— Ты хочешь сказать… — насторожился Геральт.
— Когда Хорст нанимал меня, ему вообще-то требовались услуги ведьмака, а не охранника. Так что работа мне предстояла именно по профилю, — сообщил Гаэтан.
— Гули?
— Ха! Подымай выше. Грайвер!
— Опаньки! Это получается, Хорст там практически кладбище устроил, раз к дверям в его тайное убежище такая важная скотина пожаловала. Хм, я, конечно, знал, что семейка Борсоди — не приверженцы Культа Пророка Лебеды, но старик Максимилиан себе таких грубых и грязных методов не позволял. Как бы там ни было, о репутации Дома он заботился, работал только с проверенными клиентами, а конфликты интересов разрешал с помощью надежных посредников и никогда не выносил сор из избы.
— Знаешь, этот его братец прав в том, что Хорст был жаден до неприличия. Жадность бы его в конце концов и сгубила.
— Так уже сгубила.
— Да знаешь, слухи о том, что с Домом не все чисто, уже начали ходить по Оксенфурту. Но все помалкивали, пока был жив Радовид. Ведь он покровительствовал Дому, так как Хорст щедро башлял корольку на все его начинации по первому зеленому свистку и даже без оного. А вот когда Радовида не стало, тут народ языки-то и распустил. Знаешь, когда на окраине мирного в целом города заводятся трупоеды, этого не заметить трудно. А заметив, разумеется начинаешь задаваться вопросом: а откуда там взялись покойники? Особенно, если все учтенные и знакомые мертвецы чинно и спокойно полеживают на кладбище.
— А как же те, кто был уличен в колдовстве и порочащих связях? Их тут тюрьма целая, — напомнил Геральт. — Они тут даже без казней дохли пачками. Куда такую армию жмуров девать?
— А-а. Так Охотники были не дураки. Этих свозили за мост, на поле битвы, где недавно реданцы с нильфами схлестнулись. Там этого добра и так что грязи. Для трупоедов — пир. Говорят, и реданские, и нильфские патрули токо кромочкой проходят. Вглубь никто не суется. Честно тебе скажу, даже я, опытный и бывалый ведьмак, туда бы зайти поостерегся. Хотя бы мне император Эмгыр и золотую тетерю предложил.
— Император Эмгыр так же жаден, как и Хорст Борсоди, — усмехнулся Геральт. — Думает, что можно лишь приказать — и для него все сделают. Поэтому платить он никому не собирается.
— Нахуй нужен такой император. Чувствую, при нем хорошей жизни мы тут не увидим. Надо на Скеллиге подаваться. Или в Ковир.
— Ты про Хорста не договорил, — напомнил Гаэтану Геральт. — Как он-то дошел до жизни такой?
— Ну так война. Мародеры. Зачастили сюда всякие сомнительные личности, минуя посредников, в надежде срубить легких денежек. А Хорст справедливо прикинул: зачем платить, если можно взять даром. Раритет — в копилку, незадачливого охотника за легкой наживой — на корм трупоедам. Выгода со всех сторон: и добро прибывает, и деньги целы. И шито-крыто все. Радовиду не пожалуешься, коли Хорст у него в почете. Да и кто будет искать неизвестного того-не-знаю-кого. Если и была у того родня какая, просто скажут, что на войне сгинул — и все, концы в воду.
— Война когда-нибудь закончится. А репутацию настолько подмокшую потом хрен высушишь.
— Это меня уже не касается. Ты ведь теперь вместо меня тут будешь. Вот новому хозяину это и скажи.
— Не, Гаэтан. У меня с Эвальдом договор разовый. Вот с тобой бы он с удовольствием заключил долгосрочный. Собственно, он просил это тебе и передать, если я тебя найду. Но если тебе неинтересно, могу сказать, что я тебя уже не застал.
— Ох, сдается мне, Геральт, что он сука еще та, — поскреб бритую макушку Гаэтан.
— Правильно тебе сдается. Но если ты сейчас выложишь ему всю правду про Хорста и его методы, он под влиянием момента заклеймит братца позором и, возможно, на вооружение его тактику брать не будет. Особенно, если надавить на репутацию Дома и намекнуть, что войне, возможно, скоро придет конец.
— А с чего ты взял, что войне скоро конец?
— А с того, Гаэтан, что все войны когда-нибудь заканчиваются. Сколько лет нас уже колбасит? Все устали. Всем мира хочется. И поэтому императорам, которым не нажраться никак, настало время своей войной подавиться. Один вот уже готов. Еще один остался.
— Помрет Эмгырка — войне конец, — согласился Гаэтан. — Да только с чего ему дохнуть? Он вроде не сильно еще стар и не болен.
— А с того, что достал он всех, и чужих, и своих, — сказал Геральт. — Да и хрен с ним, с Эмгыром. Ты-то что делать думаешь? То есть, что мне Эвальду передать?
— Скажи, я согласен, — сказал Гаэтан, укладываясь на кровать. — Сейчас вылежусь, потом схожу к докторице… И приступлю.
— Ну, нашел ты этого, как его? — поинтересовался Эвальд, когда Геральт вернулся в сокровищницу.
— Гаэтан его зовут. Ты запиши себе на бумажке, что ли, если так запомнить имя хранителя твоего покоя и благосостояния не можешь.
— Это значит, он согласен, — проигнорировав сарказм Геральта, резюмировал Эвальд.
— Да. Как я и предполагал. Кстати, у него есть любопытная информация о новых традициях Дома Борсоди, которые ввел в оборот твой братец Хорст.
— Какая-нибудь хрень, зная этого упыря, — презрительно фыркнул Эвальд.
— Судить тебе, конечно. Но, думаю, папаня ваш в гробу бы перевернулся, узнай, как его сынок блюдет традиции и что делает с репутацией, которую старик Максимилиан с таким трудом зарабатывал.
— Да я ни секунды не сомневался в том, что эта тля, — Эвальд кинул полный ненависти взгляд на тело брата, — пустит прахом все, что отец наживал непосильным трудом. Я верну Дому Борсоди его честное имя. И не позволю порочить репутацию нашей славной фамилии.
— Рад это слышать, — кивнул Геральт. — Раз так, ловлю тебя на слове, которое ты мне дал. Шкатулочку, которая Дом Борсоди, я сталбыть забираю.
— Не, погоди. Геральт, ты бери что хочешь, но шкатулку я тебе отдать не могу.
— Нет, Эвальд, это ты погоди. Ты нам всем, включая мою девушку, наобещал, мол, берите, что хотите. Если это самое «что хотите» включало в себя все, кроме шкатулки Дом Борсоди, надо было сразу об этом предупреждать. Я бы тогда и впираться не стал. А так получается, дело сделано, а ты новые пункты в договор вносишь.
— Да еще и не сделано вообще-то ничего, — вмешался Йорвет. — Права нашего наследного принца на Домик и все сокровища доказать бы неплохо. А завещаньице-то, меж тем, тю-тю.
— Что? — Эвальд подскочил к шкатулке — тому самому Дому Борсоди в миниатюре, который был нужен Геральту — и открыл крышку. — Пусто, — пробормотал он.
— Ну так я шкатулочку-то заберу, — снова напомнил о себе Геральт.
— А, да, — Эвальд машинально протянул ведьмаку уже ненужную ему принадлежность.
— Ну вот, — радостно заявил Геральт, принимая из рук обескураженного Эвальда шкатулку. — И стоило из-за ерунды в бутылку лезть.