Страница 211 из 259
— Без тебя догадалась бы. Дальше?
— Ты больше никогда не увидишь Геральта.
— Мог бы и не говорить. И ты, и я знаем, что у всего есть цена, даже если она и не материальна. Конечно, за две небросовых души я должна хорошо вложиться, так сказать, в астральном эквиваленте.
— Ты даже не представляешь, насколько права. Я в тебе не ошибся. Ты умная девушка, прямо не по годам. Ну что ж, раз мы с тобой все обсудили… — Гюнтер хлопнул ладонями по коленям, будто ставя точку в договоре. — У меня все. Как всегда, приятно было пообщаться, а иметь с тобой дело, как выяснилось, еще приятнее. Люблю, когда вот так, оперативно, по деловому, без слез и истерик… Кстати, об истериках и невротиках. Вот, возьми-ка этот документик в знак, скажем так, моей доброй воли.
С этими словами Гюнтер протянул Лене свернутый в трубку и перевязанный шнурком с печатью плотный лист бумаги.
— Что это? — с некоторой опаской спросила девушка.
— Именно то, что действительно хотел Ольгерд, когда просил у Геральта принести ему Дом Борсоди. Это завещание Максимилиана Борсоди, которое до недавнего времени лежало в шкатулке.
— Так что, выходит, Геральту не нужно выполнять второе желание Ольгерда? Ты выполнил его за Геральта?
— К сожалению, нет. Я принес бумагу, а Ольгерд попросил у твоего друга шкатулку. Так что Геральту придется попотеть и поломать голову, чтобы достать этот предмет декора. А все из-за того, что фон Эверек так и не научился облекать свои мысли в правильные и нужные слова. Когда Геральт понесет ему пустую шкатулку, иди с ведьмаком и стукни Ольгерда по носу этим свитком, пусть это послужит ему уроком и лишний раз докажет, что даже бессмертие не прибавило ему ума, коли он до сих пор не может внятно объяснить, чего хочет.
Гюнтер оставил Лену сидеть на крыльце со свитком в руке и грустными думами в голове, а сам, насвистывая песенку, пошел прочь от ее дома по дороге к мосту.
— Гюнтер, не свисти! Денег не будет, — навстречу ему с придорожного камня спрыгнул Кузьма.
— Я заключил очень выгодную сделку, — похвалился своему подельнику Гюнтер.
— Да? А я бы не сказал. Даже наоборот. Гюнтер, ты чего сейчас вытворил-то?
— В смысле?
— Сольвейг! — с досадой изрек Кузьма, глядя на своего партнера, как на глупенького. — Ты же именно ее только что из этой девчонки сделал! Слил ей две стопроцентовые души, а ее саму, тем самым, пристроил в конкурирующее ведомство, можно сказать сам принес ее белопёрым на вытянутых руках на блюдечке с голубой каемочкой и в праздничной упаковке. А ведь я тебя предупреждал: Гюнтер, не увлекайся. Но ты не смог вовремя остановиться — и вот результат: один плюс один плюс один — должно быть три, а у тебя — нуль. Теряешь хватку.
— Ты так считаешь?
— Практики у тебя в последнее время было мало, вот и вышло, что ты сам себя запутал и перехитрил.
— Послушай, Кузьма, вот скажи мне, в чем наше с тобой отличие?
— Что?
— Как ты думаешь, почему ты бегаешь с мешком за всяким отребьем, а я чинно и культурно беседую с милыми и чистыми девушками?
— Это Ольгерд-то с Геральтом, по-твоему, чистые и милые девушки? — фыркнул Кузьма.
— Конечно, нет. Ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду, — терпеливо объяснил Гюнтер.
— Ну так почему? Будь добр, объясни. А то я в последнее время совсем тебя понимать перестал.
— Я не гонюсь за легкой наживой, а умею разглядеть выгоду там, где ее казалось бы и быть не может.
— Это верно, — согласился Кузьма. — Насчет сомнительной выгоды. Вот я, хоть дай мне Гавриил по башке дубиной, не могу понять, где ты тут ее углядел.
— Видишь, ты не можешь, а вот Лена почти поняла.
— Слушай, хватит говорить загадками. Я простой пуговичник, этих ваших людоведческих университетов не заканчивал. Говори уже, где тут вампир-то порылся?
— Вопрос цены.
— Дык платить-то теперь не за что. И некому. Три души у тебя в разработке было, все проебаны.
— Душ нет, люди остались.
— На что они тебе?
— Вот девушка вернется домой, вспомнит про свою любовь и неслучившееся счастье, утраченное, между прочим, безвозвратно. Как думаешь, сильно лихо ей будет?
— Ну, пострадает, ясен пень. Она ведь в этого ведьмака всерьез влюбилась.
— Угу. Вот тут-то я ее горючие слезки в мешочек и соберу.
— Ай, девичьи слезы — что вода, — пренебрежительно махнул рукой Кузьма. — Сегодня по одному горюет, завтра этого забыла, другого нашла.
— Кузьма, ну что ты сейчас говоришь такое. Сам себе противоречишь.
— В смысле?
— Сольвейг. Заметь, это ты ее так обозвал. Сам-то посуди, ведь не любая свою душу хоть бы и за любимого мужчину в обмен предложит. А эта даже минуты не сомневалась. Понял, куда веду?
— Горючесть слезок будет нужной концентрации?
— Даже не сомневаюсь.
— И куда ты это добро потом денешь?
— Есть у меня на примете любитель такого товара. Я ему эти вкусные плюшки, а он мне взамен какой-нибудь приятный бонус.
— Ты так купил возможность этот твой фокус с остановкой времени показывать? — догадался Кузьма.
— Ну, а то! Я ему маленький презентик, он мне — способность. Для него это мелочь, а у меня сразу вон сколько возможностей.
— То-то ты на каждом углу про Время талдычишь, — сообразил Кузьма. — Хочешь его понять?
— Честно? Я хотел бы быть Им, — со вздохом признался Гюнтер. — Но увы… Мы с тобой лишь то, что мы есть. И будем такими, пока Оно не скомандует нам отбой.
— Слышь, Гюнтер, ты эти упаднические настроения брось, — посоветовал приятелю Кузьма. — Через эти желания ты скоро сам как эти смертные станешь. Вон уже хотеть чего-то начал. Ты ж демоническая сущность, функция, ты не можешь ничего хотеть.
— Да кто его знает, как привилось? — пожал плечами о’Дим. — Может, правда, заразился от своих клиентов желательским зудом.
— Ладно, пошли, найду тебе под это дело красивый мешок, — сказал Кузьма. — Не дело такой значимой Сущности подносить дары в какой-нибудь рванине. А то ж я тебя знаю, ты все продумаешь, а об антураже забудешь. Грамотно товар подать — это тоже, знаешь, искусство.
— Да, практичности мне все-таки иногда не хватает, — согласился Гюнтер.
Так, мирно беседуя, двое чертей не спеша прошли Оксенфуртский мост с мирно спящими на посту стражниками и пошагали в направлении Велена.
========== ЭТО СЛАДКОЕ СЛОВО "ХАЛЯВА". ГЛАВА 12, в которой Лена и Талер знакомятся с содержанием завещания ==========
Гюнтер ушел, а Лена осталась сидеть на крыльце, тупо и бессмысленно глядя на свиток, который держала в руках.
— Что чувствует человек, только что заложивший душу дьяволу? — спросила она себя. — Получается, что ничего. Как-то пусто на душе, будто ее у меня сейчас и вовсе нет. Может, Гюнтер ее уже умыкнул втихаря? А взамен сунул мне вот эту хрень. Хотя вообще-то это ведь важная вещь — то самое завещание Борсоди, которое так нужно Ольгерду. Посмотреть, что ли, о чем там этот аукционист пишет?
Лена покрутила свиток в руках, думая, как бы половчее освободить его от ленты, которой он был перевязан. Собственно, сама лента как таковая проблемы не представляла, смущала девушку печать, которая была оттиснута, как и положено, в аккурат на узле, причем так, что развернуть свиток, не повредив ее, было нельзя, а ломать печать Лене почему-то не хотелось.
— Вот испорчу, а потом по закону подлости она понадобится в целости и сохранности. И буду тогда локти кусать. Господи, о чем я только думаю? — удивилась она сама себе, но тоже как-то вяло и безэмоционально. — Вообще-то мне Геральт изменил, а я беспокоюсь о какой-то дурацкой печати. Наоборот бы надо ему в отместку расхерачить этот свиток к чертовой матери, вот тогда бы он у меня поплясал, — Лена вздохнула. — Да только почему-то не хочется. Ох, пойти что ли Талера разбудить? Он ведь шпион, так, поди, знает все эти штучки, как аккуратно открыть и прочитать запечатанный документ, а потом сделать, как было, — Лена встала с крыльца и направилась к фургону. — Сама не знаю, зачем мне это теперь нужно? И какое мне дело до Ольгерда с его желаниями? По идее, надо бы и на Геральта наплевать, но я не могу. Ведь пока он не выполнил второе желание, а Ольгерд не озвучил свое третье, Гюнтер не отправит меня домой. Ну и что? Как будто эти несколько недель моего пребывания здесь что-то решат или изменят. Да и вообще, я ведь должна ненавидеть этого чертового ведьмака за то, что он натворил. Так, зараза, не получается. Это наверное Гюнтер меня сегодня морально выпотрошил своими откровениями, вот у меня и нет никаких эмоций. Ну и ладно, — решила Лена. — Вот завтра Геральт явится, тогда я ему все выскажу и заявлю, что я его официально бросаю и ухожу от него. Хотя, почему это я должна уходить из своего дома? Лучше я его выгоню! Пусть катится к своей Шани или вообще, к кому хочет, — Лена снова тяжко вздохнула. — Так ведь и покатится, побежит, точнее. И кого я таким образом накажу? Уж точно не его. И что мне все-таки делать с этим бабником? Изменить в ответ? Детский сад какой-то. Да и с кем, с Талером, что ли? Простить его и сделать вид, будто ничего не было? Наступить на горло собственной гордости и просто спокойно дожить с ним то время, которое мне здесь отпущено? Ох, господи, я не знаю. Может, утро вечера мудренее? Пусть сначала вернется, а там уж я решу, — попробовала обмануть саму себя Лена, на самом деле уже определившись с ответами на свои вопросы. — Ладно, как говаривала Скарлетт о’Хара*, подумаю об этом завтра. А сейчас, пока этого паршивца нет, самая стать заняться завещанием. Время как-то скоротать все равно надо, а заснуть после всего, что мы тут с Гюнтером друг другу наговорили, мне точно не светит.